> XPOHOC > БИБЛИОТЕКА > ВОЙНА ЗА БОЛГАРИЮ >
ссылка на XPOHOC

Н. Я. Данилевский

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

Webalta

На первую страницу
ФОРУМ ХРОНОСА
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ
РЕЛИГИИ МИРА
ЭТНОНИМЫ
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

Н. Я. Данилевский

Война за Болгарию

Данилевский Николай Яковлевич

Н. Я. Данилевский.

2

Как отнеслась Европа к русско-турецкой распре

Европа не могла, не умела, не хотела — последнее думаю будет вернее — обуздать свирепого злодейства Турок, — не обезумевшей народной массы, а Турецкого правительства, ибо, не говоря уже о теперешних кознях и избиениях, и прошлогодняя Болгарская резня не была взрывом народной злобы, а исполнением правительственного заговора. При ужасной вести об изнасилованиях, убийствах, истязаниях стариков, женщин, детей, у Европы не вырвался вопль негодования, который, заглушив мнимый и лживый политический расчет, заставил бы ее встрепенуться, броситься на помощь несчастным и своим могучим словом исторгнуть раз и навсегда жертву у палача. — Говоря: мнимый и лживый политический расчет, я становлюсь на европейскую, антиславянскую точку зрения. Быстрая, решительная защита Герцеговинцев, Босняков, Болгар не придала ли бы всему делу общеевропейского, а не славянского характера, который оно теперь неоспоримо получило как-бы это не закрывалось, не замаскировывалось дипломатическими фикциями? Угнетенные, жаждущие спасения не стали бы разбирать, из чьих рук оно им подается. У России была бы отнята слава подвига и жертвы.

Но только-ли не могла, не умела, не хотела Европа обуздать Турецкую свирепость? — Не справедливее ли будет сказать, что частью прямо и непосредственно, частью косвенно своим попустительством, — она сама разнуздала ее и до сих пор продолжает ей потворствовать? — Прямое, непосредственное подстрекательство Англии слишком явно, чтобы нужно было на нем останавливаться. Отказ от подписания Берлинской мемории[1], свержение Абдул-Азиса[2], прошлогодняя посылка флота в Базикскую бухту: что это как не подстрекательство? «Дерзайте мол на все — мы за вас стоим». Что такое, опять, как не прямое подстрекательство — все действия Венгрии, митинги Пештских студентов[3], поднесение почетной сабли Кериму, недавние иллюминации по поводу Турецких успехов? Не прямое ли подстрекательство закрывание так же глаз Австрии перед многочисленными нарушениями Австрийской территории, как например, пропуск Турецких войск на 6 километров вглубь от границы, для нападения с тылу на позицию Боснийских инсургентов? Но это все частности, мелочи; главное, существенное потворство и попущение, а следовательно, и подстрекательство, заключается в том, что Турция знала, и покуда не ошиблась в этом, — что, как бы она ни поступала со своими Славянскими подданными, Европа в целом отнесется к этому равнодушно, полуодобрительно, и всеми мерами будет противодействовать России в обуздании и наказании ее. Если в чем и ошиблась Турция, так это только в оценке настоящего политического положения Европы. Чтобы вполне убедиться, как сравнительно ничтожна доля сочувствия, выпадающая России и Славянам, и то со стороны лишь некоторых благородных исключений представим себе, как отнеслось бы общественное мнение Европы, да и сами правительства ее, если бы часть тех ужасов, которым мы были свидетелями в Болгарии, совершалась, при тех же обстоятельствах, в каком-либо другом государстве Европы. Пусть, например, в правление Неаполитанского короля Фердинанда[4], прозванного «Бомбой», тамошние лазарони, бандиты и вообще грубая чернь, подстрекаемая католическими монахами, затеяла бы нечто подобное Батакской или Ковариской резне[5], в наказание либералов. (Я слишком уважаю Итальянский народ, чтобы считать даже самые испорченные и грубые слои его, способными к таким ужасам, — при каких бы то ни было обстоятельствах, и делаю свои предположения лишь в виде примера). Какой раздался "бы всеобщий вопль негодования, какими овациями был бы осыпан вступившейся за обиженных Гарибальди! Какая помощь была бы оказана Сардинскому правительству, если бы оно вздумало послать свои войска, для обуздания и наказания преступного правительства! Какое единодушие представили бы тогда воодушевленные благородным негодованием, состраданием, чувством оскорбленного человеческого достоинства, и правительства и общественное мнение Европы! Все это даже — не совсем предположение. Все это было на самом деле, по поводу не более как плохой администрации королей Фердинанда и Франциска[6], которая конечно не может же идти в какое-либо сравнение с Турецкими ужасами. Если, таким образом, замышляющий преступление уверен в потворстве большинства присяжных и судей; то это разве не составляет ли для него подстрекательства к совершению преступления?

Кто же в Европе официальной и неофициальной на стороне Турок, и кто за восточных христиан и Россию? На стороне Турок, во-первых, Англия, не министерство только, но и парламент, а следовательно и представляемое им большинство нации. Вспомним, как быстро пало министерство популярного Пальмерстона, когда оно выразило готовность исполнить желание Французского правительства о выдаче пособников в покушении на жизнь Наполеона III. Ведь сумела же тогда сказаться народная воля; а что-же теперь? Явно на стороне Турции транслейтанская часть Австрийского правительства и преобладающий в ней, если не числено, то политически Мадьярский народ. На стороне ее жидовствующая, банкирствующая, биржевая, спекулирующая Европа — то, что вообще понимается под именем буржуазии, как о том свидетельствуют лучшие и знаменитейшие выразители ее стремлений: Revue des deux mondes и Journal des debats[7]. На ее стороне Европа католическая с святым отцом во главе; а как она еще сильна, энергична, как велика ее численная сила, это показывают явления последних годов. Но на стороне же Турции и отъявленные враги католичества и буржуазии; Европа демократическая, революционная и социалистическая, начиная от национально-революционных партий, Польской, Мадьярской с графом Платером, Кошутом и Клапкою[8], до космополитической интернационалки. На стороне России и восточных христиан, во-первых, благородный и великодушный Император Германии[9], помнящий, что долг платежом красен; на той же стороне, думаю, и его канцлер — тонкий и глубокий политик, да еще группа благородных Англичан: Гладстон, Карлейль, Фриман, Брайт, Фарлей[10], и те, конечно которые следуют за этими руководителями в Германии и в Англии. Конечно, найдутся и еще отдельные личности разных наций и на разных ступенях общественной лестницы. Вот и все. Если, со всем тем, за Турцию не ополчается половина Европы, как в 1854 году, то не от недостатка доброй воли, конечно, а от случайного сочетания политических созвездий, в настоящее время благоприятного России. Нарушение политического равновесия, в чью бы то ни было сторону, всегда выгодное для России, как это мною было строго и подробно доказано, — оказалось выгодным и теперь, как было выгодно во времена Наполеона I, когда, после неудачной войны 1807 года, мы заключили мир, едва ли не выгоднейший из всех когда-либо нами заключенных, и которым мы только не сумели воспользоваться.[11]

Но и при такой благоприятной для России расстановке политических сил, в какое положение были поставлены Россия и Турция и во время дипломатическом переговоров, и теперь во время войны? Положение, которое в конце концов ни от чего иного зависеть не может, как от отношения Европы к обеим сторонам. Это точный индикатор, означающий градусы сочувствия Европы к нам и к нашим противникам, — обозначающий, так сказать, его среднюю величину, выведенную из всех колебаний в ту и в другую сторону, из всех в разные стороны направленных течений.

Когда одного твердо сказанного Россиею слова оказалось достаточным для удержания Турецких армий на пути к Белграду; когда, без сомнения, одного такого слова было бы достаточно, что бы заставить Турцию принять все условия, которые обеспечили бы судьбу восточных христиан, если бы Россия могла действовать беспрепятственно, — придуманы были конференции. На конференциях самые умеренные предложения, коллективно обдуманные, были отвергаемы одно за другим Турциею, и когда, все, с общего согласия всех держав, они были обрезаны до неузнаваемости, сведены на нет: Турции все-таки было дозволено не принять их. Европа забыла свое достоинство, и мы увидели повторение Венских конференций 1853 года, когда предложения, предъявленные четырьмя державами и безусловно принятые Россией, были дерзко отвергнуты Турцией. Чем после этого должно считать Константинопольские конференции, как не бревнами, брошенными под ноги России, чтобы воспрепятствовать в достижении ее святых, бескорыстных целей? Чем, как не средством доставить Турции время приготовиться к борьбе и тем по возможности ослабить перевес России?

Но война началась. Турция, почти обанкротившаяся, лишенная кредита, с страною опустошенною собственными неистовствами, находит однако же средства вооружать, кормить, содержать многочисленные армии и флоты. Кто-нибудь дает же ей средства? В своих действиях она ничем не связана, совершенно свободна, может наносить удары нам, Черногорцам, Герцеговинцам, Боснякам, где ей угодно по своему произволу. Пытались положить на нее одно ограничение, не из сочувствия к нам, а из собственных коммерческих выгод, — я разумею ходатайствовать Англии, чтобы Турецкий флот не бомбардировал Одессы; но и на это Турки весьма основательно отвечали отказом. Но Турки не только могут свободно располагать своими силами, они могут пользоваться ими в полном объеме, потому что, если в настоящую минуту и не могут рассчитывать ни на чью деятельную помощь, то зато по крайней мере вполне уверены, что ни одно из нейтральных государств, ни в каком случае, не обратится против их. И этой свободы, этого обеспечения им не приходилось покупать ценою каких-либо уступок в настоящем или будущем. Видно, ни чьим интересам в Европе Турция вредить не может. Есть, правда, одно нейтральное государство, со стороны которого Турция конечно опасается, но по-видимому не очень многого — это Греция. Но ведь Греция в этом случае не может быть причислена к беспристрастной нейтральной Европе; она сама — задетая и весьма близко задетая сторона, и если до сих пор все еще не может вступиться за свое дело, то конечно также не без влияния якобы беспристрастных нейтральных держав.

Каково же положение России? Мы и союзники наши Черногорцы и того, и другого, и третьего не должны сметь делать, чтобы не нарушить чьих-либо интересов. Мы не должны нападать на Египет, чтобы не повредить интересам Англии, то есть должны считать его нейтральным. А Египет может посылать, контингент за контингентом, сражаться за Турцию, да и то едва ли даже за свой счет, так как у него заведомо нет денег, а за счет тех именно, в чью пользу мы отказываемся от права на него нападать. А ведь мы бы могли послать для этого для иной какой цели, то очевидно потому, что в виду так называемого нейтралитета Англии, не решались оставить без защиты Балтийское море. Египет воевать с нами может, а Сербия нам помогать не должна, по крайней мере не должна была до сих пор, потому что этим нарушались бы интересы Австрии, хотя, казалось бы, что ведь — Египет, принимая участие в войне, нарушает интересы Англии, так как дает нам право на репрессалии. Но нет, в отношении к нам действует какой-то совершенно особый кодекс международного права. Россия не может также проводить своих войск через Сербию, хотя опять трудно понять, по какой такой статье международного права. Если считать Сербию вассалом Турции, то мы имеем право на занятие Сербской территории, в качестве воюющей стороны; если считать Сербию Славянским государством, стремящимся свергнуть с себя и помочь свергнуть другим ненавистное иго; то мы имеем право вступить на ее территорию, в качестве друзей и союзников. Но и этого еще мало; мы не должны были по-видимому переступать р. Алуту, чтобы не приблизить театра войны к границе Австрии, так как это нарушает ее интересы, хотя нарушение воюющими — интересов мирных невоюющих соседей, в известной мере, совершенно неизбежно, и не дает еще права налагать на воюющих разного рода ограничений, а тем менее налагать их только на одну, сторону, и притом еще ограничении такого рода, что они приносят другой стороне положительную выгоду. По недавним известиям, Сербии разрешается вступить в войну, хотя опять-таки с ограничениями относительно Боснии; предоставляется ли также и русским проход через Сербию, не знаю. Но, как бы то ни было, это позднее возвращение нам права воюющей стороны не изглаживает уже причиненного нам вреда. Каковы бы ни были наши стратегические ошибки, существенную причину нашей трехкратной неудачи под Плевном надо приписать совершенному обеспечению Турецкого тыла и флота со стороны Сербии, которая, ни сама не должна была воевать, ни пропускать Русских войск через свою территорию, по требованиям Австрии, считающейся еще к тому-же нашею союзницею. Результат этого союза, до сих пор по крайней мере, ограничивал свободу наших действий, лишал нас наших естественных, не мнимых, а действительных союзников, обеспечивал тыл и флот Турецкой армии, предал Боснию турецкому произволу и едва не погубил Черногорию. Все это конечно превосходит понимание обыкновенного здравого смысла и должно быть относиться к высшим областям науки международного права, в особом ее применении к России, по которому трудно решить: от кого более вреда России — от ее врагов, или от ее союзников.

Те же стеснения, а еще в большей мере, налагаются на наших союзников. Черногорцы не должны вести наступательной войны, не должны идти в Герцеговину — иначе вмешательство; вторгаться же Туркам в пределы Черногории нет никаких препятствий. Обход позиций Боснийских инсургентов через Австрийские владения — также вполне дозволителен.

Как известно, блокада портов должна считаться действительною тогда лишь, когда блокирующих морских сил достаточно, дабы не пропускать ни в порт ни из порта торговых кораблей; между тем ни у Одессы, ни у Севастополя, ни у Керчинского пролива, в течение почти шести месяцев, протекших от начала войны, не стоит блокирующей эскадры, что очень хорошо известно всем Европейским консулам, проживающим в этих портах. Однако, нейтральные державы признают эту мнимую блокаду, и тем наносят вред, не только Русской, но и своей торговле, и косвенно помогают Турции, доставляя ей возможность употреблять свой военный флот для нападений на Кавказский берег, для перевозки войск с одного театра войны на другой и иных военных целей. А это разве не нарушает наших интересов? Ведь одно из двух: или наши Черноморские и Азовские порты продолжали бы вести торговлю, что, не говоря уже о других выгодах, противодействовало бы падению нашего курса; или значительная часть Турецкого флота была бы парализована содержанием этих портов в блокаде.

Счастливая Турция! Она не только ничьих интересов не может нарушить, как бы и где ни воевала; она не может даже ни оскорбить, ни возмутить ничьих нравственных чувств (за небольшими опять-таки исключениями), хотя бы купалась в Болгарской и Армянской крови. Никакие протесты, никакие дипломатические ноты не тревожат ее по поводу этих мелочей. Недавно читал, правда, в газетах, что, по примеру поданному Германией, начинают поступать протесты и дипломатические вразумления Порте от разных государств, даже от Англии. Но ведь это только по поводу обращения с русскими ранеными и пленными, несогласного с правилами Женевской Конвенции, к которой приступила и Турция, следовательно по поводу прямого нарушения положительного, трактатом утвержденного пункта международного права, естественными охранителями которого и суть нейтральные державы; но нисколько не касается Болгар, Армян и Греков. Права сдирать с них кожу, сажать на кол, жечь, или закапывать в землю живыми, бесчестить и затем убивать их жен и дочерей, раздирать на двое младенцев, сколько мне известно, до сих пор еще никто у Турции не оспаривает, как права несомненно принадлежащего державному и независимому государству, например в сонме Европейских держав срамных не для нас, а для Европы Парижским договором, отменившим ту нравственную опеку, которую Россия имела в этом отношении над Турциею, по славному Кучук-Кайнарджискому договору[12].

Совсем иное дело Россия и ее союзники; она имеет несчастье везде задевать чьи-либо интересы, то общие, католические, то Английские, то Австрийские, то даже Итальянские, ибо ведь и Италия не может допустить, чтобы Черногория получила порт на Адриатическом море. Жестокости России, даже мнимые, придуманные Турецким министерством иностранных дел, и засвидетельствованные несколькими негодяями корреспондентами, имеют свойство возмущать Европу, появляются в «синих книгах», возбуждают журнальные вопли и, что хуже всего, оскорбительные оправдательные приговоры, сваливающие вину на Болгар — «этот варварский и мстительный народ», по словам г. Велеслея. Прелестная фраза особенно в устах Англичанина, соотечественники которого так благодушно усмиряли индейское восстание 1857 года![13]

И так, и на этот раз, после всей уступчивости России, после неоднократного призыва ею Европы решить дело сообща, руководствуясь, единственно, человеколюбием, — мы не можем похвалиться сочувствием Европы. Ужасы, от которых волосы становятся дыбом, встречаются (за некоторыми, опять с удовольствием повторяем это, благородными исключениями) довольно равнодушно, местами даже сочувственно. Нигде на Западе не является ничего подобного фильэллинизму[14] двадцатых годов. К русскому народному движению во время Сербской войны отнесли более или менее враждебно. Дипломатическому действию России ставились препятствия. На конференциях, Россия, предоставившая решение совокупному действию держав, принуждена была отступаться, от одного за другим, от первоначальных предложений, более чем крайне умеренных, петому конечно, что большинство плохо ее поддерживало. Но и жалкий остаток этих предложений отвергнут. Все спокойно расходятся, нисколько не оскорбляясь насмешливою дерзостью турок. Но возможно ли допустить такое забвение собственного достоинства? Чего другого, а «щекотливого гонора» нельзя же отрицать у Европы.

Если она отступила не краснея — значит, в сущности, достигла, чего желала. Огромный перевес сил, бывший на стороне России, при совершенной неготовности Турции, в значительной мере ослабился временем, данным Турции для напряжения всех своих сил; Россия, желавшая действовать заодно с Европой (выгодно ли бы это для нее было, соответствовало ли бы ее историческому призванию — это другой вопрос), была принуждена начать войну на свой страх, и при этом была поставлена, вместе с ее естественными союзниками Черногорией и Сербией, в самое стеснительное, самое неловкое положение не иметь возможности развернуть своих сил, лишена свободы действия — и на сколько проигрывала Россия, на столько выигрывала при этом Турция.

Но зачем, могут возразить нам, обвинять Европу огулом? По крайней мере, ведь, Германия за нас. Мы и не думаем отрицать благорасположения к нам Германского правительства и значительной части Германского общественного мнения, ни мало в нем не сомневаемся. Вообще, русский народ — чрезвычайно мягкосердечный, открытый чувству благодарности, чувствительный ко всякому привету и ласке, которыми не избалован. Против привета и ласки мы даже, решительно, устоять не можем — и это очень хорошо. Однако все же, кажется мне, позволительно помнить, что благорасположение Германии не дар, а уплата долга — ведь не у всех же медный лоб. Далее, думается мне, позволительно будет также заметить, не нарушая приличий и деликатности, что уплату принуждена нам производить Германия за звонкую золотую монету — ассигнациями не слишком высокого курса. Не говоря уже о давно прошедшем, в 1870 году Россия обеспечила Германии полный, абсолютный нейтралитет Австрии[15]; между тем как обеспечиваемый нам нейтралитет той же Австрии весьма условен, с большими, не в пользу нашу клонящимися, ограничениями, нейтралитет, который, не нарушая справедливости, можно по меньшей мере назвать нейтралитетом недоброжелательным. И этого мы, опять-таки, не думаем ставить в вину Германии, почему и употребили выражение: «Германия принуждена была производить уплату...» Мы охотно верим, что Германское Правительство делает для нас все для него возможное; но если при всем том, что возможное так недостаточно, то какая же может быть тому причина, как опять-таки не общее течение европейских интересов, мнений, сочувствий, которое в целом не в нашу пользу? А если это так, то что же обязывает нас при окончательном расчете принимать во внимание именно эти интересы, мнения, чувства Европы? С начала и до сих пор мы не видали ни ее помощи, ни ее сочувствия (опять повторяю — мы не говорим о частностях и исключениях), и конечно еще менее увидим их при конце, при установлении мирных условий. Каждое предложение Европы будет, — вне всякого сомнения, — клониться к нашему вреду.

Если мы видели себе постоянную помеху во время предварительных переговоров, видим ее во время самого ведения войны, неужели имеем нравственную обязанность сносить ее и при заключении мира? Когда Германия наложила свою тяжелую руку на Данию[16] и на Францию, разве ей помешали овладеть половиною территории и населения первой, двумя богатейшими провинциями и пятью миллиардами у второй? Разве конгрессы решили тогда дело, а не воля победителя? Или, может быть, тогда не были замешаны в деле общеевропейские интересы, то есть, другими словами, Дания и Франция не в такой интимной, близкой, тесной связи с Европою, как Турция? Казалось бы совершенно наоборот.

Еще Пушкин сказал:   


Оставьте! Это спор Славян между собою...
Вопрос, которого не разрешите вы...[17]
 

И тем провозгласил Славянское учение Монроэ[18] по поводу распри между двумя Славянскими народами. Конечно, в той же и даже большей мере, относится это и к настоящему случаю, когда один Славянский народ поднялся на освобождение своих братьев. Кому какое до этого дело, кто имеет право вмешиваться в этот Славянский вопрос, особенно после того, как, благодаря Богу, все отказались последовать призыву России решить дело общими силами? После того, как вся тяжесть борьбы оказавшейся не легкою вследствие препятствий поставленных Европою же, легла на плечи одной России, кто может требовать, чтобы она поделилась плодами своих усилий, своей крови и не только поделилась, а принесла ее в жертву мнимым и беззаконным, интересам Европы? — Мы должны быть столь же свободны, как была в свое время Германия, тем более, что и притязания наши гораздо умереннее. Мы желаем лишь, чтобы условия мира не послужили к нашему вреду и ко вреду защищаемых нами народов.

В первой статье моей, я желал показать, какие результаты войны могут считаться для нас выгодными, могут быть приняты за действительный успех, за шаг вперед к разрешению Восточного вопроса.

Теперь я намереваюсь выставить на вид те вероятные предложения со стороны Европы, которые, во что бы то ни стало, должны быть отвергнуты, как грозящие бедою и нам, и Славянам. Одно из таких вероятных предложений, о котором уже и заговаривали, касается Босфора и Дарданелл. Другое, еще более гибельное, касается самого Константинополя, если обстоятельства примут решительный оборот и поднимется вопрос о совершенном изгнании Турок из Европы.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

[1] Берлинский меморандум был направлен в 1876 г. Россией, Австро-Венгрией и Германией, а также присоединившимися к ним Италией и Францией Турции в связи с восстанием в Боснии и Герцеговине. Державы требовали от Турции прекращения террора в славянских землях. Несогласие с меморандумом высказала Англия. Меморандум должен был быть вручен Абдул-Азизу 30 апреля, но в эту ночь султан был свергнут и вскоре убит. Через месяц началась война Сербии и Черногории против Турции, а в 1877 году Россия и Румыния начали войну с Турцией.

[2] Абдул-Азиз турецкий султан (1861-1876). В 1876 году посетил Европу, начал проводить политику модернизации страны. В 1876 году отрекся от престола и был убит.

[3] Во время антитурецкого восстания славян в Боснии и Герцеговине (1875-1876) симпатии венгерского населения Австро-Венгрии были на стороне Турции.

[4] Фердинанд II Бурбон, король обеих Сицилии (1830-1853), получивший от либералов прозвище «король Бомба». В годы Крымской войны один из немногих европейских правителей, открыто выражавших симпатии России.

[5] Место избиения башибузуками славян-христиан.

[6] Франциск II Бурбон последний король обеих Сицилии (1859-1861).

[7] Крупнейшие парижские газеты.

[8] Кошут Лайош (1802-1894) венгерский политический деятель. Вождь антигабсбругского венгерского восстания (1848-1849). Клапка Георг (1820-1892) активный участник венгерского восстания. В 1866 году перешел на Прусскую службу. Позже вернулся в Венгрию.

[9] Вильгельм I Гогенцоллерн (1797-1888) король Пруссии (с 1861), Германский император (1874). Его сестра — жена императора России Николая I и мать императора Александра II.

[10] Гладстон Уильям Юарт (1809-1898) английский политический деятель, лидер либеральной партии, автор брошюры об избиении турками болгарского населения. Карлейль Томас (1795- 1881) знаменитый английский публицист, философ, историк. Фриман Эдуард (1823-1892) английский историк, профессор в Оксфорде. Брайт Джон (1811-1889) английский политический деятель, либерал. Фарлей Джеймс Льюис (1823-1885) английский публицист, в 60 годах жил в Турции, симпатизировал освободительным движениям турецких славян.

[11] Тильзитский мир заключен между Россией и Францией в городе Тильзит (совр. Советск. Калининградской области), по условиям мира Россия присоединила Белостокский округ (раннее принадлежавший Пруссии), заключила союз с Францией и присоединилась к континентальной блокаде. Прекращение торговли с Англией, однако, нанесло существенный урон экономике России. Тильзитский договор был с недовольством встречен в России, отчасти из-за того, что русское общество считало Наполеона продолжателем дела Французской Революции.

[12] Кучук-Кайнарджийский мирный договор 1774 года между Россией и Турцией завершил русско-турецкую войну 1768-1774 гг. По этому договору Россия становилась покровительницей христианского населения Турции и получила значительные земли в северном Причерноморье.

[13] Восстание против английского господства, охватившее Северную Индию. Движущей силой восстания были сипаи — местные уроженцы, служащие в колониальных войсках. Восстание, длившееся почти два года 1857-1859, было с трудом подавлено англичанами. В результате восстания управление Индией перешло от Ост-Индийской компании к английской Короне, а в 1876 году Королева Виктория была провозглашена императрицей Индии.

[14] Движение в Европе в поддержку греческой независимости.

[15] Австро-Венгрия не выступила против Пруссии во франко-прусской войне из-за боязни вмешательства в конфликт России.

[16] Герцогство Шлезвиг, Гольштейн и Лауэнбург, потерянные Данией в войне 1864 года против Австрии и Пруссии.

[17] Строчки из стихотворения А. С. Пушкина «Клеветникам России».

[18] Президент США Д. Монроэ (Монро) провозгласил в послании к конгрессу 1823 г. знаменитый принцип «Америка для американцев», направленный против вмешательства великих европейских держав в дела Нового Света.

 

«Русский мир», 13 октября 1877 г. № 279.

Здесь печатается по кн.: Николай Яковлевич Данилевский. Горе победителям. - Москва, "Алир", ГУП "Облиздат", 1998. с. 66-79.

Электронная версия перепечатывается с сайта http://orel.rsl.ru/nettext/russian/danilevskii/bolgar/bolgar1.htm


Здесь читайте:

Данилевский Николай Яковлевич (1822-1885), русский публицист и социолог.

Данилевский Н. Я. Горе победителям!

Данилевский Н. Я. Россия и франко-германская война. Дополнение к книге "Россия и Европа".

Данилевский Николай Яковлевич Происхождение нашего нигилизма.

Дебольский Н.Г. О начале народности (критика Данилевского).

Дебольский Н.Г. Начало национальностей в русском и немецком освещении (критика Данилевского).

Ильин Н.П. Трагедия русской философии:

Введение.

Глава 1. "Ложь одиссеев".

Глава 2. Доминанта русской национальной философии: принцип самосознания

Глава 3. Работники одиннадцатого часа

Глава 4. О понятии "религиозной философии". Двуликий Янус позитивизма

Глава 5. Крест познания. О русском типе христианской философии

 

 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 Проект ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

на следующих доменах: www.hrono.ru
www.hrono.info
www.hronos.km.ru

редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС