Леонид Сергеев. Заколдованная
       > НА ГЛАВНУЮ > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ С >

ссылка на XPOHOC

Леонид Сергеев. Заколдованная

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:
В Фейсбуке
ВКонтакте
В ЖЖ
Twitter
Форум
Личный блог

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ХРОНОС. Всемирная история в интернете

Леонид Сергеев

Заколдованная

УТРЕННИЕ ТРАМВАИ

кое-какие воспоминания из детства

НАД ПРОТОКАМИ

Смутно помню — было ли это на самом деле или я все выдумал. Иногда так отчетливо вижу многие детали этой истории, что готов клясться чем угодно — в ней нет ни капли вранья. А иногда мне кажется — рассказываю ее только для того, чтобы приукрасить свое детство.
Когда я был маленьким (до войны), на лето меня отправляли на дачу к тете Груне, сестре моей матери. Бездетная тетя фанатично, до невозможности любила детей, а на меня, «родственничка», естественно, обрушивала такую зверскую любовь, что порой мне становилось страшно. Она пыталась сделать из меня «хорошего мальчика во всех отношениях», и сильно переживала, что у нее ничего не получается. Тетя не могла на меня надышаться, даже никогда не звала по имени — только «мое сокровище» или «ангел». Со временем я уже воспринимал это как должное, то есть уверился, что являюсь посланцем неба, и впоследствии сильно удивлялся, что слово «сокровище» тетя употребляла все реже, а потом и перестала совсем.
Летом я рос парниковым цветком — тетя оберегала меня от простуды и солнечных ударов, от комаров, мух и слепней; от всех, кто хоть как-то отваживался посягнуть на мою особу; и на всякий случай до предела ограничила круг моего общения. Мы с ней жили в маленьком побеленном доме, окруженном подстриженным палисадником и ровными грядками со стрелками лука и пучками редиски. Весь этот аккуратный мирок был огорожен высоченным забором, в котором, к счастью, зияло несколько дыр.
Я всегда ощущал рядом дыхание тети, она постоянно стояла между мной и окружающим миром, как защитное облако, как непроницаемый колпак. Тетя не отступала от меня ни на шаг, и неудивительно, что через некоторое время я ее возненавидел, и только и думал, как бы от нее улизнуть и делать то, что запрещено. Стоило тете на минуту забыться, как я пускался со всех ног к забору, пролезал через дыру и мчал, не оглядываясь, к реке. Но мой телохранитель неизменно меня настигал. Скоро от такой жизни меня стало выводить из себя каждое тетино слово. Не говоря уж о ее грядках. На них я просто не мог смотреть — их чрезмерная ровность приводила меня в неистовство. Будь тогда моя воля, я бы их затоптал. Зато все, что начиналось за забором, мне казалось чудом. В те дни я особенно симпатизировал разбойникам — они мне казались самыми независимыми.
Справедливости ради стоит отметить: все-таки иногда с тетей было более-менее интересно, — когда она принимала участие в моих играх. Например, охотилась с луком на ворон. Но, естественно, на охоте я отводил тете незначительную роль какого-нибудь оруженосца, чтобы не умалять свой приоритет. Правда, несколько раз я давал и тете пустить стрелу и каждый раз смеялся над ее неловкостью, а позднее красочно описывал родителям тетино неумение. Ясное дело, унижая тетю, я возвеличивал себя.
С того времени прошло много лет, но жизнь у тети наложила на меня отпечаток: во мне осталось что-то вроде боязни замкнутых пространств. Я задыхаюсь в маленьких комнатах, не выношу подземных переходов и тоннелей и даже в горах чувствую ущемление своей свободы.
Однажды я все-таки удрал от тети, и надолго. Тот день запомнился по двум причинам: во-первых, потому что я освободился от опеки в момент, когда меньше всего на это рассчитывал. Тетя уронила очки, и, пока их искала, я исчез. Именно тогда я понял, что прекрасное еще прекраснее, если оно неожиданно, а когда подготовлено — уже не совсем то. Во-вторых, в тот день я нашел ключ, которым открывают дверь в мир природы.
Очутившись за забором, я побежал к реке, но не напрямую, как обычно, а через низину, заросшую тальником. Этим хитрым маневром я сразу сбил тетю с толку. Она не могла поверить, что малолетний племянник способен до такого додуматься. Как и мои родители, она явно недооценивала меня. Я точно помню — в детстве понимал гораздо больше, чем предполагали мои родственники.
Так вот, пробежав низину и очутившись у реки, я смекнул, что тетя уже выскочила на поиски, и решил временно замаскироваться: лег под огромную корягу и прикрылся ветвями. Через несколько минут мимо пронеслась запыхавшаяся тетя; она, как танкетка, неслась сквозь кусты и вопила:
— Батюшки! Ангел мой пропал!
А я лежал себе под корягой и злорадно посмеивался — наконец-то отомстил тете за все. Момента приятней этого и не вспомнить. У меня даже мелькнула мысль насолить тете еще больше — утопиться, но, взвесив все «за» и «против», пришел к заключению, что собственная жизнь все-таки дороже тетиных страданий, и передумал.
Так и лежал под корягой, пока обессилевшая тетя не засеменила к дому глотать таблетки от сердца и звать соседей на поиски; тогда вылез из укрытия и пошел вдоль реки.
Настроение у меня было чудесное, лучше нельзя придумать. Я знал, что отделаюсь всего-навсего воспитательной взбучкой, а о тетиных переживаниях не думал вообще. Самым главным для меня была собственная судьба, а за нее особенно волноваться не приходилось — тетя постаралась распланировать ее на много лет вперед, предварительно застраховав от неприятностей. Наверно, поэтому у меня отвращение ко всему слишком упорядоченному.
Я шел по берегу, пинал ракушки, бросал в воду гальку, ловил жуков. Тогда, кстати, я был убежден, что все насекомые существуют только для того, чтобы их ловили. Скоро я ушел довольно-таки далеко. Река разделилась на множество мелких проток с маленькими островами; на них прямо в гальке росли высокие растения, похожие на зонты и граммофоны, а у воды по плотному влажному песку бегали изящные трясогузки — носились за мухами, быстро-быстро перебирали лапками и застывали, раскачивая хвостики, как маятники крошечных часов. Протоки были мелкие и прозрачные, каждый камешек просматривался на дне. Иногда в воде, точно серебристые молнии, мелькали пескари. Над протоками трепетали стрекозы.
Я шлепал по теплому мелководью, как первооткрыватель, обследовал каждый островок и ручей и всему давал названия. Чаще всего связанные с моим именем. Но в то же время я был не настолько глуп, чтобы в памяти потомков остаться эгоистом. Несколько мелких островов назвал в честь близких и знакомых, причем размеры называемой площади не были в зависимости от родственных уз, а измерялись количеством подарков, подаренных мне тем или иным человеком. Вспомнил о всех знакомых, кроме тети, конечно — я считал, что тираны не стоят того, чтобы о них оставалась хотя бы маленькая память.
Через час, порядочно поплутав, я вдруг увидел около одного из протоков загорелого мужчину, в майке, галифе и сапогах. Он сидел на корточках и строил через ручьи... игрушечные мосты. Подкравшись ближе, я раздвинул кусты и стал наблюдать.
Мужчина был высокий, худой, светловолосый; он то сосредоточенно строгал прутья, то, как фокусник, перебирал разные чурки и бруски, и тогда уголки его губ подрагивали от улыбки. Мужчина непрестанно курил, но хлопья от папиросы не падали вниз, а каким-то странным образом вились вокруг «строительной площадки», словно рой мошкары у фонаря.
Но особенно странно выглядели мосты. Одни из них были легкими и зыбкими, державшимися на еле видимых бечевках; казалось, дунь на них — и они рассыпятся. Но время от времени, чтобы проверить прочность своих конструкций, мужчина наступал на них, и удивительная вещь — хрупкие сооружения его держали.
Другие мосты были очень длинные — тянулись с одного берега ручья на другой без всяких опор, — и казалось просто невероятным, что они не рушились. Были мосты, напоминающие арки и виадуки, со множеством разных лепнин, украшенные галькой и ракушечником. И были мосты из разноцветных ветвей, как маленькие дождевые радуги.
«Кто этот дядька? — мелькнуло в голове. — Волшебник или чудак? И почему строит игрушечные, а не настоящие мосты?» Я готов был кричать на всю окрестность, чтобы все бежали смотреть на это чудо, но онемел от восторга, и понесся сломя голову домой, чтобы привести к реке хотя бы тетю. Но когда вбежал в дом, тетя сразу начала меня отчитывать за «безобразный поступок», потом долго взывала к совести, сетовала на мою неблагодарность… Потом еще некоторое время всхлипывала, приходила в себя, а когда наконец у нее появились проблески интереса к увиденному мною, неожиданно хлынул дождь.
После дождя тетя, кряхтя, надела боты и поплелась со мной на речку. Всю дорогу она бормотала о протекшей крыше и размытых грядках, только когда мы подошли к реке, замолчала. И я подумал: она потрясена не меньше меня. Ведь никаких мостов не было. На их месте шумели мутные пенистые потоки.

Леонид Сергеев. Заколдованная. Повести и рассказы. М., 2005.


 

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС