Александр Байгушев

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

XPOHOC

ФОРУМ ХРОНОСА

НОВОСТИ ХРОНОСА

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

РЕЛИГИИ МИРА

ЭТНОНИМЫ

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ

КАРТА САЙТА

АВТОРЫ ХРОНОСА

Александр Байгушев

АНТИ-БУШИН

= памфлет =

Тринадцать пунктов анамнеза садиста

9. «Бу-шиза» с «нехорошей квартиры»

Никогда не знаешь, когда за твоем спиной появится черт. Еще про себя - о моем собственном принципиальном отношении к опасному типу «Красного Хама». Я всегда понимал, что «Красный Хам» - это не русский народ, а это его отщепенцы, это выродки из русского народа. Я никогда не позволял себе здороваться за руку с Владимиром Сергеевичем Бушиным. После его рукопожатия надо руки долго и тщательно с хлоркой мыть. Мы всегда еще с 60-х годов были с «Красным Хамом» Бушиным, как бы это повежливее сказать, - из разных срезов общественного театра. Он из барской ложи, а я держался, как парень с простецкой русской галерки. Хотя к этому времени я  уже закончил оба очно два престижных ВУЗа – романо-германское отделение МГУ (попутно сдав за весь курс русской литературы) и тогда гремевший «супермодерновый» ВГИК – институт Кинематографии. И - по закрытой схеме работал на  члена Политбюро Брежнева. Готовившего свой приход на партийный трон. Меня познакомила с отцом Галя-Милаева Брежнева, с которой мы вместе работали в АПН и одно время дружили: Галя плохо кончила, спилась до дурдома, но молодости была молода, энергична и умело вербовала отцу сторонников. Какой она мне устроила шикарный день рождения, я до сих пор вспоминаю с придыханием – но не буду отвлекаться, я написал о той истории в предисловии к уже упоминавшейся мною популярной монографии профессора Сергея Николаевича Семанова (8-е переиздание) «Дорогой Леонид Ильич» (М., Эксмо-Алгоритм, 2007).

Но именно  тогда как раз и Бушин стал появляться у нас в АПН. Он одно время был главным редактором на зарубежном радио – должность, на которую, как вы сами понимаете, не утверждали без особого согласия КГБ. И в АПН я уже не мог, как в ВООПИК, просто не послать «чужому» пригласительного билета. На свой день рождения в Дом Журналиста я, уж разумеется, его не пригласил. Но издалека здоровались. В АПН я был не общественником, а на особо ответственной партийно-государственной службе, а мы тесно контактировали по ее линии с зарубежным радио (одна была единая система контрпропаганды – система службы «К»). Мне говорили, что с «бывшим фронтовиком» надо быть повежливее, что он зол на язык и «куда-то вхож», даже за железную дверь в особо секретную ГРПП (занимавшуюся политической дезинформацией). Я не знаю, насколько это было про Бушина достоверно. Но я, тем не менее, тогда даже с Владимиром Познером, «отпетым американцем», в разумных пределах общался, а вот «Мракобеса» обходил за версту - мне был всегда глубоко противен Бушин. Он наглядно представлял из  себя тот тип, который в народе называют «из грязи в князи». Говорил он на диком «концелярите» - какой-то странной помеси канцелярских сексотских доносов с блатным шпанским жаргоном. Не образован был дремуче, хотя хвастался, что тоже, как у меня, у него два гуманитарных диплома. Постоянно хамил тем, кто казался ему не ровней и, напротив, фальшиво лизал зад функционерам Союза писателей. И при этом - он, не вылезал с посольских и правительственных банкетов,  ходил в черном английском костюме, полуфраке с белоснежной манишкой и с бабочкой-галстуком – смуглый красавец, как Остап Бендер, со смоляными гладко зачесанными волосами (кому не верится, пусть перелистает, посмотрит майский номер газеты «Завтра» за 2006 год - там Вл. Бушин опубликовал снимки из семейного альбома cвоей «цветущей марксистской молодости», я уже ссылался на эти документалбные снимки, им самим предоставленные).

В АПН мы с Бушиным,  Бог уберег, фарватерами разошлись. Но неожиданно его фамилия снова всплыла в ВООПИК, где я проводил все свободное время. Подчеркну сразу, что я хоть и числился ответственным секретарем «русского клуба», но сам ничего не решал. Официальным же нашим «представительным» председателем, нашим «щитом» по-прежнему был выдающийся «космический» академик, лауреат Ленинской премии Игорь Васильевич Петрянов-Соколов, глубоко верущий человек, а куратором другой выдающийся академик, директор сразу двух институтов Академии наук – института Истории СССР и института Археологии Борис Александрович Рыбаков, не афишировавший, что ходит вместе со мной и Котенко в храм. Тон задавал по-прежнему Вадим Валерьянович Кожинов. А я был среди собиравшихся в ВООПИК, - рядом с  громкими писателями Валентином Ивановым (автором «Руси изначальной»), или вышедшим из ГУЛАГа несломленным публицистом-монархистом Олегом Волковым, или скульптором Шапошниковым, или блистательным литературоведом-бахтинцем  Вадимом Кожиновым, - может быть, самым мало известным. Автором всего-то одного единственного романа «Хазары», самиздатовского, который прочитали «посвященные», да и то с оглядкой. Хочу здесь открыть еще одну тайну. Хотя формально тон в русском клубе задавали «шестидесятники» - Кожинов, Палиевский, Котенко, Семанов, которые не были открыто православными, а держались Церкви, скорее подсознательно. Но за спиной нас, тогда молодых, - настойчиво это подчеркиваю, - стояло открыто православное, ходившие в церковь старшее поколение – прошедщий ГУЛАГ Олег Волков, глубоко верущий писатель Валентин Иванов, скульптор Шапошников. Бывали инкогнито, а иногда и в рясе, на наших «вторниках», даже высшие чины Церкви.

Конечно, как ответственный секретарь (а за рюмочкой, а мы регулярно собирались после бурных заседаний, чтобы остудить идейные страсти, где-нибудь в «Национале» или «Метрополе» знаково попеть «Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам!», - меня в «Русском клубе» даже иронически называли «генсек», имея ввиду мои выходы не Генсека Брежнева), я все же, каюсь, старался проводить определенную «партийную линию». Но  реально определяли линию «русских клубов» наши «аввы». Это люди старшего поколения. Мы, молодые, больше занимались тактикой борьбы – тут Кожинов был изощреннейшим манипулятором. За стариками же было стратегическое Слово. Они были нашим Духом. А из нас, молодых «шестидесятников», неформальным лидером (от должностей, даже на общественных началах, он всегда решительно отказывался) у нас, конечно, был Вадим Валерианович Кожинов с его вещей гитарой. Вот с ним у меня и произошла неприятность опять – ну, надо же! - из-за «мракобеса» Бушина. На меня надавили извне, и я все-таки, протянув  лет десять, под давлением извне вынужденно поставил на голосование на бюро секции пропаганды официальное предложение – «разрешите мне послать пригласительный билет бывшему фронтовику, члену союза писателей Бушину». Воцарилось гнетущее молчание. Я понял, что я страшно влип. Все от меня отвернулись. А Вадим Кожинов,  помню, меня при всех необычно резко отчитал: «Ты что провалить всю идею «Русского клуба» хочешь? Признавайся, кто тебе этого типа сосватал?» Я что-то стал мямлить про звонок из КГБ. Как я, мол,  могу их протеже отказать? И так по всей Москве болтают, что у нас тут какие полуподпольные собрания. Меня с Лубянки с металлом в голосе спрашивали: почему, мол, это я заслуженному фронтовику и автору романов о самом Марксе вдруг отказываю в маленьком пригласительном билете? Где демократия? Почему, мол,  у вас там в этот ваш так называемый «Русский клуб» уже десять лет как допускаются только свои?». Однако Кожинов в ответ на мои жалкие объяснения только брезгливо поморщился: «А тебе, Александр Иннокентьевич (мы всегда называли друга в «Русском клубе» по русской традиции по имени-отчеству – А.Б.), не кажется странным, почему именно за этого типа некое «ведомство глубокого бурения», ах, вдруг как просвещенно ходатайствует, аж пеняя нам, что мы якобы не соблюдаем демократию? Уж кому о демократии болтать, только не им. Пусть думают, чего хотят. Но мы Бушина на порог не пустим. Меня «ихний» Бобков уже тоже вызывал на профилактическое собеседование (такие собеседования КГБ, его «Пятка» - 5-е управление по борьбе с инакомыслящими устраивало как меру последнего запугивания-предупреждения перед арестом – А.Б.).  Но я отмазался, потому что у них нет  прямых свидетелей. Только слухи.  А вот этот тип Бушин – образованный юрист. Еще в Литинституте этот хрен, почувствовав, что его вот-вот выгонят по профнепригодности, - уже вместо занятий по мастерству посещал лекции якобы Юридического института, за который получил диплом с Литинститутом одновременно. Ты часом не знаешь, где одновременно дают корочки Юридического института? Ну, и  я считай, что вроде бы не знаю. Поэтому не трусь, дорогой Александр Иннокентьевич. И не строй из себя «невинность». Мы тут все люди образованные и знаем, что в святцах Иннокентий означает «Невинный». Но ты не юли перед Лубянкой. Я понимаю, один раз живем. Но давай все-таки побережем свои нервы от расфранченных «Бушиных» с галстуками-бабочками. Авось, и отвертимся от «конторы глубокого бурения» как-нибудь. Иначе хана всей нашей русской идее!». Мы тогда отвертелись. По счастью КГБ больше не настаивало, и мы как-то обошлись в «русских клубах» без Бушина.

Не знаю, сам ли тогда к нам в «русские клубы» рвался Бушин, или без него его рядили. Во многом он был «куклой» КГБ – им всегда ловко манипулировала «Пятка». За ним была слава «баламута». И подсунуть в русское движение «баламута», конечно, было мечтой андроповской «Пятки». Но, слава  Богу,  судьба нас всех тогда уберегла, и наши дорожки больше  уже никак не пересекались с «Красным Хамом» - с Владимиром Бушиным. Сам «бывший фронтовик» сейчас ссылается, что Кожинов подарил ему с дарственной надписью свою книгу. Может быть, и подарил – Кожинов любил вызывающе дарить свои книги врагам. Я тоже дарил свои книги Марку Дейчу. Я не скрываю своих позиций от «идеологического противника». Напротив, буду только рад яростному ответу Марка Дейча. Позиции надо прояснять в полемике.

А с Бушиным? На рубеже 90-х на какой-то короткий срок, никогда не здороваясь и, тем более, не обмениваясь рукопожатиями, мы все-таки вдруг оказались с Владимиром Бушиным на печатных страницах в неприятной шокирующей связке – в одном черном списке «ненавистных патриотов - возмутителей спокойствия», которых, по мнению рьяных «демократов», надо было отлучить от приличного общества. Да, да, почему-то я непременно поминался «демократами» именно с Бушиным в связке, что меня страшно коробило. Я чувствовал какой-то дьявольский подвох. Хотя, может быть, все случилось только  потому, что оба мы стояли на букву «Б», и потому он просто по алфавиту вдруг встал, как тень, как черт, за моей спиной. Впрочем, может, быть «демократы» именно на такую негативную реакцию читателей сознательно и рассчитывали. Меня тогда демократы возненавидели за упомянутый громкий памфлет «О фарисействе и саддукействе» в журнале «Москва»,1988, № 12, в котором я вывернул наружу двурушничество главного редактора «Огонька» Виталия Коротича- фарисея №1. А вот фарисей №2 Владимир Бушин в то же самое время прославился своими дешевыми памфлетами с разоблачением «секретарской литературы» - всех подряд, не взирая на лица, тех самых литературных генералов, которые прежде именно ему, как воспевателю Маркса, выписывали бесчисленные курортные творческие путевки вне очереди. «Литературных генералов» как раз сняли, и почему бы было на потеху публике безопасно не поплясать на их костях? Что Бушин, громоподобно плюя в лицо тем, кому он перед этим сладострастно лизал пятки на писательских партийных собраниях, с упоением и делал. Плевать в спину не в русских правилах. Мы, русские, напротив всегда особенно жалеем обиженных и «страдальцев», даже если на этих самых страдальцев суд присяжных надел полосатые арестантские халаты по делу - за то, что они были «в миру», то есть до тюрьмы, форменными  «убивцами». Но посадили «убивцев», и мы сразу начинаем их всем миром жалеть. Это наша русская национальная черта. Такая история и с литературными генералами  - «ушли» с их постов по добру, по здорову литературных генералов - можно стало даже уже и вроде как посочувствовать им. Чего уж косточки-то вдогонку перемывать? Но, напротив, вопреки русской традиции в своих памфлетах Вл. Бушин старался – именно грязно «добить» Маркова, Карпова, Михалкова, Бондарева, издевался над теми, кто поскользнулся, упал с прежней менторской высоты. И  «моське» уже никак возразить никто из них не мог. А  главное, уже не мог оставить его, Бушина, без бесплатной путевки на «творческую дачу» (а практически на многомесячный южный курорт в Коктебеле или Пицунде). Боже мой, как на исходе 80-х садомазохистски  глумился Бушин над бывшими всесильными Первыми секретарями СП СССР Г. Марковым  и В. Карповым, фронтовиком, героем Советского Союза, и, кстати, уж никак не самыми плохими писателями и вовсе не подлецами. А как подло расплатился со всегда защищавшим его и ходатайствовавшим за него своим однокурсником по Литинституту, фронтовиком, Первым секретарем СП РСФСР Юрием Бондаревым. Или действительно заело на всю жизнь, что фронтовик Бондарев прославился своими военными повестями и романами, а он, сам Бушин, хоть вроде бы и тоже побывал на фронте, но не смог выдавить из себя ни строки обычно потрясающих душу фронтовых впечатлений. Или их не было?  И - поэтому Бушин, стиснув зубы, и   вынужден был, чтобы заработать на хлеб с маслом и престижную писательскую дачу в Красновидове, петь фальшивым голосом - «творить» плакатно-слащавые и насквозь лживые «деревянные» романы о Марксе и Энгельсе?

Не знаю, то ли потому оказался Бушин вдруг в лагере яростных патриотов, что привилегированную дачку в Красновидово стало некому оплачивать, когда кончилась советская власть, и бесплатных советских творческих путевок тоже слишком уж ему не доставало? Или просто он перебежал в патриотический лагерь, потому что «демократы» (тогда еще не превратившиеся в народной молве в «дерьмократов») от него отказались, как он ни громил литературных генералов? Потому что посчитали его уж слишком tempi pasati («прошедшими временами»), уж слишком «дурным тоном» с его замшелыми романами о Марксе. И -  Бушину, искавшему к кому бы прибиться, как пиявка, привычно присосаться, видно, уже ничего другого не оставалось, как «внедриться» в патриоты. Во всяком, случае, как бы то ни было, но Бушин снял с себя фрак Остапа Бендера, отцепил галстук-бабочку, отрастил вдруг длинную, как у хасида, черную бороду и пейсы и начал дубасить, крушить по головам всё вокруг. Сам Владимир Бушин объясняет свою перемену красивой цитатой из классики: «И я сжег всё, чему поклонялся. Поклонился тому, что сжигал!». Но в моих глазах это больше выглядело, как фрейдистский комплекс – как сладостная месть лакея тем, перед кем он прежде ходил с согбенной спиной и подобострастно холуйствовал.

Информирую читателей, что так же, как я, на бушинские  памфлеты на отставленных «литературных генералов» брезгливо тогда смотрели и лучшие русские писатели. Помню, на рубеже 90-х к нам в писательскую бригаду бюро Пропаганды РСФСР,  колесившую под руководством энергичной русской красавицы Аллы Панковой, выступая в переполненных лучших залах на 3-5 тысяч зрителей, по всему Советскому  Союзу, страшно рвался Бушин, кстати, отдам ему должное, всегда умевший отменно выступать. Но на этот раз категорически воспротивился не Вадим Кожинов, а Виктор Астафьев: «Это же «литературный СМЕРШевец, ему только в спину стрелять». Бушина патриоты-националисты не взяли ни разу. Даже Игоря Шафаревича, друга и единомышленника Солженицына, прежде друга  многих «либералов» и «демократов» охотно приглашали. А Бушина ни в какую? Бушин юлил: «Я готов на любые ограничения пойти, в смысле эмоций, в смысле имен, лишь бы быть заодно, и с Игорем Шафаревичем, и с другими государственными деятелями. Очевидно, нам всем необходимо быть вместе, вместе сообща искать выход». Но  – корифеи не хотели  о «бушизу» испачкаться. Я процитировал Бушина по его интервью Владимиру Бондаренко.   Фарисей лгал. Как «быть вместе», чтобы вести «огонь по своим», Бушин уже всем сам сейчас наглядно показал.

Ну, а дальше? В 1993-м году в Черный Октябрь 1993-го года среди защитников Верховного Совета РСФСР я Бушина, как и Михаила Антонова, не видел. Во всяком случае, совершенно точно, что заметными фигурами они тогда не были. Не видел я их ни 3-го октября во время кровавого штурма Останкино. Ни 4-го октября 1993 во время танкового расстрела парламента, хотя все патриоты вроде были там. Меня тогда арестовали и направили в фильтрационный пункт, что размещался в отделении милиции рядом со станцией метро «Баррикадная». Ни Бушина, ни Антонова  среди сотен арестованных точно не было – мы в списках бы оказались рядом. Все мы трое на «А» и «Б». Встретился я с Бушиным только через тринадцать лет (чертово число) после Черного Октября. И  даже не с ним, а его  книгами. Он к этому времени процвел – стал рентабельным патриотическим писателем, что редкость. Но вот какая это рентабельность? Как её накачивает? Кто за спиной Бушина?

На молву нет суда. Молва ходит, молва бродит. Шла молва, как волна, да и была такова. Но уж если молва «замочит», то накрепко -  не отмоешься. «Меченый» - достала волна Михаила Горбачева, и никуда ему не деться – впрямь, видать, помечен он на лбу Сатаной! «Хромой бес» - та же молва достала «заокеанский мозг»  «Меченого» А.Н. Яковлева - совратившего его липового «перестроечного академика», по официальным данным КГБ «агента американского влияния». И - опять тому не отмыться. Но и к мелким личностям порой приклеивается позорная кличка, как банный лист. На одной пенсионной сходке, жалко и тщетно требовавшей прибавки к нищенской нашей пенсии,  я увидел самодельный лоток с разложенными потрепанными книжками своего паршивого коллеги по литературному цеху под впечатляющим корявым рукописным плакатом «Бу-шиза».

- Покупайте «бу-шизу»! - зазывал потрепанных старичков и старушек, маргиналов с нынешней жизненной обочины,  красномордый опустившийся испитой забулдыга, распродававший на опохмелку собственную «библиотеку»: - За красненькую любую книженцию отдам. Ах, как «бывший фронтовик» Бушин всех  зажравшихся литературных генералов достает – пальчики оближешь! Доставьте себе удовольствие - купите ломтик «бу-шизы»!

Я и не пожалел  на «бывшего фронтовика» красненькой - купил бушинского толстенного «Неизвестного Солженицына». Я рассуждал. Наш Нобелевский лауреат и высший на сегодня наш писательский авторитет не вынес криков «дерьмократов» про якобы поднимающий голову «русский фашизм» и одернул газетных шавок: «Ксенофобия исторически не было свойством русских, иначе не устояла бы Империя из 120 наций. А словом «фашизм» у нас кидаются безответственно, как удобным бранным словом, чтобы не дать встать русскому самосознанию» (см. «Московские новости», №15, 2006). И что же? Тут же в ответ «Мракобес» Бушин, словно по мановению волшебной палочки, вдруг оперативно переиздает свою пасквильную книгу «Неизвестный Солженицын». Чутье мне подсказывало, что это чей-то политический спецзаказ. И я, признаюсь, готовился к тому, что «Мракобес» по заказу грязно облает Солженицына. Мне интересно было только как? С какого бока, стервец,  на Солженицына на этот раз зайдет? Тем более, что был за ним такой несмываемый грех. Он был одним из тех, кто первым написал освободившемуся из ГУЛАГа Солженицыну на дом личное поздравление и приложил свою взахлеб хвалебную рецензию на прозу писателя. Солженицын, правда, Бушину не ответил взаимностью. То ли почувствовал едкий пот иудиных рук на конверте, то ли в бушинских хвалебных славословиях различил какой-то неискренний блуд, какой идет от втирающегося в доверие (в окружение, в близкий круг!) прожженного сексота. Все же мне было любопытно, как Бушин вывернется?  С какой мордой на 180% развернется? Что моська будет теперь лаяться на слона, я не сомневался. Но вот как? Я стал читать и ахнул – сразу вспомнилась нехорошая квартира за железной дверью в жилом доме на пятом этаже напротив здания АПН на Пушкинской площади – резиденция  ГРПП - Главной Редакции Политических публикаций, филиал службы «А» (дезинформации) ПГУ КГБ. Мы, сотрудники АПН, обходили нехорошую квартиру за версту, опасаясь по уши вляпаться в шизоидное дерьмо. Именно на нехорошей квартире были изготовлены якобы воспоминания Натальи Решетовской – разобиженной первой жены Солженицына «В споре со временем» (АПН, 1975) и книга завербованного чеха Т. Ржезача «Спираль измены Солженицына» (Прогресс, 1978).  И вот на эту застарелую, покрывшуюся, как дерьмо, корочкой, «дезу» двух наемных клеветников на Солженицына, вижу, и опирается из страницы в страницу «бывший фронтовик» (как он сам себя среди литераторов гордо выставляет) Бушин в открываемом им народу якобы «Неизвестном Солженицыне».  Ожидал я от Бушина заказной ругани, но уж тут даже для «бушизы» из ряда вон – с гнильцой, с запашком! За версту воняет, не продохнешь. Однако с Бушина, как с гуся вода. Ему лишь бы своих последних оставшихся читателей удержать - красных маргиналов с обочины острым «запашком» поразвлечь! А на свалившийся супергонорар «подновить» свою шикарную зимнюю дачку в элитарном Красновидово, ту, что сплошь среди соседей видных евреев-либералов.

Вот так всё было в моих заочных взаимоотношениях с Бушиным до сих пор. Клянусь, я перед читателями чист, как на духу, и читателю могут мне поверить, что никаких личных обид у меня на Бушина никогда не было, что мои пути-дорожки с Бушиным полвека  ну, никак не пересекались. До Бушина, если и дошло что-то про историю с пригласительными билетами («прослушки», наверное, были), то никак уж не на меня ему было держать обиду, а на нетерпимого к нему Вадима Кожинова. Я не любил Бушина, но сдерживался, не хотел пачкаться - не написал о нем ни строки. Ни в  открытой, ни в закрытой печати. Он обо мне тоже. Его для меня не существовало. Я много писал внутренних рецензий для «Госкомпечати» - причем мне давали самые проблемные, склочные рукописи и книги. Но его работу мне оценивать никогда не приходилось. Мы просто очень как-то удачно обходили друг друга к общему взаимному удовольствию.

Вернуться к оглавлению

Здесь читайте:

Александр Байгушев (авторская страница).

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА