ХРОНОС:
Родственные проекты:
|
Батько Махно, 1918 г.
Нестор Махно
РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ НА УКРАИНЕ
(Первая книга)
ЧАСТЬ II
Глава XIII
УСПЕХИ НЕМЕЦКО-АВСТРИЙСКИХ АРМИЙ И УКРАИНСКОЙ ЦЕНТРАЛЬНОЙ РАДЫ
ПРОТИВ РЕВОЛЮЦИИ. АГЕНТЫ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ НА МЕСТАХ И БОРЬБА С НИМИ
В марте 1918 года город Киев и большая часть Правобережной
Украины были заняты экспедиционными монархическими немецкими и
австро-венгерскими армиями. По договору с Украинской Центральной
радой, которая возглавлялась украинскими "социалистами" под
председательством престарелого украинского социалиста-революционера
проф. Грушевского, эти армии вступили на революционную украинскую
территорию и повели свое гнусное наступление против революции. При
прямом содействии как самой Украинской Центральной рады, так и ее
агентов, немецко-австрийско-венгерское монархическое командование
установило по всей Украине свою шпионскую сеть против революции.
Немецко-австрийско-венгерские экспедиционные армии и отряды
Украинской Центральной рады были еще на правой стороне Днепра, как
уже вся левобережная часть Украины кишела многочисленными их
агентами, шпионами и провокаторами.
Трудящиеся Гуляйпольского района и самого Гуляйполя не знали в этот
период того дня, в который не было бы митинга, где бы их не
провоцировали в деле революции на пользу контрреволюции. Наводнение
шпионами и провокаторами самой революционной части Украины, какой
являлась ее левобережная часть, естественно объединило гуляйпольских
украинских шовинистов в организацию "революционного" характера под
знаменем социалистов-революционеров. Во главе этой организации
стояли агроном Дмитренко, П. Семенюта (Рябко), А. Волох, Волков и
Приходько. Четыре последних – прапорщики. Большинство из них крупные
собственники-землевладельцы. Волков – владелец мануфактурного
магазинчика.
Землевладельцы-прапорщики давно искоса и злобно посматривали на дело
революции, урезавшее хозяйства их и отцов их, в земельном отношении,
в пользу общества. И они, заявляя себя революционерами, вступают под
этим именем в борьбу против действий Революционного Комитета, Совета
и Земельного Комитета. Когда же они убеждаются, что идейным
вдохновителем этих революционных единиц, как и инициатором по
разрешению земельного и социально-политических вопросов во всем
районе является Гуляйпольская Крестьянская Группа Анархистов, они
пытаются сперва за кулисами, а потом открыто объявить анархистов
вообще, и Гуляйпольскую Группу в частности "грабителями", не
считающимися "ни с законами революции, ни с их пределами в
действиях".
Для подкрепления своих инсинуаций, эти "революционеры" указывают на
другие области и районы, где анархисты не влились в ряды широких
масс и где все население не бралось за разрешение земельного вопроса
без Временного Правительства, вплоть до торжества над последним
нового правительства – "Правительства грабителей большевиков"! –
выкрикивали эти "революционеры", – А у нас в Гуляй-Поле и
прилегающих к. нему других районах, этот вопрос разрешался в
разбойническом порядке еще в 17 году. И все благодаря анархистам...
–
Такие обвинения против анархистов – людьми, прикрывающимися флагом
социализма, умаляли только их самих и их идеи.
Гуляйпольские крестьяне имели организационные связи с анархистами на
протяжении 11 лет своей и их подпольной жизни, около года видели их
уже открыто в авангарде революции и были убеждены, что всегда
останутся с ними на этом пути. И крестьяне, в своей трудовой
революционной массе, освистывали этих новоиспеченных
"революционеров", незаслуженно лягавших анархистов своим сравнением
их с ворами и грабителями.
Сами анархисты лишь указывали своим врагам на пройденный ими, вместе
с трудящимися, путь в революции за истекшие месяцы, на проделанную
на этом пути общую работу, и на работу, какою многие из крестьян и
рабочих анархистов в это время занимались, вместе с тружениками не
анархистами, в сельскохозяйственных коммунах, организованных в
бывших помещичьих имениях...
А труженики деревни, видевшие правду на стороне анархистов в их
толковании сущности революции и вытекавших из нее прав труда на свое
освобождение от всяких оков рабства, в это время сами продолжали
развивать дело революции, вопреки всем козням его врагов.
Свобода и равенство мнений и независимость всех и каждого в
Гуляй-Поле и на районе в это время дали свои плоды: трудящиеся стали
сознавать свое достоинство, свое место в жизни и. борьбе против
своих угнетателей как справа, так и слева... Этот здоровый подход
трудящихся к делу утверждения своих прав на свободу и независимость
беспокоил государственников. Последние, боясь похоронить свои
насильнические идеи на этом пути, действовали против трудящихся, не
брезгая при этом никакими средствами.
В то время, когда Гуляйпольская украинская организация
шовинистов-"революционеров" затевала свое нечистое дело против
анархистов, – победоносное шествие немецких и австро-венгерских
контрреволюционных армий с разведывательными, такими же
контрреволюционными отрядами Украинской Центральной Рады впереди,
топтали уже на всем правом берегу Днепра Украинскую революцию,
обезоруженную Брестским договором партию большевиков с мнимыми
хозяевами этих армий – Вильгельмом немецким и Карлом австрийским. Не
знаю, сознавали ли это гнусное дело, учиненное ими над революцией,
лидеры украинских социалистов-шовинистов, входивших в договорный
союз с иностранными монархами против народной революции. Их
воспитанники на этом пути, рядовые шовинисты, этого не сознавали,
ибо хватались за этот позорный союз, за вытекавшую из него помощь
вооруженных экспедиционных армий, как за единственный способ
освобождения от революции Украины и восстановления в ней своего
царства помещиков.
С прославлением того, что немецко-австро-венгерские
контрреволюционные армии с такими же контрреволюционными отрядами
Украинской Центральной рады идут, рвут и топчут все живые силы
революции, выступали гуляйпольские социалисты-"революционеры" -
шовинисты на каждом митинге. А то, что революционные труженики их за
это гнусное дело не преследовали, считая, что свобода слова, как и
свобода убеждений, есть неотъемлемое право каждого человека,
ободрило этих социалистов-"революционеров". И они созвали
самостоятельно всеобщий сход-собрание гуляйпольских тружеников.
Выступление социалистов-шовинистов на этом сходе-собрании обещало
быть особенно интересным и сильным. Его организаторы темой своего
выступления намечали выяснение вопроса: кто из гуляйпольских
тружеников за Центральную раду (а следовательно, и за
немецко-австро-венгерское юнкерство, ведшее шестисоттысячную армию
против революции) и кто против нее? И если против, то под каким
флагом? Все выступавшие ораторы изощрялись в своих речах до
пошлости. Никаких границ для лжи во имя "неньки Украины" с ее
независимой государственностью, тюрьмами и тюремщиками с палачами.
Все: революция, свобода, все труженики села и города, бросавшиеся
навстречу революции и, подхватив ее лучшие цели, развивавшие ее, –
должно умереть.
В противном случае, говорили ораторы, социалисты-шовинисты, мы с
нашими братьями-союзниками (имея в виду Вильгельма II немецкого и
Карла австро-венгерского с армиями, умертвим все это силой.
Кто не сопротивляется могущественным армиям наших союзников, тех
немецкое командование при содействии Центральной рады... снабжает
сахаром, мануфактурой, обувью, которые в тысячах поездов идут вслед
за ними. Был период ужасного голода в этих предметах, говорили
труженикам ораторы "социалисты".
Но кто сопротивляется, тем нет пощады! Села и целые города
уничтожаются огнем, население их забирается в плен и десятый по
счету расстреливается, а остальные... остальные понесут тяжелую кару
за свою "зраду" (измену) от своих же "братив-украинцив"...
Услышав эти заявления, я внес предложение о том, чтобы все
митинговые ораторы со стороны организаторов митинга придерживались в
своих речах справедливых данных. Затем я обратился к гражданам с
кратким словом пояснения положений, высказанных ораторами –
сторонниками позорного союза Украинской Центральной рады с
монархами, и сделал выводы из того, что говорилось этими ораторами и
их оппонентами. И митинг окончился не в пользу его организаторов и
всего того, что они выдвигали и защищали перед присутствовавшими на
нем массами тружеников. Абсолютно подавляющим большинством голосов
была вынесена резолюция, призывающая всех трудящихся к активной
вооруженной борьбе против Центральной рады и ведомых ею
немецко-австро-венгерских контрреволюционных армий.
Резолюция не удовлетворила организаторов митинга. Они упросили
собрание проголосовать, под каким знаменем может быть проведена эта
активная вооруженная борьба против Украинской Центральной рады и ее
союзников, "братски протянувших ей свою руку в деле спасения
Украины".
Собрание исполнило их просьбу, проголосовало... и в результате
разделилось на три группы, одна из коих перешла на сторону
организаторов митинга, следовательно, и Центральной рады. Другая
приняла сторону левого эсера Миргородского. Третья осталась вокруг
гуляйпольской крестьянской группы анархо-коммунистов.
При попытке сделать учет численности каждой группировки группа,
перешедшая на сторону левого эсера Миргородского, слилась со
сторонниками организаторов митинга вместе со своим "временным"
лидером. Трудно было понять роль левого эсера Миргородского в данном
случае. Попытались его запросить о его поведении, но он не нашел
удовлетворительного для нас ответа и сознался в ошибке своего
маневра лишь тогда, когда митинг кончился.
Однако и при объединении двух групп сторонники Украинской
Центральной рады оказались в абсолютном меньшинстве. Резолюция,
вынесенная гражданами, присутствовавшими на митинге, при первом же
запросе их мнения была утверждена и пополнена еще более резкими
порицаниями рады и шедших с нею немецких армий.
Тогда лидер украинской шовинистической организации, называвшейся
организацией социалистов-революционеров, прапорщик Павел
Семенюта-Рябко взобрался на трибуну и воинственно-поднятым голосом
заявил трудящимся: "Ну, ничего! Придет время, вы раскаетесь. Но не
всем будет прощено, в особенности анархистам. Недалек тот час, когда
наша армия вступит в Гуляйполе: тогда мы поговорим с вами. Помните,
что наши союзники-немцы сильны! Они помогут нам восстановить порядок
в стране, и анархистов вы не увидите больше возле себя".
Эти истерические выкрики и угрозы возмутили всех тружеников, но
анархисты – крестьяне Гуляйполя поспешили выступить с заявлением,
что этот вызов прапорщика Семенюты принимают. Но мы просим, сказал
один из анархистов, чтобы прапорщик Семенюта-Рябко пояснил эти
надежды на то, что немцы помогут Украинской Центральной раде
провести в жизнь страны свои законы и восстановить порядок, при
котором анархистам суждено быть в тюрьме.
– Там будете проповедовать свои идеи! – воскликнул увлекшийся
прапорщик.
В рядах слушавших его речь раздались голоса: "Гоните его с трибуны!
Бейте его!".
Анархисты опять уполномочили одного из своих товарищей заявить всем
присутствовавшим на митинге, что для них совершенно ясной стала
теперь надежда украинской шовинистической организации на приход
контрреволюционных немецких армий сюда, в Гуляйполе. С помощью этой
грубой силы украинская шовинистическая организация задается целью
"помститься" (отомстить) над революцией.
– Не над революцией, а над большевиками и анархистами! – раздался
голос со стороны группы украинских шовинистов-"социал-революционеров",
окружавшей своего лидера прапорщика Семенюту-Рябко.
– Ну так знайте же, господа шовинисты, мы, анархисты, будем
реагировать на ваш гнусный вызов, – заявил секретарь группы
анархистов.
И митинг окончился. Труженики Гуляй-Поля, оскорбленные угрозами
прапорщика Семенюты-Рябко, расходились по домам. А сторонники
прапорщика Семенюты-Рябко шли вокруг него и ехидно, под смех самого
"лидера", выкрикивали по адресу расходившихся тружеников: – "Вы
идите по домам, а мы подождем реагирования со стороны анархистов"...
Через три-четыре часа после того, как митинг был закрыт,
Гуляйпольский Революционный Комитет получил через меня от группы
анархистов официальный запрос: – Как Революционный Комитет,
организация революционного единства и солидарности в деле защиты
революции – смотрит на брошенную украинской шовинистической
организацией угрозу анархистам? Думает ли комитет разобраться в этой
угрозе, или нет?
В этот же день запрос группы Комитет обсудил и ответил группе, что
он не придает никакого политического значения угрозам "лидера"
украинских "шовинистов-социалистов", прапорщика Семенюты-Рябко, по
адресу анархистов. Организация шовинистов по существу не
революционная, и кроме пустой и безответственной болтовни, ничем
другим делу революции угрожать не может.
Однако, Группа Анархо-Коммунистов не согласилась с таким отношением
ко всему этому Революционного Комитета и заявила вторично, в своем
официальном обращении к нему, что считает недопустимым, чтобы в
революционном органе единства и солидарности находили себе место
взгляды, не соответствующие принципам революционной солидарности. И
настаивала на том, чтобы Революционный Комитет выпустил листовку к
населению района, которая бы в корне осудила контрреволюционную
организацию украинских шовинистов-социалистов вообще и угрозы ее по
адресу анархистов и анархической идеи – в частности. Группа заявила,
что, в противном случае, она принуждена будет отозвать своих членов
из Революционного Комитета и впредь ничем его поддерживать не будет.
Я помню, некоторые члены Революционного Комитета запросили меня: –
солидаризируюсь ли я с требованием группы и подчинюсь ли я
постановлению группы об отозвании ее членов из Рев. Комитета, если
таковое состоится?
Когда я ответил, что требование группы справедливо и если такое
постановление группы последует, то я, не смотря на то, что я вхожу в
Революционный Комитет не от группы, а от Совета, – я ему всецело
подчинюсь, выйду сам из Комитета и буду работать для успешного
проведения его в жизнь по отношению других членов группы, – все
члены Рев. Комитета без всяких прений единогласно постановили
обсудить вторично оба заявления группы и вызвать лидеров организации
украинских шовинистов, чтобы уладить разраставшийся между ними и
анархистами конфликт.
Но уже было поздно...
Гуляйпольская крестьянская группа анархистов-коммунистов довела до
сведения революционного комитета о том, что она объявляет террор
против всех, кто осмеливается сейчас или готовится в будущем, после
победы контрреволюции над революцией, преследовать анархическую идею
и ее безыменных носителей. Первым шагом к этому группа считает
убийство прапорщика Семенюты-Рябко, который был в момент этого
второго группового заявления в комитете и ввиду неполучения
своевременного от него ответа был убит членами группы. Весть об этом
убийстве вызвала тревогу в революционном комитете. Каждый член
комитета ходил, ничего не делая и ни с кем не говоря, словно
пришибленный. Представители же группы спокойно взялись за работу.
На другой день, к 10 часам утра, в Революционный Комитет пришла
делегация от организации украинских шовинистов и советовалась со
мной, прося, чтобы я вмешался в дело конфликта между организацией
украинцев (они не называли себя шовинистами) и группой анархистов.
Когда я заговорил на эту тему с членами Революционного Комитета, они
все категорически отказались от разбора этого дела, заявив, что
"лидер" украинской шовинистической организации – прапорщик
Семенюта-Рябко, будучи обольщен победами контрреволюционных
немецко-австрийских армий над революцией, потерял голову и это
помешало ему понять, что революция еще не совсем побеждена и не
прощает своим врагам, которые готовят для нее могилу. Угроза
анархистам приходом немецких контрреволюционных армий и тюрьмою была
со стороны лидера украинской шовинистической организации вопиющим
актом несправедливости по отношению к революции, которую
поддерживает почти весь народ. Убийство выразителя этой угрозы,
вдохновителя контрреволюции, несомой на штыках
немецко-австро-венгерских монархических армий и банд Украинской
Центральной Рады, – есть акт защиты революции. Только совершен он с
опозданием: анархисты должны были убить вдохновителя этой
контрреволюции в момент, когда он им угрожал, что при приходе его
братьев-союзников, немцев, анархистам не будет свободы, что он
посчитается с ними и т. д. И потому, что лидер украинской
шовинистической организации был по существу прямой враг революции,
мы считаем, заявили члены Рев. Комитета, недопустимым вмешиваться в
это дело и вносить его в протоколы Революционного Комитета. С ведома
и от имени своей организации прапорщик Семенюта-Рябко бросил гнусный
вызов анархистам, его же организация должна разобраться в этом деле,
поспешить взять свой вызов назад и показать в точных выражениях свою
социально-политическую позицию в отношении революции. Тогда она
получит место в Революционном Комитете и избежит в дальнейшем
подобных конфликтов".
Делегация ушла, таким образом, из Революционного Комитета к своим
товарищам с порицанием, направленным против всей их шовинистической
организации.
Должен отметить, что я лично не был с этим согласен, но в
присутствии делегации не мог говорить ничего против. Лишь по уходе
делегации я сделал маленький доклад членам Рев. Комитета, в котором
еще раз подчеркнул, что я представляю себе наш Гуляйпольский
Революционный Комитет не иначе, как органом революционного единства
и солидарности на пути революции, а как таковой, революционный
Комитет, по моему мог вступить в переговоры с организациями, которые
обращаются к нему за посредничеством, чтобы выяснить промахи своих
представителей, из-за которых создаются такие конфликты, какой
создала украинская шовинистическая организация, поплатившись за это
жизнью своего лидера.
Еще во время первого запроса группы – как смотрит Рев. Комитет на
брошенный анархистам вызов, – я бы добавил – вызов всем
революционным труженикам, — я говорил, что нужно вмешаться в это
дело, мотивировал это тем, что, если Комитет откажется вмешиваться в
конфликт, то он незаметно забудется обоими сторонами, точно его и не
было. Я говорю теперь, что, если бы Революционный Комитет
своевременно полностью поддержал мое желание защитить революционное
достоинство группы, членом которой я являюсь, а также Революционного
Комитета, с которым группа всегда поддерживает идейную связь в деле
развития и защиты революции, то возможно, что группа не убила бы
агента контрреволюции, несомой немецкими царскими армиями и
Украинской Центральной Радой. Правда, об этом говорить уже поздно,
но не поздно действовать, чтобы предотвратить убийства, которые
могут последовать со стороны шовинистов и которые, – я должен
открыто заявить здесь, вызовут массовый террор против всех,
сознательно или по своей глупости ставших агентами черного дела
Украинской Центральной Рады и ее союзников – немцев.
На этом же заседании Революционный Комитет выделил трех своих
членов: Моисея Калиниченко, Павла Сокруту и меня, чтобы образовать с
шовинистами и нашей группой совместную комиссию и выяснить все, что
необходимо сделать для предупреждения дальнейших, с чьей бы то ни
было стороны, убийств. Комиссия вызвала "голову" (председателя) "Просвиты",
убежденного соц.-революционера, некоего Дмитренко. Из группы пришел
секретарь ее – тов. Калашников.
Из обмена мнений людей, вошедших в эту комиссию, выяснилось, что
украинская организация категорически отказывается от вызова,
брошенного анархистам прапорщиком Семенютой-Рябко. Представитель от
украинской организации Дмитренко – заявил, что вызов, брошенный
Семенютой-Рябко надо отнести к его воинственному пылу и боли за свой
народ. Украинская организация в Гуляй-Поле осуждает этот вызов, как
противоречащий ее идеям.
Однако, заявление Дмитренко было неискренно: оно было не более, ни
менее, как политический маневр со стороны украинской шовинистической
организации в целом. Мы это видели. И секретарь группы тов.
Калашников сказал ему в ответе, что мы высказанную угрозу понимаем,
как желание всей шовинистической организации посчитаться с
анархистами за их упорную борьбу против нашествия на освобожденную
революционную территорию контрреволюционных
немецко-австро-венгерских монархических армий и таких же
контрреволюционных отрядов Центральной Рады. Группа анархистов сочла
своим долгом убить вдохновителя этих гнусных затей против анархистов
и их идей. Она его убила и готова и в будущем убивать таких
негодяев...
После этого я пошел на заседание группы, где выступил за отмену
объявленного террора и выслушал ряд укоров за это. Многие товарищи
усматривали в моем выступлении защиту активных агентов
контрреволюции и, не стесняясь, высмеивали меня. Их дерзость меня
злила, а самостоятельность радовала и сильнее давала мне
чувствовать, что моя работа с молодыми членами группы даром не
пропадает.
Но приведенные мною доводы "за" и "против" террора в конце концов
были группой приняты за основу пересмотра объявленного ею террора, и
в результате ряда заседаний и деловых товарищеских споров группа
отменила свое предыдущее постановление о терроре и зафиксировала в
своем протоколе, что, пока враги революции только кричат против нее
и оружия в руки не берут, намеченные против них террористические
акты отменить.
Молодые члены группы долго не хотели понять отмены этих актов. И не
раз бросали в мою сторону, что "товарищ Махно хочет явных
контрреволюционеров переубедить, чтобы они стали революционерами.
Этим товарищ Махно может нанести тяжелый удар единству группы" и т.
д.
Однако момент был такой, что считаться с тем, что кто-либо выйдет из
группы, ни в коем случае нельзя было. То был момент, когда
контрреволюция, несомая на штыках немецких армий, уже определенно
брала перевес над разрозненными защитниками революции –
красногвардейскими отрядами. Следовательно, для такого района, как
Гуляйпольский, который мог бы выставить большие силы для защиты
революции, работа должна была вестись в другом направлении. В
Гуляйполе нужно было еще сильнее и выпуклее утверждать межпартийный
мир, равенство и свободу революционных мнений, потому что Гуляйполе
в данный момент являлось базой формирования духовных и вооруженных
сил защиты революции.
Наивные выкрики моих юных друзей по моему адресу меня поэтому не
занимали. Передо мной встал во весь рост вопрос об организации
вольных батальонов против Центральной рады и ее союзников –
шестисоттысячной немецкой и австро-венгерской армии.
Я чувствовал большое упущение Революционного Комитета в этой области
его работы и настаивал, чтобы все отряды, какие имелись в его
распоряжении в Гуляй Поле и на районе были названы определенно
вольными батальонами и пополнялись бы количественно до полутора
тысячи бойцов.
Наша крестьянская Группа Анархистов-Коммунистов, по моему мнению,
должна была идти первой и в этой области революционной работы. В
противном случае ей суждено было бы плестись в хвосте живого дела
революции. Она оторвалась бы от тружеников подневольной деревни и
была бы осуждена, на манер сотен наших групп в стране, не иметь с
идеологической стороны никакого значения для широкой массы
тружеников, веривших в революцию, но во время и самостоятельно не
успевших правильно определить ее существо и защитить его от
искажения социально-политическими вождями.
Группа учла это обстоятельство и выявила себя на пути организации
вооруженных сил защиты революции с особым достоинством передового
борца. В то время, когда многие наши группы по городам и селам
других районов спорили между собой о том, анархично ли будет
анархическим группам создавать военно-революционные боевые единицы,
не лучше ли будет, если группы будут стоять в стороне от такой
работы, не мешая лишь своим членам, одиночкам, в индивидуальном
порядке браться за эту полуанархическую работу, Гуляйпольская
крестьянская группа выдвинула лозунг: "Революционные труженики,
создавайте вольные батальоны для защиты революции!
Социалисты-государственники изменили революции на Украине и ведут
против нее силы черной реакции других стран! ".
Чтобы сломить натиск этой реакции, нужна мощная организованная сила
революционных тружеников. Через вольные батальоны революционные
труженики приобретут эту силу и разобьют козни своих врагов справа,
и слева!
Этот лозунг группы Революционный Комитет и все Советы по району
подхватили, и всюду пропагандировали его цель.
Правда, были люди, из стана наших украинских шовинистов, в
особенности, которые выступали против этого лозунга. Но теперь споры
носили идейный характер. Во всяком случае, теперь этот спор не
опирался на штыки немецких и австро-венгерских контрреволюционных
армий и не носил угрожающего характера расправы с противниками
преступной политики Украинской Центральной Рады. Теперь как будто и
шовинисты сознавали, что политика Укр. Центр. Рады была направлена
против украинского трудового люда и тех его прямых завоеваний,
которые становились все яснее и определеннее на пути развития
революции и к которым трудовой люд шел, преодолевая величайшие
преграды со стороны своих врагов: справа – буржуазии, слева –
социалистов-государственников, стремившихся использовать момент,
чтобы дать ложное толкование целям революции и, таким образом,
подчинить ее государству.
Момент самый тяжелый. Казалось, что все мы: члены группы, а вокруг
группы рабочие организации и революционные крестьяне – все сознаем
эту тяжесть момента. Однако, в Совете Профессионального Союза
металлистов и деревообделочников поднялся скандал: – требование от
группы и от Совета Крестьянских и Рабочих Депутатов отозвать
посланного ими в Губернский Совет Рабочих, Крестьянских и Солдатских
Депутатов – тов. Льва Шнейдера.
Требование это со стороны Совета профсоюза было вызвано тем, что
тов. Лев Шнейдер не выполняет возложенных на него обязанностей.
Благодаря этому Гуляйпольские заводы и мельницы, также кузницы и
кустарные слесарно-механические мастерские, не получают совсем, или,
если получают, то с большим опозданием железо, чугун, уголь и прочие
материалы. Слыша такие нарекания на своего ответственного члена,
группа, по соглашению с Советом Крестьянских и Рабочих Депутатов
вызвала Льва Шнейдера в Гуляй Поле для выяснения причин, из-за
которых он не справляется с делом.
Тов. Лев Шнейдер за это время успел заразиться разгильдяйством и
безответственностью крайних элементов в городском нашем анархическом
движении. Он ответил, что вернуться в Гуляй Поле не может. Он
завален, дескать, работой губернского Совета и предлагает группе
назначить на его место другого от Гуляй-Поля человека.
Такое отношение к организационному делу трудящихся всего района, –
отношение члена столь уважаемой трудящимися группы
анархо-коммунистов, – побудило группу дать Льву Шнейдеру экстренную
телеграмму, которая требовала, чтобы он немедленно приехал в Гуляй
Поле и дал отчет о своем поведении в группе, а также Советам
Крестьянских и Рабочих Депутатов и Профсоюза. В противном случае
группа обещала выслать за ним двух товарищей...
Тов. Лев Шнейдер знал, что это последнее предупреждение – не пустая
болтовня... Он знал, что это могло вызвать групповое постановление
об его аресте и привлечении к ответственности за компрометирование
группы перед Советами Крестьянских и Рабочих Депутатов и профсоюза
и, следовательно, перед всеми тружениками, которых Советы объединяли
вокруг себя и что в таких случаях грозит пуля.
Тов. Лев Шнейдер через два дня после получения лаконической
телеграммы был уже в Гуляй Поле, сделал доклад Советам и группе.
Последние отобрали у него полномочия и тов. Лев Шнейдер пошел снова
на завод Кернера, к своему станку...
Пока группа возилась с делом тов. Льва Шнейдера, агенты Украинской
Центральной Рады, немецкой и австро-венгерской монархических армий,
которые Рада вела против украинской революции, не дремали. Они
подхватили отношение тов. Льва Шнейдера к делу трудящихся и повсюду,
как хотели, истолковывали его на митингах тружеников. Нужно было
упорно бороться против их клеветы на группу, нужно было бывать на
каждом митинге, в каждом селе и деревне, где знал, что митинг
устраивается агентами Рады и генерала Эйхгорна. На все это
понадобилось известное время и это произвело известное отклонение в
сторону ряда наших лучших членов от прямой работы группы на пользу
созидания боевого вооруженного фронта против контрреволюции.
Далее читайте:
Махно Нестор Иванович
(биографические материалы).
Махно Н.И. Под
удавами контрреволюции
Махно Н.И. Украинская революция (Третья книга)
|
