Ю.М. Федоров
       > НА ГЛАВНУЮ > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Ф >

ссылка на XPOHOC

Ю.М. Федоров

2009 г.

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:
В Фейсбуке
ВКонтакте
В ЖЖ
Twitter
Форум
Личный блог

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ХРОНОС. Всемирная история в интернете

Ю.М. Федоров

Сумма антропологии

Глава 3

СЕМАНТИЧЕСКИЙ МОДУС ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЭКЗИСТЕНЦИИ

3.4. ОБЪЕКТИВАЦИИ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ПУСТОТЫ: КУЛЬТ, КУЛЬТУРА, ЦИВИЛИЗАЦИЯ, ТЕХНОЛОГИЯ

Бегство от мира в сферу сверхчувственного заменяется историческим прогрессом.
Потусторонняя цель вечного блаженства преобразуется в земное счастье для большинства.
Попечение о религиозном культе сменяется вдохновенным созиданием
культуры и распространением цивилизации.
Творческое начало, что было прежде отличительной чертой библейского Бога,
отмечает теперь человеческую деятельность.
Людское творчество переходит наконец в бизнес и гешефт.

Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв"

Какие же сферы человеческой экзистенции концентрируют в себе основные семантические монады? В своей статье "Наука, искусство и технология" (1939 г.) Ч. Моррис выводит "три первичные формы изложения" из трех основных функций обыденного языка, "которые позволяют утверждать что-либо, показывать ценности и контролировать поведение". Моррис рассматривает науку, искусство и технологию как реализацию трех типов употребления знаков, отмечая, что "первичные формы изложения связаны между собой так же, как связаны эти три вида человеческой деятельности"23. Для нас важна не семантическая классификация экзистенциальных практик, осуществленная Моррисом, — важен общий методологический подход соотнесения знаков с их генерализованными объективациями. За семантическими монадами, модусами обнаруживаются определенные объективированные сферы, модусы человеческой экзистенции (схема 8).

 

   Культ      Культура  Цивилизация  Технология

  Субъект . . . _________|_________|____________|_________ . . . Объект

                        Символы   Ценности         Нормы       Знания

 

Схема 8. Континуум семантических объективации человеческой экзистенции.

 

Знаковые монады составляют семантическую основу самообъективации, самоовнешнения, самообмирщвления Субъекта. Согласно нашей субъектоцентристской концептуализации сущего, по мере перманентного распаковывания семантического континуума Символы становятся трансцендентной основой Культа, Ценности — эвалюативным базисом Культуры, Нормы превращаются в прескриптивное основание Цивилизации, а Знания оказываются дескриптивной семантикой Технологии.

Культ в семантическом плане есть совокупность трансцендентных значений, или символов, укореняющих Человека в Абсолюте. Понятие "культ" весьма пространно. Чаще всего под культом понимается совокупность религиозных традиций. В данном же семантическом аспекте под культом мы будем понимать совокупность особых значений, которые фиксируют отношение Человека к своему Абсолютному Началу.

Вполне резонно рассматривать священные тексты как некую семантическую объективацию трансцендентных смыслов, позволяющих входить в рационально непознаваемую сакральную реальность. Д. Вико рассматривал символический язык как переходную ступень от немого божественного языка священных иероглифов к обычному письменному, установленному посредством соглашения24. Это такие протосуждения, которые требуют сверхличностных интерпретаций. При этом не имеет особого значения, понятны ли субъекту слова, которые в этих сакральных текстах содержатся.

Существуют различные религиозные практики прояснения смыслов, содержащихся в священных писаниях. Одни из них стремятся предельно прояснить для религиозного сознания высшие смыслы, содержащиеся в Тайной Доктрине. Это рационализирующее направление в религиозной практике наиболее распространено в протестантизме. И в православной церкви появляются священнослужители, которые стремятся вести службу на современном русском языке, считая, что это в конечном счете приведет прихожан к более ясному пониманию таинств религиозной символики. Однако когда сакральный текст становится понятным, исчезает нечто неуловимое во внутреннем состоянии человека, стремящегося сокровенно переживать целостность своего бытия. При этом сам культ становится всего лишь разновидностью системы рациональных суждений. Это, видимо, вполне соответствует интересам тех личностей, которые не в состоянии погружаться в глубины собственного духа — уж слишком овнешненна их эмпирическая повседневность. Такие рационализации трансцендентного в известной мере восполняют нехватку в экзистенции цивилизованного человека внутреннего синтеза ноуменального и феноменального, превращающего саму символическую реальность культа в некую производную от реальности эмпирической.

Существует прямо противоположная практика религиозных отправлений, исповедующая божественную истину на языках, прихожанам не известных: в католицизме — на латыни, в исламе — на арабском. При этом предполагается, что верующему бессмысленно доискиваться в сакральных текстах каких-то проявленных смыслов. Проповедь в этой религиозной практике перенасыщена энергетическими семантическими сгустками, которые оседают не на поверхностных рационализированных слоях сознания верующих, а в глубинных структурах их бессознательного, становясь неосознаваемой основой (бессмыслица) для их самотрансцендирования. Полная непроявленность, непроясненность смыслов дает возможность понимать более адекватно сакральные тексты, нежели рационализированные их инварианты. Непостижимое, непознаваемое как бы выплывает из незнания, непонимания.

И все же древние и мертвые языки необходимо знать, потому что именно в их структурах неявно содержатся сакральные смыслы, так как их корневые значения являются более ранними производными от символических протозначений. Уехав в Индию, Е. Блаватская изучала сакральные ведические тексты в подлинниках, отыскивая в них трудноуловимые смыслы, составляющие трансцендентную основу Тайной Доктрины и не имеющие семантических аналогов в западно-европейских языках. В этих неявных смыслах (трансцендентные знания) как раз и содержится то семантически превращенное сакральное, что лежит в основе человеческой самотрансценденции.

Итак, две крайности, которые религиозное сознание современного человека несет в себе: во-первых, до возможного рационального предела прояснить значения и смыслы символической реальности и, во-вторых, отказаться от любых попыток рационализации символического, с тем чтобы сохранить сакральную энергетику пустотных первоначал Слова, трансцендентно приобщаясь к которому человек способен восходить к высотам Духа. Если первая традиция ведет к "понимающему непониманию", то вторая — к "непонимающему пониманию" таинств Абсолюта. Как известно, религиозный экстаз возникает лишь тогда, когда непонимание таинств сущего достигает своих предельных форм. Прояснение сакрального возможно лишь посредством минимума понимания в максимуме самооткровения. Вот почему культ целесообразно рассматривать в качестве первичной объективации символической реальности, как семантический синтез всей совокупности трансцендентных смыслов и значений, "неявно явленных" человеку. И. Гете отмечал всеобщий символизм внутренней естественной связи, существующей в мировой гармонии. "Все, что происходит — символ, и в то время, когда оно вполне обнаруживает себя, оно указывает на все остальное"25.

Культура есть совокупность эвалюативных значений или ценностей, посредством которых человек укореняется в свое феноменальное родовое бытие. Значения и смыслы культуры являются более проявленными семантическими объективациями. В них фиксируется и обнаруживается собственно родовая определенность человека. Культура — это совокупность эвалюативных текстов. Под текстом здесь можно понимать любое антропное содержание экзистенции, выраженное эпистемологически. Ценностное сознание содержит в себе множество эвалюативно-эпистемологических языковых форм: язык живописи, танца, поэзии, язык архитектуры и проч.

Если мы хотим знать, что же такое человек как особый феномен, к которому нельзя свести все остальное в живой и неживой природе, то должны погрузиться в эвалюативное пространство человеческой души, каковым является родовая культура. Только там мы можем отыскать смыслы собственно человеческого существования.

Своим неявным основанием культура погружена в трансцендентную символику культа и может нормально развиваться при систематической подпитке интенциями абсолютного в человеке.

Цивилизация в семантическом плане есть совокупность прескриптивных. предписательных значений или норм, посредством которых человек систематически реинтегрируется в социальную действительность. Чтобы понять, что собой представляет человек как социальный индивид, незачем обращаться к трансцендентным или эвалюативным текстам, — достаточно взглянуть на свод основных нормативных актов данного государства, который регламентирует человеческое поведение в различных сферах социальной жизни. Предписательные значения требуют от человека не внутреннего озарения, горения, сотворчества, а лишь одного: он должен поступать как все, играть по правилам. Незнание тех или иных социальных предписаний не освобождает индивида от персональной ответственности перед внешним Законом. Общество отгораживается от разрушительных для его целостности интенций, исходящих из антропного Я целостного Человека, а потому и сублимирует их в процесс деятельностной активности безудержным нормотворчеством.

Нормы цивилизации органично вырастают из неявных трансцендентных и эвалюативных прескрипций культа и культуры.

Технология есть совокупность дескриптивных значений, или явных знаний, способствующих укоренению человека в мире объективации как естественного, так и искусственного происхождения. Технология, понимаемая в предельно широком семантическом смысле, позволяет человеку соучаствовать в различных объективных процессах, основывающихся на имманентных законах, присущих уже не Субъекту, а Объекту. Все объективные процессы технологичны. Технологичны и природные процессы, взятые объектно, внесубъектно. В природной природе человека содержится некий объективный алгоритм, который и проявляет своими дескриптивными знаниями наука, делая человека движителем всеобщего технологического процесса.

Дескриптивные знания технологии генетически связаны с трансцендентными знаниями Культа, эвалюативными знаниями Культуры и дескриптивными знаниями Цивилизации.

Итак, получена первичная семантическая развертка онтологического пространства человеческой экзистенции. Она позволяет субординировать определенный онтологический категориальный ряд, лежащий за пределами собственно языковых форм семантического пространства человеческой экзистенции: Культ, Культура, Цивилизация, Технология. Причем в субъектоцентризме соотношение этих понятий совершенно иное, нежели в объектоцентризме: в нем не знания технологии, а символы культа венчают пирамиду семантико-онтологических объективации.

При анализе генетических и функциональных связей, существующих между семантическими объективациями сущего, мы вновь будем исходить из образа русской матрешки (схема 9). В пустотном культе трансцендентно предсуществуют Культура, Цивилизация и Технология. В Культуре неявно содержатся эвалюативные формы Цивилизации и Технологии, а в Цивилизации — прескриптивная форма Технологии.

Трансцендентная культура. Культура порождается

Культ
(трансцендентные значения)

Эвалюативный
культ

Прескриптивный
культ
Дескриптивный
культ
Трансцендентная культура

Культура

(эвалюативные значения)

Прескриптивная культура Дескриптивная культура
Трансцендентная цивилизация Эвалюативная цивилизация Цивилизация (прескриптивные значения) Дескриптивная цивилизация
Трансцендентная технология Эвалюативная технология Прескриптивная технология Технология (дескриптивные знания)

 

Схема 9. Иерархия истинных и ложных семантических форм человеческой экзистенции.

 

культом, своим генезисом она обязана культовой культуре, неявно репрезентирующей собой человеческое в проточеловеке, изначально органически содержащееся в Культе. Культура генетически вырастает из космических измерений человека, а не наоборот. "Культура, — писал Н. Бердяев, — связана с культом, она из религиозного культа развивается, она есть результат дифференциации культа, разворачивания его содержания в разные стороны"26. Своими неявными трансцендентными, трансфеноменальными формами культура восходит к генезису человеческого в абсолютном. Протокультура, состоящая из неявных трансцендентных ценностей, и была некоей репрезентацией человеческого присутствия в сакральной онтологии. Если символы в своей непроявленной семантической целостности регулировали отношения Человека к Самому Себе как отношения Микрокосма к Макрокосму, то неявно содержавшиеся в них трансцендентные ценности актуализировали отношения между Микрокосмами, еще окончательно не выделившимися из Абсолютного Субъекта, но уже облачившимися в Именные Личины.

Здесь еще невозможно обнаружить "водораздел" между сакральным и человеческим в целостной и синкретической экзистенции Микрокосма. Человек предсуществует в Боге в качестве его Образа и Подобия, и ему еще предстоит быть воплощенным в акте божественной креации в Антропоса.

Трансцендентные ценности — это неявные ценности протокультуры, предсуществующие в символах культа. Трансцендентные ценности — не только неявная, но и высшая форма ценностей. В объектоцентризме, напротив, они занимают самую низкую ступеньку в эволюции культуры. "Независимо от степени развития и утонченности магии, мистических практик, мифогенерирующих форм деятельности и видов знания, — пишет Н.С. Автономова, — культура, которая ограничивается лишь этими формами, так или иначе будет более бедной, чем культура, вышедшая за рамки этих форм бытия и познания. Пусть мифологическое общество сохраняет для нас все очарование невозвратно пройденного этапа, но не признать его стоящим на более низкой ступени эволюции мы не можем"27. Трансцендентные ценности являются Высшими уже хотя бы потому, что оторванные от них эвалюативные ценности культуры способны провоцировать кризисы гуманизма.

Прекрасное первобытное искусство не могло появиться иначе, как из отношений Человека к Абсолюту, из органического синкретизма сакрального и человеческого в проточеловеческой ментальности. Первобытные искусство и культура по своим функциям не имеют никакого отношения к собственно искусству и культуре в их современном состоянии, истинная семантическая природа которых антропная. Изначально они имплицитно содержались в человеческой самотрансценденции и выполняли трансантропные функции, связанные с укоренением проточеловеческого в сакральном, а не наоборот. До поры до времени, до собственно антропного времени, с которого начинает свой бег история, культура со своими протоценностями развивается внутри символической реальности, реальности Символа.

Нормы цивилизации органично вырастают из неявных трансцендентных и эвалюативных прескрипций культа и культуры.

Трансцендентная цивилизация — это такая протоци-вилизация, в которой социальная форма организации человеческой жизни органически интегрирована в трансцендентные формы культуры.

Трансцендентные нормы — это нормы протоцивилизации, неявно содержащиеся в неявных ценностях протокультуры, предсуществующие в символах культа. Современная цивилизация генетически связана с древними цивилизациями — трансцендентными протоцивилизациями, которые неявно предсуществовали в культовой культуре.

Трансцендентная технология. Трансцендентные знания — это знания прототехнологии (протонауки), неявно существующие в неявных нормах протоцивилизации, которые, в свою очередь, неявно содержатся в неявных ценностях протокультуры, предсуществуя в символах культа. Трансцендентные знания — предметность мистики, а не науки, хотя последняя в первой вопреки своей собственной логике черпает продуктивные идеи, составляющие ее неявный эвристический фонд. «Свойства, определяемые как "священные", "святые", "героические", "добродетельные", "возлюбленные" и т.д., и их противоположности, — писал П. Сорокин, — принадлежат не биофизическим чертам соответствующих субъектов или лиц, но значениям, которые на них налагаются... Применение принципов идентичности и различия на базе значений, выражаемых через материальные объекты, открытые действия и людей, часто ведет к результатам, радикально отличающимся от тех, которые возникают на базе их биофизических свойств»28.

Древнейшие цивилизации, как это ни покажется на первый взгляд парадоксальным, были очень мощными в технологическом отношении. Даже сегодняшней гипертехнологической цивилизации непосильны некоторые из тех проектов, которые реализовались в те нетехнологические эпохи. Трансцендентная технология есть процесс первичной объективации, первичного отелеснения мощнейших духовных интенций человека. Многие тайны XXI века, которые ученым еще предстоит раскрыть, были известны нашему первобытному Пращуру, естественно, не на рациональной, а на трансрациональной, мистической основе. Уму непостижимо, каким образом проточеловек сумел предвосхитить многие рациональные открытия человека современной научно-технической эпохи. Все его технологические достижения затем вытеснились явной культурой, хотя многое из них вошло в превращенной форме в эвалюативную технологию антропоса. Рационально реконструировать трансцендентную технологию первопращура современному его потомку не дано, так как он утратил свойства креатора и является всего лишь субъектом овнешненного рационального познания. Современный человек излишне гносеологизирует сущее, а потому и делает технологию предельно сложной и репрессивной.

Такова внутренняя нерасчлененная структура культа. Все элементы в ней и естественны и истинны, что позволяло Микрокосму целостно воспроизводить Мироздание в Самотрансценденции, Самопорождении. Они интегрированы естественным образом в целостное мировоспроизведение, осуществляемое Человеком как Ноуменом. Онтологическую основу здесь составляет трансцендентное отношение Человека к Самому Себе как Абсолюту, Микрокосму. В рамках всеобщего самотрансцендирования и возникали зачатки культуры, цивилизации и технологии.

В процессе самоэманирования, автоэманирования Микрокосма появляются все более проявленные, овнешненные формы исторического существования.

Культура в узком плане есть совокупность явных эвалюативных значений, в широком же плане — совокупность явных эвалюативных и неявных трансцендентных ценностей.

Культура своим неявным протоценностным основанием погружена в трансцендентную символику культа и может нормально развиваться, будучи подпитываема интенциями абсолютного в человеке. Ценности культуры — не что иное, как секуляризованные трансцендентные ценности культа. Ценности культуры суть способ, каким означивается присутствие Человека уже не в Боге, а в другом Человеке.

Культура также является определенной совокупностью "семантико-онтологических матрешек". В культуре неявно присутствуют эвалюативная цивилизация и эвалюативная технология.

Эвалюативная цивилизация. Культурная протоцивилизация есть совокупность неявных эвалюативных норм. По своей семантической природе человеческая культура — сугубо эвалюативная, ценностная. Однако она выполняет и неявную прескриптивную функцию, регулируя отношения между антропными субъектами.

Эвалюативные нормы — это нормы протоцивилизации, неявно содержащиеся в явных ценностях культуры. Это нормы культуротворческого, межчеловеческого поведения. Они не прописаны явно в юридических кодексах, а фиксируются в глубинных культурных традициях и выступают в качестве моральных императивов. Неявное нормативное содержание добродеяния не узкосоциально, а предельно широко, оно общечеловеческое. Христианская культура не позволяла человеку "выпрыгнуть" за рамки неявных общечеловеческих прескрипций, которые поддерживались внутренней верой, а не внешним репрессивным знанием. Овнешненная социальная нормативистика в отличие от действия общечеловеческих императивов оказывается эффективной лишь при опоре на внешнее же семантическое и социальное принуждение. Если следование трансцендентным нормам основывалось на ответственности перед Самим Собой как Абсолютом, то следование эвалюативным нормам — на ответственности перед Человечеством. Не случайно одним из самых страшных преступлений, которые может совершить человек, признается преступление перед человечеством, человечностью.

Цивилизация есть порождение культуры, а не наоборот. "У каждой культуры, — писал О. Шпенглер, — есть своя собственная цивилизация. Впервые эти оба слова, обозначающие до сих пор смутное различие этического порядка, понимаются здесь в периодическом смысле, как выражение строгой и необходимой органической последовательности. Цивилизация — неизбежная судьба культуры. Здесь достигнут тот самый пик, с высоты которого становится возможным решение последних и труднейших вопросов исторической морфологии. Цивилизации суть самые крайние и самые искусственные состояния, на которые способен более высокий тип людей"29.

В явной форме цивилизация возникает на базе социального разделения целостной и синкретической деятельности. Но социальному разделению деятельности исторически предшествует его антропное разделение, которое и лежит в основе трансформации трансцендентной цивилизации в цивилизацию эвалюативную. Именно в эпистемологическом пространстве культуры происходит первичное антропное разделение трудовой деятельности. В рамках этой формы разделения деятельности человек утрачивает способность творить мир в его целостности и становится частичным креатором, т.е. творцом определенной вещи, в которой он присутствует в качестве самообъективации.

На всем предметном мире антропного этапа истории лежит печать личностного авторства. Эвалюативная цивилизация была подчинена интересам целостного человеческого существования — существования в Роде. И если люди и обменивались продуктами своей деятельности, то не иначе, как уникальными авторскими раритетами. Ремесленничество в самом хорошем смысле слова и составляло суть эвалюативной формы цивилизации. Предметы ценились не только в качестве чего-то функционального, — они служили напоминанием человеку о другом человеке, о том, что предметная связь лежит в основании родового мира. Предметы, порожденные эвалюативной цивилизацией, вбирали в себя и сохраняли для потомков отблески человеческих душ, которые каждый раз воскресали, как только их объективации входили в контекст субъектно-субъектных отношений. Это были одухотворенные предметы. Почему мы с большим трепетом встречаемся со старыми вещами? Потому что осознаем, что в них содержится нечто большее, нежели произведенное на потребу, как, например, стандартные разовые бумажные стаканчики для напитков. Вещи эвалюативной цивилизации никогда не выходили из моды. Из моды не выходит лишь то, что сотворено человеком, и в то же время мода безжалостна с вещами, производимыми не людьми, а организациями, даже если те порой носят столь благозвучное название, как "Дом Диора". Иногда невостребованность той или иной вещи объясняют тем, что она морально устарела. Но может быть, вещи морально стареют от того, что производятся на внеморальной, безлично-социальной основе?

Эвалюативная технология. Культура в своих морфологических структурах имеет еще и эвалюативную технологию. В семантическом аспекте эвалюативная технология есть совокупность эвалюативных знаний.

Культурные ценности, как и символы культа, содержат неявную рациональную составляющую — эвалюативную форму дескриптивного значения, позволяющую втягивать в эпистемологическое пространство всю совокупность объективации собственно человеческой экзистенции. Их непроявленным интенциональным референтом выступает одухотворенная телесная субстанция антропного субъекта. Человеческий организм как культур-антропологическая целостность, видимо, регулируется в основном эвалюативными знаниями, а не релевантными его биологическому субстрату явными знаниями, систематизируемыми натуралистической формой рефлексии. Эвалюативные знания — это знания прототехнологии (протонауки), неявно предсуществующие в неявных нормах протоцивилизации и неявно содержащиеся в явных ценностях культуры.

Поскольку эвалюативная технология подчинялась принципу "все во имя человека", то она и воплощала такие проекты, которые оставались на века. Взять хотя бы канализацию эллинского Рима, которая функционирует по сей день, или средневековые архитектурные комплексы, составляющие эстетическую основу современных безликих мегаполисов.

Цивилизация в узком ее семантическом смысле есть совокупность явных прескриптивных значений. В широком же смысле она есть совокупность как явных, так и неявных прескрипций, содержащихся в ценностях культуры и символах культа. Нормы цивилизации (или нормы социальной технологии) генетически восходят к трансцендентным нормам и к эвалюативным нормам, которые трансформируются в явные предписания, прескрипций по мере того, как социум последовательно обосабливается и от Абсолюта, и от самого человека, обретая особый онтологический статус.

Прескриптивная технология. Прескриптивные знания — это знания социальной прототехнологии (протонауки), неявно предсуществующие в явных нормах цивилизации. Совокупность неявных прескриптивных знаний и образует семантическую основу социальной технологии, призванную упорядочивать систему социальных, субъектно-объектных отношений. Нормы обеспечиваются внешним социальным принуждением, предельной формой которого выступает открытое насилие — основной инструмент социальных технологий тоталитаризма.

Прескриптивная технология обеспечивает бытование частичного человека как зависимого от социального множества. Идет массовый поток вещей, и технология приспосабливается к так называемым социогенным потребностям человека. Она может быть весьма развитой в собственно техногенном смысле, но все же выполняет уже лишь социетальную функцию.

Знания технологии своим основанием имеют трансцендентные, эвалюативные и прескриптивные неявные дескрипции культа, культуры и цивилизации. Собственно технология в семантическом плане одномерна, в ней господствуют ее внутренние приоритеты — технология ради технологии. В этой ситуации человек вбирает в себя лишь то, что ему навязывает технология. Появляется бесконечное многообразие дескриптивных технологических форм, быт человека перманентно онаучивается, становится предельно комфортным.

Семантические горизонтали на схеме суть не что иное, как генетические линии Культа, Культуры, Цивилизации и Технологии. Каждая последующая семантическая генерализация выступает средством для генерализаций более высокого ранга. Технология служит основой систематического совершенствования человеком своих цивилизационных форм существования. Цивилизация является эмпирическим основанием, отталкиваясь от которого человек перманентно развертывает эпистемологическое, ценностное пространство своей души. Культура в целом служит основанием для перманентной самотрансценденции человека в Духе. Но так происходит лишь в идеале. В реальности мы имеем совершенно иную картину соотношения высших и низших онтологии, в которые укоренена человеческая экзистенция.

Семантико-онтологические генерализации более низшего уровня в своем отпадении являются и более репрессивными, и менее устойчивыми объективациями. Для того чтобы они могли интенсивно развертываться, им необходима избыточная энергетическая подпитка извне. На определенном этапе перманентного самообособления они начинают активно инкорпорировать, поглощать породившие их онтологии. Таким образом возникают ложные семантические объективации, деструктивно воздействующие на целостность человеческой экзистенции.

Эвалюативиый культ. В семантическом аспекте он есть совокупность ложных эвалюативных символов.

Символическая реальность культа породила ценностную культуру, чтобы в ней обрести свою более проявленную семантическую опору. Но сама она, однако, оказалась втянутой в эпистемологическое пространство ею же порожденной культуры. Культура, выходя за пределы родовой определенности человека, начинает формировать ложные эвалюативные символы и замещать ими трансцендентные символы культа. За этим стоит стремление человека родового заменить своей феноменальностью ноуменальность Микрокосма.

Основу антропологической разновидности Идеологии составляют эвалюативные символы, или, как говорится в Библии, ложные знамения, превращающие Человека в Кумира, пытающегося заместить собой Бога. Здесь культура вступает в оппозицию к культу, рекультивирует культ в образе Феноменального Человека. "Отрыв культуры от ее религиозных основ, — писал А. Мень, — не может остаться без роковых последствий. Подлинный культурный расцвет немыслим без интенсивной духовной жизни... Кризисные и упадочнические явления в культуре, как правило, бывают связаны с ослаблением религиозного импульса, которое приводит творчество к деградации и омертвлению"30.

Своими родовыми сущностными силами феноменальный человек в состоянии воспроизводить лишь то, что лежит в пределах человеческого универсума, и то, что в иерархии Бытия находится ниже его, т.е. в пределах социального и природного универсумов. Трансчеловеческое в человеке лежит за пределами антропогенеза, за пределами культуро-созидающего процесса. Все то, что родовой человек актуализирует, есть не что иное, как артефакты культуры, но артефактом не может быть трансфеноменальный Абсолют (как нечто искусственно созданное, ибо нечто уже не есть ничто).

Культура выполняет не только положительную, но и отрицательную семантико-онтологическую функцию. Она позитивна лишь по отношению к человеческому в человеке и негативна к сакральному в человеке. Обосабливаясь от символической реальности, культура начинает активно поглощать, инкорпорировать ее смыслы и значения, конституируя их в качестве человеческих, а не сакральных универсалий.

С отпадением Человека от Абсолюта человеческое в человеке становится надсакральным, сверхсакральным. С этого момента Культура начинает творить Кумиров, т.е. Нечто Сверхчеловеческое, наделяя их статусом эвалюативных символов. Бог из трансцендентного Символа превращается культурой в Феноменальную Ценность. "Это мышление, — писал М. Хайдеггер, — так никогда и не вспомнившее о самом бытии, есть простое и все несущее на себе, оттого-то загадочное и непостигнутое событие, разверзшееся в историческом совершении Запада, вот-вот готовом расшириться до совершения мирового, до мировой истории. Напоследок бытие в метафизике упало до уровня ценности. В том свидетельство: бытие не допущено как бытие... В таком преодолении нигилизма ценностное мышление возводится в принцип. Но ведь если ценность не дает бытию быть бытием, что оно есть как само бытие, мнимое преодоление нигилизма и есть самое настоящее завершение его... Истолкование сверхчувственного мира, истолкование Бога как высших ценностей мыслится не на основе самого бытия. Последний же удар по Богу и по сверхчувственному миру наносится тем, что Бог, сущее из сущего, унижается до высшей ценности. Не в том самый жестокий удар по Богу, что его считают непознаваемым, не в том, что существование Бога оказывается недоказуемым, а в том, что Бог, принимаемый за действительно существующего, возвышается в ранг ценности"31.

Культура, инкорпорирующая энергетику культа, постепенно замещает его своей гипертрофированной формой — эвалюативным культом. Культура наделяет культ антропным статусом, и все сущее начинает обретать антропоморфные формы. Антропоморфизм — это наделение собственно человеческими смыслами трансцендентных значений сакрального культа. На этой основе возникают религии. Бессознательное состояние ментальности проточеловека не нуждалось в каких-то ценностных инвариантах символического сакрального. Культура порождает свой особый эвалюативный культ, с тем чтобы приспособить символическую реальность к нуждам и задачам родового человека.

Символы, превратившись в искусственные эвалюативные значения, вместо пустотного сакрального содержания обретают гиперчеловеческие смыслы сущего.

Итак, культура позитивна лишь тогда, когда своими ценностями означивает человеческое в человеке, и негативна, когда пытается запаковать в свои ценностные формы символическую реальность — Абсолют. Здесь уже не культура выступает как трансцендентная проекция культа на феноменальное пространство человеческой экзистенции, а сам культ искусственно порождается культурой. Е. Блаватская, например, ставила под вопрос иррелевантность содержания текстов всех без исключения мировых религий сакральному и символическому в Мире. Известно, что тексты христианских апостолов прошли определенную цензуру со стороны клерикалов церкви, многие из них не вошли в канон и до сих пор считаются апокрифами.

Как только культура со своими общечеловеческими ценностями пытается обособиться от порождающих ее трансцендентных символов, так сразу же человек лишается не только божественного дара, но и своего собственного образа и подобия. Культура своим служением человеческому в человеке разрушает не только целостность символической реальности, но и те определенные формы жизни, которым не нашлось места в родовом именитстве человека. "Вечна и абсолютна ценность не культуры, а жизни, творящей культуру, — писал В.Ф. Эрн. — Культура ценна постольку, поскольку она созидается Жизнью, ищущей и становящейся. Культура — полный чудес сателлит жизни, подобный Луне, живущей лишь Солнцем"32.

Культура за тысячелетнее существование феноменального человека, отпавшего от Абсолюта, осуществила глобальную селекцию всего живого, отдав приоритеты тем их ареалам, которые в состоянии были вписаться в родовую жизнь человека. Культивировались лишь определенные виды растений, животных, определенные свойства самого человека и проч., т.е. шла перманентная десакрализация астрального в человеке в соответствии с приоритетами собственно человеческого в нем. Культура вытеснила, может быть, самую значительную сторону сакральной жизни, которую вряд ли возможно будет заново реконструировать. Безвозвратно кануло в лету огромное многообразие проявлений жизни.

Культура ограничивает безграничную жизнь пределами родового человеческого существования. Это и есть негативная, деструктивная функция культуры. Культура расширенно воспроизводит антропоморфное и искусственное в естественном, перманентно сужая в нем собственно естественное, надантропное. "Культура всегда бывала великой неудачей жизни"33, — писал Н. Бердяев. Под неудачей он понимал как раз эту вторую разрушительную функцию культуры, гиперантропологизирующую все живое и сакральное в Космосе. Культура, приручив определенные виды флоры и фауны, расставила антропные приоритеты в целостной и органической Жизни. Она впервые нарушила органический, космический баланс Жизни, что составило содержание первого акта вселенской трагедии. Она совершила неимоверное насилие над онтологией духа, пытаясь приспособить Живой Космос для процесса интенсивного и ускоренного развития родовых сущностных сил человека — антропогенеза. Этой вселенской трагедии не произошло бы, если бы культура по мере эволюционирования перманентно реинтегрировалась в культ в качестве его вложенной системы.

В то же время величие культуры заключается в том, что она дала возможность Человеку экзистировать в своих собственных антропных, феноменальных пределах. Как "неудачу" ее надо понимать в том смысле, что она есть первая форма репрессивного воздействия на сакральные первоосновы Сущего, так как самовластно взяла на себя ответственность (но не перед Богом, а перед Человеком) решать, кому в этой сакральной жизни отдавать онтологические приоритеты, кого казнить, а кого миловать. Культура рассматривает все сущее, находящееся за пределами человеческого родового именитства, не иначе, как нечто, еще не подвергшееся принудительному очеловечению, находящемуся в стадии антропоморфного становления.

Вытесняя культ из человеческой экзистенции, культура подает плохой пример своей дочери — цивилизации, и та, достигнув совершеннолетия, примерно так же начинает поступать по отношению к породившей ее матери. Как только цивилизация превращается в самодовлеющую силу, она пытается нормативно регулировать отношения не только в обществе, но и в человеческом роде и в ноосфере. Появляются ложные нормативы — прескриптивные ценности и прескриптивные символы.

Прескриптивная культура. Семантической основой прескриптивной культуры выступают ложные прескриптивные ценности, мимикрировавшие под ценности культуры, призванные гипертрофированно развивать социальное в человеческом за счет вымывания в нем собственно человеческого. Вся культура при этом загоняется в нормативную оболочку прескрипций цивилизации.

Цивилизация существенно сужает эвалюативное, эпистемологическое пространство человеческого рода, придавая социальные формы лишь тем псевдоценностям, которые способствуют тиражированию в человеке определенных качеств и свойств, потребных безличному Социуму. Если культура сужает поле сакрального в человеческом, то цивилизация сужает поле человеческого в социальном. Если культура есть великая неудача жизни, то цивилизация есть великая неудача культуры. Отпадая от культуры, цивилизация превращается в антикультурный фактор, репрессивно воздействующий на целостность человеческой феноменальности. Она берется судить, какие формы культурного поведения являются социально приемлемыми, а какие — асоциальны. "Нет ничего враждебнее культуре, чем цивилизация, — подчеркивал В.Ф. Эрн. — Цивилизация есть изнанка культуры. Культура, как дело полубогов, не может быть пищей, пригодной для большинства... Цивилизация передается механистически. Ею не заражаются — ее внушают. Цивилизация есть овеществленный рационализм. Техника и промышленность, машинное производство во всех областях созданы рационализмом как исторической (я бы сказал и больше — как космической) силой"34.

В системе общественных субъектно-объектных отношений в основном фиксируются интересы социальной целесообразности, стремление цивилизации в предельные исторические сроки реализовать все свои внесубъектные потенциальности. Если цивилизация избирает стратегию плоской эволюции, то в социальной форме бытия лишь до определенного момента сохраняется известный паритет между субъективациями объективного и объективациями субъективного, завершающийся в конце концов установлением жесткой приоритетности социальной целесообразности над родовой определенностью человека.

Бытует устойчивая точка зрения, что культура является внеприродным объектом, а потому не может быть предметностью натуралистической рефлексии. Такой подход к артефактам культуры вполне правилен с одной лишь поправкой: культура является не только внеприродным, но и внесоциальным "объектом". Мы взяли слово "объект" в кавычки потому, что по отношению к культуре он выступает проявлением редукции натурализма, критику которого мы и находим у приверженцев внеобъектного понимания культуры. К сожалению, борясь с проявлениями натурализма в сфере эпистемологии, эти философы не видят другой, не менее серьезной, опасности — социологизации культуры. Определяя культуру в качестве неприродного объекта, они неизменно подчеркивают ее социальную природу и тем самым низводят до уровня превращенной социальной вещи. Все обстоит как раз противоположным образом: социальная вещь и есть превращенная форма культуры. Не культура вычленяется из социума, а социум — из культуры, как культура, в свою очередь, — из культа, который является не только внеприродным и внесоциальным, но и внеантропным Ноуменом. От признания внеприродности культуры необходимо решительнее переходить к признанию ее внесоциальности. Культура имеет не деятельностную, а общенческую природу.

Человеку феноменальному необходима подлинная культура, социомассе, сформированной цивилизацией, — лишь эрзац-культура, или массовая культура. Цивилизация, пытающаяся выполнять несвойственную ей культуротворческую функцию, способна лишь раздробить человеческую феноменальность на бесчисленное множество личностных диспозиций, она не в состоянии на социетальной основе вновь генерализовать их в антропную целостность.

Социальные ценности в отличие от антропных (культурных) могут быть только ложными нормами, так как в их основании всегда можно обнаружить прескрипции социальной целесообразности. Цивилизация не только ограничивает многообразие проявлений культуры, но и более репрессивно относится к многообразию проявлений целостной жизни. "Красная книга" животных, растений, человеческих рас и проч. мере продвижения цивилизации вперед все более и более разбухает.

Нормативы цивилизации, все более формализуясь и обосабливаясь в гиперсемантическую монаду, постепенно замещают собой истинные ценности культуры, присваивая их антропный статус. «Культура без сердца, — писал И.А. Ильин, — есть не культура, а дурная "цивилизация", создающая гибельную технику и унизительную, мучительную жизнь»35. Так называемая массовая культура покоится не на истинных, эвалюативных, а на ложных прескриптивных ценностях. Она есть следствие искусственного и репрессивного трансфера, переноса ценностных смыслов и значений с родовых на социальные сущностные силы человека. Тотально инкорпорируя родовые сущностные силы человека, социум достигает псевдоантропного уровня целостности, замещая субъектно-объектной онтологией в пределах человеческого универсума субъектно-субъектную онтологию феноменального человека. Если псевдокультура антропоморфизирует, то псевдоцивилизация социоморфизирует все сущее. Социум в своей так называемой культурной политике широко опирается на деятельность псевдокультурных общностей и институций.

Прескриптивный культ. В семантическом плане прескриптивный культ есть совокупность ложных прескриптивных символов.

Прескриптивные символы лежат в основе процесса мифологизирования властных отношений в социуме. Социальная роль, позиция, функция, замыкающая собой иерархию социума, наделяется при этом искусственной харизмой (культ президента, генерального секретаря, вождя), и всем остальным предписывается почти сакральное к ним отношение.

Существуют четыре основные семантико-онтологические формы рациональности: трансцендентная, эвалюативная, прескриптивная и дескриптивная. Знания могут быть не только явными, но и неявными. Наука в широком смысле и есть органическая система всех этих форм знаний. Позитивизм узаконил понимание науки в узком смысле как явной и чистой рациональности, очищенной от символов, ценностей и норм принципами операционализма и верификации. Постпозитивизм пытается подключить в корпус науки и неявные формы знания.

Явные знания, систематизируемые наукой и лежащие в основании технологии, — генетически самые поздние семантические объективации человеческой экзистенции. "Древнейшие пласты образования человеческих знаковых систем, — пишет Б.Ф. Поршнев, — отвечают преобладанию функций взаимного воздействия людей. Функция познания развивалась позже"36. В то же время по мере самообъективации человека именно знания технологии начинают интенсивно обрастать инфраструктурой из ложных знаков и значений.

Явные знания технологии могут быть только дескриптивными, дискурсивными. Однако будучи автономизированными наукой от цивилизации, культуры и культа, они пытаются означивать собой более высокие ниши бытия и менталитета.

Дескриптивная цивилизация. Ее семантическую основу составляют ложные дескриптивные нормы.

Онаучивание, рационализация традиционной нормативной системы проходила не только в России, но и на Западе. Гиперсоциальная технологизация, или гипертехнологическая социализация, — детище цивилизации, основу которой составляет "прогрессивное" развитие универсума объективации, вещей, природа которых и уподобляется идеологами социальным сущностным силам человека. Технология, отпадающая от Социума, вынуждена опираться на ложные прескрипции, наделяемые научным статусом для того, чтобы в системе социум — машина все более господствующее положение занимала машина. Конечной целью этого процесса является превращение всего общества в разновидность рациональной машинерии, поддающейся тотальному управлению. Поведение социомассы, программируемое строго научными нормативами, все более начинает походить на поведение скинеровских крыс, которые научаются вести себя соответствующим образом за счет нормативного подкрепления. Не дай Бог, если дурная бесконечность открытых в научном коммунизме законов общественного развития и функционирования была бы внедрена в жизнь общества, — тогда возник бы огромный социальный муравейник ("Страна Муравия" А. Твардовского).

За знаниевыми нормами стоит стремление телесности втянуть в свои морфологические структуры энергетику социальной целесообразности, превратив социум в рядоположный натуральный объект. Волющая телесность желает превратиться из естественной в социальную форму существования, но продолжать при этом осуществлять свою жизнедеятельность по законам естественной необходимости. Это как бы обратная проекция объектно-объектных связей на сферу субъектно-субъектных отношений, предельная степень объективации социальной формы субъективности.

По сути, ментальность частичного субъекта сводится натурализмом в элементарную когнитивную функцию, пригодную для функционирования технологических процессов. Наиболее широко эта форма ложного осознания социальной реальности представлена в предельно формализованных программах социального поведения, разрабатываемых сугубо кибернетическим образом. Нормативные социальные основоположения здесь, как правило, замещаются примитивными когнитивными схемами, объясняющими социальные формы поведения и деятельности человека рационально регулируемыми его биогенными потребностями.

Последовательная сциентизация общественной жизни ведет к расширению сферы политического манипулирования человеческим поведением, при этом дисциплины, изучающие эту форму жизни, сами начинают обретать сциентистский статус, объявляя себя общественными науками. В конечном счете рационализированная социальность, основывающаяся на ложных дескриптивных знаках, приводит социальные структуры к такой упорядоченности и унифицированности, что ее ячейкам требуются уже не индивидуальности, а индивиды — "человеческие автоматы", окончательно утратившие свои общеродовые свойства.

Когда говорят о том, что существуют некие объективные законы социальной формы движения и что стоит только их открыть и скрупулезно следовать их дескрипциям, как сразу же общество гармонизируется, то это не только заблуждение, но и стремление подменить целый спектр возможных направлений развития социума одним-единственным, подчиненным жестким законам технологической необходимости, которая окончательно десоциализирует общественную действительность.

Если культура является великой неудачей жизни, а цивилизация — великой неудачей культуры, то технология является великой неудачей цивилизации. Цивилизация рассчитывала, что с созданием технологии обретет еще большую онтологическую устойчивость. Технология, обособившись от цивилизации, начинает интенсивно сужать в человеке не только поле сакрального и собственно человеческого, но и поле социального. Технология стремится поставить на конвейер, на всеобщий поток технологически приемлемые формы социальной жизни, а потому их перманентно упрощает. Она унифицирует социальную жизнь в соответствии с приоритетами своего объективного развития и функционирования, т.е. превращается в самодовлеющий фактор истории.

Дескриптивная культура. В семантическом плане есть совокупность ложных дескриптивных ценностей.

За последние годы появилось очень много рационалистических схем, якобы вскрывающих феноменальную природу Человека на строго научных основах. Современные психологические тесты, позволяющие диагностировать локальные состояния личности, очень часто преподносятся в качестве инструментов, замеряющих ценностные структуры Человека. На этой основе начинает формироваться психофашизм, используемый для вытеснения из активной культурной жизни индивидов, которые в состоянии внести деструкцию в выверенную научной логикой жизнь "рациомассы". Человек все более и более превращается в объект манипулирования со стороны научной элиты, из которой формируется корпус советников по человеческим отношениям при правящей политической элите. К сожалению, авторитетом науки начинают прикрывать явное и широкое манипулирование человеческими возможностями.

Процесс сциентизации, технологизации культуры напрямую связан со стремлением приспособить "человеческий материал" ко все более обмирщвленным и объективированным способам существования социума, превратить социального индивида в живую разновидность робота. Человек-машина — идеал сциентистской версии человеческой феноменальности. Мимо этого искуса не прошел и сам великий 3. Фрейд, создавший психоаналитическую концепцию человека как "сексуальной машины". Видимо, в ближайшей перспективе гиперрациональный подход к человеческой феноменальности займет господствующее положение в так называемых науках о человеке.

Знания, искусственно обретшие статус ценностей, явно лжесвидетельствуют о человеческом феномене, но уже не с гиперсоциальных, а с сугубо научных позиций, реформируя генофонд культуры таким образом, чтобы максимально реадаптировать человека к нуждам эволюции объективной реальности. В качестве истинного выразителя общечеловеческих интересов сциентизмом конституируется лишь гносеологический субъект (Homo sapiens), пытающийся управлять процессом антропогенеза на строго научных основах.

В рамках широкомасштабного эксперимента над человеческой феноменальностью сциентизм делает попытку вывести ее из-под юрисдикции сакральной свободы и подчинить формальным законам необходимости. "Если культура не имеет более своим центром живой, непрестанно обновляющийся процесс-отношение, — писал М. Бубер, — она, застывая, превращается в мир Оно, в который лишь иногда вулканически прорываются пламенные деяния одиноких носителей духа. С этих пор обычная причинность, которая никогда раньше не могла быть препятствием духовной концепции космоса, вырастает в угнетающий, давящий рок. Мудрая судьба-мастер, господствовавшая над всякой причинностью, теперь превращается в абсурдный демонизм и сама погружается в причинность"37. Дескриптивная антропология и научная культурология выступают идеологическими репрессалиями, которые наряду с явным технологическим самонасилием человека последовательно его деантропологизируют, превращая в унитарную гносеологическую функцию телесности.

Если эвалюативные знания репрезентируют собой антропный модус природы, ее "человеческое измерение", то дескриптивные знания — природный модус человека, естественное (натуральное) его измерение. Наиболее последовательно эта идеологема выражена в психофизиологическом параллелизме и в эпигенетическом принципе, господствующем в сравнительной биологии человека и животного. Согласно этим сугубо "научным" основоположениям, человеческое в человеке — всего лишь нечто производное от его физиологической (объектной) феноменальности. Попытка вывести генезис ценностей культуры из поведенческих форм животных — одно из приложений этой идеологемы. По сути именно она лежит в основании "культуры насилия", "культуры секса" и проч., ставших обычным проявлением повседневности сциентизированного бытования современного человека в информационном пространстве массовой коммуникации.

Дескриптивный культ. В семантическом плане дескриптивный культ есть совокупность ложных дескриптивных символов. «Вместе с ростом и постоянным совершенствованием власти познания над Вселенной, — писал Э. Гуссерль, — человек обретает все большее, бесконечно растущее господство над окружающим его практическим миром... Ведь человек в состоянии постичь истинность ценностей и благ саму по себе. Все, что лежит в горизонте этого рационализма, предстает его следствиями, которые ему очевидны. Итак, человек действительно уподобляется Богу. Аналогично тому, как математик говорит о бесконечно удаленной точке, прямой и т.д., можно сказать: "Бог — это человек, перенесенный в бесконечную даль". Вместе с математизацией мира и самой философии философ в какой-то степени математически идеализирует и самого себя, и одновременно Бога»38.

Наиболее всеобъемлюще эта рационалистическая Сверхидеологема Сверхсущего представлена в объектоцентристской мировоззренческой концепции. Поскольку целостное мироздание не может быть сведено к унитарной объективации, то по мере реализации объектоцентристской концепцией своей мировоспроизводящей функции универсум все стремительнее приближается к многомерной катастрофе. В извечном противостоянии Тела Духу в процессе перманентного объективирования субъективного телесность пытается окончательно вытеснить из бытия все "сакральное, которое слишком сакрально", с тем чтобы превратиться в онтологию Единого. "Без Духа, — проповедовал Лютер, — весь род человеческий — это не что иное, как царство дьявола, беспорядочный хаос тьмы!"39

Очень часто можно слышать, что наука в состоянии построить всеобщую модель Мироздания, которая будет содержать в себе всю тотальность его отношений. Но наука может воссоздать лишь "природную природу" человека, она ничего не знает и знать не может о его трансцендентной природе. "Факт бытия человека и факт его самосознания, — писал Н.А. Бердяев, — есть могучее и единственное опровержение той кажущейся истины, что природный мир — единственный и окончательный. Человек по существу есть уже разрыв в природном мире, он не умещается в нем... Наука с полным правом познает человека лишь как часть природного мира и упирается в двойственность человеческого самосознания как в свой предел"40.

Глобальные рациональные схемы эволюции, разрабатываемые Римским клубом, — лишь первая ступень в формировании вселенской рационализации. Всеохватные универсалии сущего возможны лишь на трансцендентной, а не на рациональной основе. К сожалению, эта истина неведома современным Проектировщикам Рационального Будущего.

Существует два основных способа возвращения Человека к Самому Себе как Абсолюту. Один из них — это путь "назад" по онтологическим и семантическим ступенькам, возникшим в ходе эманирования Первоначала, т.е. путь восстановления нарушенной приоритетности высших экзистенциалов над низшими, корректировка всех процессов в мироздании в соответствии с требованиями коэволюции и инволюции. Это и есть процесс возвращения к Абсолюту через возрождение истинных форм Бытия и Слова.

Второй путь — это стремительный бросок "вперед", вдогонку за плоской эволюцией объективной действительности, стремящейся унифицировать Мир с тем, чтобы волющее телесное начало в нем окончательно возвысилось над его сакральной целостностью. Второй путь — это возвращение навыворот, возвращение через вселенскую катастрофу и уничтожение человеком самого себя не только как физической, но и как трансфизической субстанции. Похоже, что тип, к которому мы все принадлежим и который несет в своем самоназвании опасную знаковость "Homo sapiens", избрал именно второй путь обретения своего абсолютного онтологического статуса — путь низложения с себя сакрального сана Человека как Микрокосма. Хотя Человечество родилось в Слове, погибнуть оно может в Термине — в дескриптивном символе.

Разрабатываемая нами субъектоцентристская модель семантического пространства человеческого Бытия и Менталитета позволяет, на наш взгляд, выявить изоморфные ей ментальную структуру бытия и онтологическую структуру менталитета, к чему мы и приступаем.

Примечания

23 Цит. по: Чертов Л.Ф. Знаковость. – СПб., 1993. – С. 250.

24 См.: Вико Д. Резюме «Новой науки», сделанное Вико в «Автобиографии» // Кисель М.А. Джамбаттиста Вико. – М., 1980. – С. 189.

25 Гете И.В. Избр. филос. соч. – М., 1964. – С. 353.

26 Бердяев Н.А. Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы. – 2-е изд. – Париж, 1969. – С. 249-269.

27 Автономова Н.С. Миф: Хаос и Логос // Заблуждающийся разум? Многообразие вненаучного знания. – М., 1990. – С. 50.

28 Сорокин П. Общая социология. – С. 203.

29 Шпенглер О. Закат Европы. – М., 1993. – С. 163, 164.

30 Мень А. История религии: В 7 т. – М., 1991. – Т. 1: Истоки религии. – С. 31.

31 Хайдеггер М. Слова Ницше «Бог мертв». – С. 170.

32 Эрн В.Ф. Культурное непонимание // Эрн В.Ф. Соч. – М., 1991. – С. 125.

33 Бердяев Н.А. Смысл истории… - С. 249.

34 Эрн В.Ф. Борьба за Логос // Эрн В.Ф. Соч. – С. 284.

35 Ильин И.А. Путь к очевидности. – М., 1993. – С. 296.

36 Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. – М., 1974. – С. 195.

37 Бубер М. Я и Ты. – М., 1993. – С. 35.

38 Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология: Введение в феноменологическую философию // Вопр. философии. – 1992. – № 7. – С. 175, 176.

39 Лютер М. О рабстве воли // Роттердамский Эразм. Филос. произв. – М., 1986. – С. 359, 360.

40 Бердяев Н.А. Смысл творчества. – С. 297.

 

Вернуться к оглавлению

Далее читайте:

Фёдоров Юрий Михайлович (1936-2001), русский мыслитель.

Философы, любители мудрости (биографический справочник).

Русская национальная философия в трудах ее создателей (специальный проект ХРОНОСа).

 

 

 

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС