Жуков Г.К.
       > НА ГЛАВНУЮ > БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА > КНИЖНЫЙ КАТАЛОГ Ж >

ссылка на XPOHOC

Жуков Г.К.

-

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА


XPOHOC
ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ
БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА
ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ
СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА
ЭТНОНИМЫ
РЕЛИГИИ МИРА
СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ
МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ
КАРТА САЙТА
АВТОРЫ ХРОНОСА

ХРОНОС:
В Фейсбуке
ВКонтакте
В ЖЖ
Twitter
Форум
Личный блог

Родственные проекты:
РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ
ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ
ПРАВИТЕЛИ МИРА
ВОЙНА 1812 ГОДА
ПЕРВАЯ МИРОВАЯ
СЛАВЯНСТВО
ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ
АПСУАРА
РУССКОЕ ПОЛЕ
ХРОНОС. Всемирная история в интернете

Г.К. Жуков

Воспоминания и размышления

Глава восемнадцатая. В сражениях за Украину

Еще до моего возвращения в Москву, в августе 1943 года, во время контрнаступления Воронежского и Степного фронтов к нам дважды прилетал первый заместитель начальника Генерального штаба Алексей Иннокентьевич Антонов. Он сообщил коррективы, внесенные Верховным Главнокомандующим в план завершения наступательных операций 1943 года, и наметки Генштаба на осенне-зимнюю кампанию.

Алексей Иннокентьевич был в высшей степени грамотный военный, человек большой культуры и обаяния. Приятно было слушать в его изложении оперативно-стратегические соображения возглавляемого им Генштаба. С предельной четкостью и убедительностью он анализировал состояние немецких войск после разгрома их на Курской дуге.

По мнению Генштаба, командование немецких войск еще располагало значительными силами для продолжения войны с Советским Союзом, тем более что Англия и Америка, по всем данным, все еще не собирались открывать широкие наступательные операции в Европе. Высадка их войск в Южной Италии (на острове Сицилия) не внесла существенных изменений в расстановку немецких сил по стратегическим направлениям, хотя, конечно, у гитлеровского руководства появились лишние заботы.

Генштаб считал, и с этим был согласен Верховный, что Германия на Восточном фронте уже не в состоянии провести ни одного большого наступления. Однако для ведения активных оборонительных действий противник имел еще достаточно сил и материальных средств. Собственно, это и показал опыт сражений в районе Богодухова, Ахтырки и Полтавы, где немецкие войска наносили нам довольно чувствительные контрудары и добивались временных успехов.

Я был полностью согласен с выводами А. И. Антонова и также считал, что немецкое командование будет требовать от своих войск упорной обороны, чтобы удержать Донбасс и Левобережную Украину.

По проектам директив, которые Генштаб подготовил и частично уже дал фронтам, предполагалось развернуть наступление на всех фронтах западного и юго-западного направлений, с тем чтобы выйти в восточные районы Белоруссии и на Днепр, где и захватить [178] плацдарм для обеспечения операций по освобождению Правобережной Украины.

Из доклада А. И. Антонова я понял, что Верховный настоятельно требует немедленно развивать наступление, чтобы не дать противнику организовать оборону на подступах к Днепру. Я разделял эту установку, но не был согласен с формой наших наступательных операций, при которых фронты от Великих Лук до Черного моря развертывали фронтально-лобовые удары.

Была ведь возможность (после некоторых перегруппировок) провести операции на отсечение и окружение значительных группировок противника, чем облегчалось бы дальнейшее ведение войны. В частности, я имел в виду южную группировку противника в Донбассе, которую можно было бы отсечь мощным ударом из района Харьков—Изюм в общем направлении на Днепропетровск и Запорожье.

А. И. Антонов сказал, что лично он разделяет это мнение, но Верховный требует скорее отбросить противника с нашей территории фронтальными ударами.

Перед отлетом А. И. Антонова в Москву я просил его еще раз доложить мои соображения Верховному и передать просьбу фронтов об укомплектовании танковых соединений танками и подготовленным личным составом, так как их ряды после напряженных сражений сильно поредели.

Через несколько дней мне позвонил И. В. Сталин и сказал, что он дал указание направить Н. Ф. Ватутину и И. С. Коневу танки и пополнение. Затем он заметил, что не разделяет мою точку зрения об ударе войск Юго-Западного фронта из района Изюма на Запорожье, поскольку на это потребуется значительное время.

Я не стал спорить, так как знал, что Верховный пока придерживается стратегии “выталкивания” и вообще по ряду обстоятельств не очень уверен в целесообразности более решительного применения операций на окружение противника.

В заключение Верховный потребовал, чтобы войска фронтов скорее вышли на Днепр.

Итак, 25 августа, как уже говорил, я прибыл в Ставку. Верховный только что закончил совещание с членами Государственного Комитета Обороны, на котором был заслушан доклад о плане производства самолетов и танков во втором полугодии 1943 года. К тому времени ценой огромных усилий партии и народа наша военная экономика уже могла поставлять фронту все необходимое. Ускоренное развитие “Второго Баку”, трудовой героизм металлургов Кузнецкого и Магнитогорского комбинатов, скоростное сооружение домен, электростанций, шахт в освобожденных районах, подъем цветной и черной металлургии Урала, Сибири, Казахстана, внедрение поточного метода на военных заводах, огромная творческая работа по совершенствованию боевой техники и технологии производства — все это создало новые возможности для разгрома врага. [179]

В 1943 году было произведено 35 тысяч превосходных самолетов всех видов, более 24 тысяч танков и самоходно-артиллерийских установок. Тут и по количеству, и по качеству мы уже намного опередили Германию. Гитлеровское командование специально предписало войскам избегать встречных боев с нашими тяжелыми танками...

Поинтересовавшись делами на Воронежском и Степном фронтах, Верховный Главнокомандующий спросил, получена ли директива о продолжении наступления на Днепр и как расценивают фронты свои возможности. Я доложил, что войска фронтов имеют большие потери, их нужно серьезно подкреплять личным составом и боевой техникой, особенно танками.

— Хорошо, — сказал И. В. Сталин, — об этом мы поговорим позже, а сейчас давайте послушаем Антонова о ходе наступления на других направлениях.

Алексей Иннокентьевич положил на стол карты западного и юго-западного стратегических направлений, которые, как всегда, прекрасно отрабатывались оперативным управлением Генштаба. Надо сказать, что наглядно выполненная карта хорошо помогает в уяснении общей обстановки и принятии решения.

А. И. Антонов доложил сведения о противнике. Было ясно: немцы принимают все меры к тому, чтобы остановить начавшееся наступление Калининского, Западного, Брянского и Юго-Западного фронтов. По всем данным, их оборона готовилась на линии река Нарва—Псков—Витебск—Орша—река Сож—река Днепр-река Молочная. В своей пропаганде гитлеровцы всемерно популяризировали этот рубеж, называя его “восточным валом”, о который разобьется Красная Армия.

Докладывая о ходе Смоленской наступательной операции Западного фронта и левого крыла Калининского фронта, А. И. Антонов сказал, что войска здесь встретились с большими трудностями. С одной стороны, тяжелая лесисто-болотистая местность, с другой — возросшее сопротивление вражеских войск, которые усиливаются частями, перебрасываемыми из района Брянска.

— Какие задачи выполняют партизанские отряды? — спросил И. В. Сталин.

— Главным образом по дезорганизации железнодорожных перевозок на участках Полоцк—Двинск, Могилев—Жлобин, Могилев—Кричев, — доложил А. И. Антонов.

— Как обстоят дела на Юго-Западном фронте?

— Войска Юго-Западного фронта, начав наступление центром фронта, успеха не получили. Лучше дело пошло на участках левого крыла фронта, где действовала 3-я гвардейская армия генерала Лелюшенко.

Сейчас я уже не помню всех деталей этого совещания, но основным было указание Верховного Главнокомандующего принять все меры к быстрейшему захвату Днепра и реки Молочной, с тем чтобы противник не успел превратить Донбасс и Левобережную Украину в пустынный район. [180]

Это было правильное требование, так как фашисты, отступая, в звериной злобе предавали все ценное огню и разрушениям. Они взрывали фабрики, заводы, превращали в руины города и села, уничтожали электростанции, доменные и мартеновские печи, жгли школы, больницы. Гибли тысячи детей, женщин, стариков.

Дав соответствующие указания А.И.Антонову, И.В.Сталин приказал мне вместе с маршалом Я. Н. Федоренко, генералом И. В. Смородиновым и маршалом Н. Д. Яковлевым рассмотреть, что можно выделить для Воронежского и Степного фронтов. Учитывая важность задач, поставленных перед фронтами, я доложил в тот же вечер Верховному о количестве людей, танков, артиллерии и боеприпасов, которые следовало бы сейчас же им передать.

Верховный Главнокомандующий долго рассматривал свою таблицу наличия вооружения и то, что мной намечалось для фронтов. Затем, взяв, как обычно, синий карандаш, он сократил все почти на 30—40 процентов.

— Остальное, — сказал он. — Ставка даст, когда фронты подойдут к Днепру.

В тот же день я вылетел в район боевых действий фронтов. Там, согласно директиве Ставки Верховного Главнокомандования, должны были продолжаться наши активные действия.

Несколько позже, 6 сентября, из Ставки прибыла директива. Фронты, действия которых я координировал, получили задачу продолжать наступление с выходом на среднее течение Днепра и захватить там плацдармы. Воронежский фронт под командованием Н. Ф. Ватутина должен был нанести удар на Ромны—Прилуки—Киев. Степной фронт под командованием И. С. Конева — наступать на полтавско-кременчугском направлении.

Для тщательной подготовки наступления к Днепру у нас не было возможностей. В войсках обоих фронтов чувствовалась большая усталость от непрерывных сражений. Ощущались некоторые перебои в материально-техническом обеспечении. Но все мы, от солдата до маршала, горели желанием скорее выбросить врага с нашей земли, освободить многострадальный украинский народ из-под тяжкого гнета оккупантов, которые свои неудачи на фронтах вымещали на беззащитном населении.

Нам не потребовалось много времени на выработку оперативно-тактических решений, так как в войсках уже накопился богатый опыт, помогавший быстро анализировать обстановку, принимать решения и вырабатывать короткие и четкие указания.

Что касается командования и штабов фронтов, то они стали большими мастерами в организации и проведении операций. С ними легко работалось. Мы, как говорится, понимали друг друга с полуслова.

Я по-прежнему поддерживал связь с А. М. Василевским, который в это время координировал действия войск Юго-Западного и Южного фронтов. Было известно, какая мощная группировка противника противостоит там нашим фронтам. Хотя наши войска имели некоторое превосходство в людях, все же это не исключало [181] больших трудностей, с которыми они должны были встретиться в наступательных операциях, тем более что в танках и боевой авиации на нашей стороне почти не было количественного превосходства, за исключением артиллерии.

Начавшееся наступление подопечных мне фронтов развивалось крайне медленно.

Противник ожесточенно сопротивлялся, особенно в районе Полтавы. Но в первой половине сентября, понеся значительные потери, он начал отвод своих войск из Донбасса и района Полтавы. Введенная в сражение на участке Воронежского фронта 3-я гвардейская танковая армия П. С. Рыбалко, прибывшая из резерва Ставки, развернула решительное преследование противника в направлении Днепра.

Кроме того, с 5 октября 1943 года Воронежский фронт был усилен войсками 13-й и 60-й армий под командованием генералов Н. П. Пухова и И. Д. Черняховского. Произошли перегруппировки и на других фронтах. В частности, Степной фронт получил от Воронежского фронта 52-ю и 5-ю гвардейскую армии генералов К. А. Коротеева и А. С. Жадова.

Не имея сил сдержать усилившийся натиск наших войск, немецкие войска начали отход на Днепр. Фронты приняли все меры к тому, чтобы на плечах отходящих войск противника захватить плацдармы на реке Днепр и начать с ходу форсирование этой крупнейшей водной преграды.

Для деморализации вражеских войск в боевые действия была брошена вся наличная авиация фронтов. Соединения, начав преследование противника, создавали импровизированные подвижные отряды, в задачу которых входило быстрое их выдвижение на тыловые пути с целью захвата и удержания рубежей, которые фашистские войска могли занять для оборонительных действий.

Чтобы еще выше поднять морально-политический дух войск при форсировании крупных водных рубежей, Ставка 9 сентября 1943 года приказала за форсирование Десны представить начальствующий состав к награждению орденами Суворова, а за форсирование Днепра— к присвоению звания Героя Советского Союза.

Военные советы, политорганы, командно-начальствующий состав развернули большую политико-воспитательную работу, разъясняя значение быстрого захвата западного берега Днепра и Десны. Каждый, с кем приходилось нам беседовать о предстоящих задачах и способах их выполнения, хорошо понимал значение захвата могучей реки, стремительного ее форсирования и особенно освобождения Киева — столицы Украины.

Степной фронт, освободив Полтаву, 23 сентября подходил передовыми частями своей левофланговой группировки к Днепру.

Механизированные части 3-й гвардейской танковой армии и часть сил 40-й и 47-й армий захватили плацдарм на Днепре в районе Великого Букрина. Они должны были быстро расширить его для обеспечения ввода главной группировки Воронежского фронта в обход Киева с юга и юго-запада. [182]

Командование немецких войск срочно бросило против наших войск, захвативших плацдарм, крупную группировку в составе 24-го и 48-го танковых корпусов и до пяти пехотных дивизий. Они нанесли контрудар по нашим переправившимся войскам и сковали их действия на букринском плацдарме.

Севернее Киева, в районе Лютежа, с ходу форсировали Днепр части армии генерала Н. Е. Чибисова. На противоположный берег вышли подразделения 842-го стрелкового полка 240-й стрелковой дивизии. Особенно отличилась группа под командованием сержанта П. П. Нефедова. За проявленный героизм и мужество при захвате и удержании плацдарма П. П. Нефедов был удостоен звания Героя Советского Союза, а остальные были награждены орденами.

Войска, форсировавшие Днепр, проявляли величайшее упорство, храбрость и мужество.

Как правило, подойдя к реке, они с ходу устремлялись вперед. Не дожидаясь подхода понтонных и тяжелых средств наведения мостов, части пересекали Днепр на чем угодно — на бревенчатых плотах, самодельных паромах, в рыбачьих лодках и катерах. Все, что попадалось под руку, шло в дело. Нелегко приходилось и на противоположном берегу, где вспыхивали ожесточенные бои за плацдарм. Не успев закрепиться, войска вступали в бой с противником, стремившимся во что бы то ни стало сбросить их в реку...

Ожесточенные бои, завершившиеся крупным успехом, развернулось и на участке Степного фронта при форсировании Днепра в районах Днепровокаменки и Домоткани. Здесь особенно отличились части 25-го гвардейского стрелкового корпуса генерала Г. Б. Сафиулина. Отбив многократные атаки противника, они обеспечили успешное форсирование Днепра 7-й гвардейской армией. Части 62-й гвардейской дивизии полковника И. Н. Мошляка были первыми в 37-й армии генерала М. Н. Шарохина, форсировавшими Днепр юго-восточнее Кременчуга.

Решительным действиям сухопутных войск содействовала боевая авиация фронтов и авиация дальнего действия, которая, нанося сосредоточенные удары по аэродромам, по обороне противника, его резервам, надежно обеспечивала наше господство в воздухе.

К концу сентября, сбив оборону вражеских войск, наши войска форсировали Днепр на участке 700 километров, от Лоева до Запорожья, и захватили ряд важнейших плацдармов, с которых предполагалось развивать наступление дальше на запад.

За успешное форсирование Днепра и проявленные при этом героизм, мужество и высокое мастерство, за штурм обороны на Днепре около двух с половиной тысяч солдат, сержантов, офицеров и генералов были удостоены звания Героя Советского Союза.

В период с 12 октября по 23 декабря войска Воронежского фронта{53} провели Киевскую операцию. [183]

Вначале предполагалось разгромить киевскую группировку и захватить Киев, нанося главный удар с букринского плацдарма. Затем от этого плана пришлось отказаться, так как противник стянул сюда крупные силы киевской группировки. Оставив это направление для вспомогательных действий, мы перенесли главный удар севернее Киева, с лютежского плацдарма, поскольку там немецко-фашистские войска ослабили свой северный участок.

