|
|
Федорина Александра Константиновна родилась в 1918 г. в д. Абышево
Кемеровской области. Проживает там же. Рассказ записан Тюпиной Ольгой в ноябре
1999 г.
Моя мать - Вахромеева Прасковья Дмитриевна и отец - Трушкин Константин
Акимович, оба - из деревни Бутовой-Степной. И тот и другой жили в работниках.
Мы, дети, никогда не слышали, чтобы они промеж собой скандалили.
Изба у нас была одностеночка, деревянная. А у некоторых были и мазанки. На столе
салатов, как сейчас, конечно, не было. Но поесть всегда можно. Особенно на
праздники. После коллективизации всё, конечно, изменилось. Голод стал. Хлеба не
было. Кисели всякие варили. Лебеду ели. В войну потом это повторилось. Хорошо
хоть картошка была. Из неё все пекли. И хлеб тоже.
Мама умерла рано, ещё до колхозов. Осталось нас шестеро детей, самому младшему,
из которых - четыре года. Я тоже маленькая была. Пришлось помиру ходить, то
есть, в побирушках. Я долго ходила, пока меня не отдали в няньки, в Денисовку. В
мои обязанности входило только за ребенком смотреть. Делать ничего не
заставляли, не обижали. Но чужое, оно чужое и есть. Все вместе жили, а я одна.
Очень тянуло домой. Однажды собралась и ушла: сама ребенок ещё.
Мне было лет двенадцать, когда наши уехали в Новостройку на заработки. Оставили
нас вдвоем с младшим братом, чтобы мы огород поливали, да за домом
присматривали. Есть нечего было. Пойду в д. Гагаркино, где отцовы братовья жили.
Пока иду по деревне, побираюсь - где хлеба буханку дадут, где накормят. Да
братья ещё чего дадут. Им же неудобно, что племянница побирается. Вот и живем с
братом неделю. Потом опять иду к дядькам "в гости".
К беднякам люди относились по-всякому. К нам плохо не относились. Помогали, кто,
чем мог. К богачам - так же, к одним хорошо, к другим плохо. Это от человека
зависит.
Когда открыли школу, то в неё принимали только по одному человеку из семьи.
Брата, вот, старшего взяли, а меня нет: рассаживать детей некуда было. Но потом
и меня взяли. Училась охотно. Но вскоре родители перестали пускать меня в школу.
Как и большинство других. Семьи большие, их кормить надо. Это потом по городам
учиться стали, а в деревнях не до того было. Я потом в вечернюю школу ходила.
Вот теперь только расписываться и умею.
Я что-то не помню, чтобы мои родители или кто-то из взрослых о политике
говорили. Да и когда было говорить? В работе всю жизнь были. Ну, говорили,
разве, что Ленин, мол, был хорошим человеком. Хорошо стало жить при нем.
С 1932 г. я стала работать в колхозе. Детворы тогда много в колхозе работало.
Пололи хлеба. Баловались, конечно, много вытаптывали. Тут уже я какой-никакой
хлеб стала получать, да по пять копеек за трудодень. После уборки на полях
что-то оставалось. Мы собирали. За это судили. Всё равно ведь пропадало. Но
нельзя было, и всё тут. Боялись, но собирали. А что делать было? Голодно.
Работали много. Но - не обуться, не одеться. И на работе и дома ходила босиком.
Замуж вышла. Платье у меня всего одно было. От матери досталось. Вещь дорогая.
Одевала только по большим праздникам. Родила дочь, завернуть не во что было. Она
у меня целый месяц нагишом лежала. Никакой свадьбы у нас с мужем не было.
Сошлись - и всё. Свекровь ушла, оставила нам одно ведро, две ложки да чашку. Вот
и всё хозяйство. А то, что имеем сейчас: дом, корову - это мы уж после войны
заимели.
Как проходила коллективизация и раскулачивание, я как-то не запомнила. Вроде
загоняли в колхозы. Скотину и машины, - все забирали. Но мне, кажется, как
только советская власть началась, так и стала поджимать богатеньких. Кто-то
успел сбежать. Продал добро, и больше его не видели. Другие пострадали за свое
же добро.
Ссылали тех, на кого кто-то заявление написал. Некоторые потом вернулись. Зло,
например, я на тебя стану держать, напишу заявление, тебя и заберут. И всё!
Потом так делалось в 1937 г. Одного из моих дядек так забрали. Он в колхозе за
жеребцами ходил. На него кто-то, за что-то донес и забрали его, как тогда
говорили, "по линии НВКВД", как "врага народа". А какой он враг? Он труженик
был. Как все.
Активистами в колхозе становились те из деревенских, кто пошустрее был. Они
получше нас жили. Хотя я не скажу, что у нас только верхушка неплохо жила.
Многие так жили, если хорошо работали. А заслуженными колхозниками у нас стали
всего несколько человек: я да ещё пятеро. В 1955 г. меня в Москву посылали на
ВДНХ как хорошую доярку. Помню, что у меня тогда паспорта не было. Ездила со
справкой. И вообще, тогда мы выезжали из деревни только по справке председателя.
Когда началась война, мужики пошли на фронт. Охотно - неохотно… Молчком.
Повестка пришла, - иди. Куда денешься? Попрощаются с семьей: "Жди, врага
разобьем и дома будем. - Весь наказ нашему брату был - растите детей. Вернусь…".
Мало вернулось.
После войны тяжело жили. Налогами нас давили очень даже хорошо. Держишь свинью -
отдай 500 руб. налогу, поросенка - 500 руб., корову - 500 руб. Но и тех нельзя
было держать, сколько хочешь. Корову, например, можно было держать только одну.
Лошадь держать совсем не разрешалось. А тут ещё кроме денег надо было налоги
продуктами сдавать: молоко - сдай, шерсть - сдай, яйца - сдай, мясо - сдай,
овчину сдай. Себе ничего не оставалось. Вот уж когда Маленков всё отменил,
тогда, конечно, мы стали получше жить. Нам дали паспорта, ввели выдачу аванса
деньгами (один раз в квартал), отменили налоги на тех крестьян, которые
хозяйства не имели, повысили закупочные цены на сельскохозяйственные товары.
В деревне у нас церкви не было. Только - часовенка. Но священник был. Очень его
уважали. Почему тогда церкви закрывали, - не знаю. Помешали они, наверное,
кому-то. А сейчас вот опять их устанавливают. Кому-то они опять понадобились.
Зачем же их тогда было рушить?
Винят в этом коммунистов. А при них, мне кажется, люди лучше жили, чем сейчас.
При коммунистах было так: кто-то, где-то утащил, а кто-то и нет. А сейчас - мы
не тронь, а они карманы набивают. Им и живется. Многое сейчас изменилось. Многие
"клали" на книжку, может, на смерть. А денежки пропали. А нам пользы от этого
никакой. Колхоз совсем распался. Люди заболтались в городе. Едут в деревню на
дачу. А все местные разъехались - кто, куда. Мои братья тоже уехали из деревни.
Кто шахтером, кто трактористом работал. Одного в шахте завалило.
Тогда мы все работали, привыкли работать, нельзя было не работать. Никто дома не
сидел. А сейчас хоть работай, хоть не работай. Закон разрешает. Муж дома сидит,
а жена работает. Вот потеха! Со смеху помереть!
Выдумали - нет работы. Да в деревне всегда работа есть! Я вообще не понимаю, как
это нет работы!
Печатается по кн.: Л.Н. Лопатин, Н.Л. Лопатина.
Коллективизация как
национальная катастрофа. Воспоминания её очевидцев и архивные документы.
Москва, 2001 г. (Использована электронная версия с адреса
http://www.auditorium.ru/books/477/index.html)
Здесь читайте:
Россия в XX веке
(хронологическая таблица)
|