Новый план освобождения Киева и развития наступления на Коростень—Житомир—Фастов был представлен на утверждение Верховному. После рассмотрения в Генштабе и увязки с Центральным фронтом план был утвержден.

25 октября начала осуществляться перегруппировка 3-й гвардейской танковой армии с букринского плацдарма. Ей предстояло совершить путь около двухсот километров вдоль Днепра, а это значило — вдоль фронта противника. На наше счастье, погода была нелетная, и авиационная разведка противника во время перегруппировки почти не действовала.

Из района Великий Букрин перегруппировывался и 7-й артиллерийский корпус прорыва.

Были приняты все меры маскировки и радиообмана. Передвижения на лютежский плацдарм совершались в ночное время. Чтобы приковать внимание противника к букринскому плацдарму, там поддерживалась активная деятельность войск и применялись различные дезинформационные мероприятия. Перегруппировка танковой армии и артиллерийского корпуса противником не была обнаружена, и он продолжал ожидать главный удар войск фронта именно в этом районе.

К 1 ноября на лютежском плацдарме были сосредоточены 38-я армия под командованием генерала К. С. Москаленко, 3-я гвардейская танковая армия генерала П. С. Рыбалко, 5-й гвардейский танковый корпус генерала А. Г. Кравченко, 7-й артиллерийский корпус прорыва и большое количество артиллерийских частей и других родов войск.

В общей сложности к операции готовилось около двух тысяч орудий и минометов, пятьсот “катюш”. К началу решающих действий на киевском направлении наши войска значительно превосходили противника в количественном и качественном отношении.

Утром 3 ноября неожиданно для фашистских войск началось наступление на Киев с лютежского плацдарма, которое поддерживалось 2-й воздушной армией.

Но надо было еще сковать противника и в районе букринского плацдарма. С этой целью 1 ноября перешли в наступление 27-я и 40-я армии фронта. Немецкое командование приняло этот удар за главный и срочно перебросило сюда дополнительные силы, в том числе танковую дивизию СС “Райх”, находившуюся в резерве генерал-фельдмаршала Манштейна. Нам только это и нужно было.

Однако 3 и 4 ноября наступление 38-й армии на Киев развивалось медленно. Чтобы решительно повлиять на ход операции, [184] решили ввести в дело 3-ю гвардейскую танковую армию П. С. Рыбалко. К утру 5 ноября она перерезала дорогу Киев—Житомир, создав этим благоприятные условия для войск, наступавших непосредственно на Киев.

38-я армия генерала К. С. Москаленко (член Военного совета генерал-майор А. А. Епишев) к исходу 5 ноября была уже на окраинах Киева, а в 4 часа утра 6 ноября вместе с танковым корпусом генерала А. Г. Кравченко освободила столицу Украины.

Верховному Главнокомандующему тут же была послана телеграмма. В ней говорилось: “С величайшей радостью докладываем о том, что задача, поставленная по овладению нашим прекрасным городом Киевом — столицей Украины, войсками 1-го Украинского фронта выполнена. Город Киев полностью очищен от фашистских оккупантов. Войска 1-го Украинского фронта продолжают выполнение поставленной задачи”.

Большая заслуга в успешном выполнении этой операции принадлежит командующему фронтом генералу армии Н. Ф. Ватутину, члену Военного совета генерал-майору К. В. Крайнюкову.

В разработке и организации операции по освобождению Киева и разгрому киевской группировки противника большую и важную работу провел Военный совет 38-й армии.

В боях за Киев активную роль сыграла чехословацкая бригада под командованием полковника Людвика Свободы. 139 солдат и офицеров этой героической бригады были удостоены высоких советских наград.

Советский народ с благодарностью будет помнить участие отважных чехословацких воинов в разгроме немецко-фашистских войск во время Великой Отечественной войны.

В 9 часов утра вместе с Военным советом фронта мы прибыли в Киев, куда уже стекались толпы измученных жителей города, прятавшихся в окрестностях от зверской расправы фашистов. Наши машины обступили со всех сторон.

Большинство людей выглядели крайне истощенными. Но как светились глаза киевлян, увидевших не в мечте, а наяву своих освободителей, родных советских воинов! Многие плакали от радости, каждый хотел что-то рассказать о давно наболевшем, выстраданном...

Проезжая по хорошо знакомому мне Крещатику, когда-то красивейшему проспекту города, я ничего не мог узнать: кругом были сплошные развалины. Так выглядел наш древний Киев после ухода гитлеровцев.

После освобождения Киева войска фронта, отбрасывая противника на запад, овладели Фастовом, Житомиром и рядом других городов.

Немецкое командование, опасаясь катастрофического развития событий, спешно сосредоточило в районе Житомира контрударную группу в составе 15 дивизий (в том числе 8 танковых и моторизованных) и 13 ноября нанесло мощный удар по войскам 1-го [185] Украинского фронта. Ему удалось вновь занять Житомир и продвинуться на 30—40 километров. Однако с подходом наших резервов положение вскоре было восстановлено.

До конца декабря шли напряженные бои. Противник вновь рвался к Киеву, однако все его попытки были безрезультатными.

В конце декабря — начале января обе стороны перешли к обороне. Теперь линия фронта обороны наших войск проходила в ста пятидесяти километрах к западу и пятидесяти километрах к югу от Киева.

Но вернемся несколько назад, чтобы вспомнить, что же произошло за это время на 2-м Украинском фронте (бывшем Степном), где мне пришлось бывать урывками, так как боевая обстановка требовала присутствия главным образом на киевском направлении.

30 сентября войска 2-го Украинского фронта, форсировав Днепр, захватили плацдарм на западном берегу до 30 километров по фронту и до 15 в глубину. Такой плацдарм вполне обеспечивал развитие удара главной группировки.

В ходе форсирования Днепра мне удалось побывать на участке 53-й армии генерала И. М. Манагарова. Он, как и перед наступлением под Белгородом, отлично справлялся с управлением армией. Теперь он действовал еще более решительно, чем перед контрнаступлением на Курской дуге. Такое же впечатление производило и большинство командного состава частей и соединений армии. Во всех штабах повысилась организованность, улучшилось управление, организация разведки, и, что самое главное, штабы и командование приобрели навыки в быстром и глубоком анализе обстановки.

Разговаривая с командармом И. М. Манагаровым, я наблюдал за И. С. Коневым. Раньше он обычно поправлял или дополнял доклады своих командармов, а тут, слушая четкий доклад И. М. Манагарова, молчал и улыбался. Действительно, от распорядительности И. М. Манагарова и его штаба можно было получить большое удовлетворение.

Прощаясь с И. М. Манагаровым, я в шутку сказал:

— Все хорошо. Одного не хватает— баяна.

— Баян есть, товарищ маршал, — рассмеявшись, сказал И. М. Манагаров, — он у меня во втором эшелоне, только я не играл на нем с тех пор как вы приезжали к нам при подготовке к контрнаступлению под Белгородом.

Освобождение Киева, захват и расширение наших плацдармов на Днепре, в районе Киева, Черкасс, Кременчуга, Днепропетровска и Запорожья резко ухудшили обстановку для немецких войск на Украине. Днепр давал возможность противнику организовать трудно преодолимую оборону) и гитлеровцы возлагали большие надежды на то, что им удастся остановить наши войска перед этой естественной преградой.

Из разведывательных данных Ставке было известно, что перед началом операции в штаб группы армий “Юг” приезжал Гитлер. Он [186] предъявил категорические требования к войскам — драться за Днепр до последнего человека и любой ценой удержать его за собой.

Гитлеровцы понимали, что с потерей Украины окончательно рухнет их фронт на юге нашей страны, будет потерян Крым, и советские войска могут в скором времени выйти к своим государственным границам. Тогда еще больше осложнится общее положение в фашистском лагере.

Но, несмотря на жесткие требования Гитлера и генерал-фельдмаршала Манштейна, битва за Днепр была проиграна. Не помогла и еще одна попытка восстановить оборону в районе Кременчуга, Днепропетровска и Запорожья.

К 23 октября ударная группировка войск 2-го Украинского фронта, в том числе 5-я гвардейская танковая армия, переданная фронту из резерва Ставки, вышла на подступы к Кривому Рогу и Кировограду. Немецкое командование, собрав сильную группу войск, бросило ее против частей 2-го Украинского фронта для ликвидации нависшей опасности.

В самый разгар ожесточенных сражений я прибыл на командный пункт И. С. Конева, который находился в четырех километрах от поля битвы. В стереотрубу можно было частично наблюдать ход сражений.

Иван Степанович был озабочен. Сильно поредевшие и переутомленные предыдущими боями войска фронта могли не выдержать серьезного нажима противника. Поэтому ему пришлось для удара по вражеским войскам бросить всю авиацию и усилить части артиллерией за счет других участков фронта. В свою очередь немецкое командование направляло на наши войска бомбардировочную авиацию, которая волна за волной подходила к полю сражения и наносила нам чувствительные удары.

К исходу 24 октября на ряде участков наши войска вынуждены были отойти на расстояние до 10 километров, а затем, не удержавшись, еще километров на 25, прочно закрепившись на реке Ингулец. Как ни старался противник отбросить наши войска с этой реки, ему это не удалось. Понеся большие потери, он вынужден был прекратить свои атаки и перейти к обороне.

Не имея достаточных сил продолжать наступление на криворожском направлении, войска 2-го Украинского фронта также перешли здесь к обороне.

На правом же крыле фронта боевые действия продолжались с неослабевающим напряжением. Здесь 52-я армия генерала К. Д. Коротеева. тесно взаимодействуя с партизанскими отрядами, успешно форсировала Днепр и 14 декабря захватила плацдарм и освободила город Черкассы.

В ходе ожесточенных сражений запорожский плацдарм противника был ликвидирован войсками 3-го Украинского фронта. Наши войска освободили Днепропетровск.

К концу декабря на участке 2-го и 3-го Украинских фронтов был создан плацдарм стратегического значения протяженностью [187] свыше 400 километров по фронту и до 100 километров в глубину, позволявший в ближайшее время развернуть дальнейшие наступательные операции.

Будучи занят координацией действий 1-го и 2-го Украинских фронтов, я не смог вникнуть в детали хода операций наших войск на 3-м и 4-м Украинских фронтах. Из телефонных переговоров с Верховным, Генштабом и А. М. Василевским мне было известно, что 4-й Украинский фронт, разгромив противника на реке Молочной, успешно продвинулся вперед и захватил плацдарм на Перекопском перешейке, заперев в Крыму немецкие войска.

Для более детального ознакомления с положением на фронтах, рассмотрения и уточнения плана дальнейших наступательных операций в середине декабря я был вызван в Ставку. Прибыл и А. М. Василевский, с которым мы встретились в Генштабе и сразу же обменялись мнениями об итогах 1943 года и перспективах на ближайший период.

Александр Михайлович выглядел усталым. Ему, как и мне, пришлось начиная с апреля почти непрерывно находиться в движении — то в полетах, то в поездках по фронтовым дорогам. Обстановка в это время была довольно сложная, напряженная и изобиловала чрезвычайно острыми сменами больших успехов и досадных неудач. Все это, вместе взятое, плюс систематическое недосыпание, физическое и умственное перенапряжение особенно сказывались тогда, когда мы оказывались в Москве, в тиши кабинетов, где не слышно было ни налетов авиации, ни артиллерийских обстрелов, ни тревожных докладов с опасных участков фронтов.

На декабрьском совещании в Ставке присутствовали большинство членов Государственного Комитета Обороны. Скорее это было расширенное заседание Государственного Комитета Обороны с участием некоторых членов Ставки Верховного Главнокомандования.

Совещание было довольно длительным. В обсуждении итогов и опыта борьбы на фронтах, а также оценки обстановки и перспектив войны приняли участие А. М. Василевский и А. И. Антонов. По вопросам экономики и военной промышленности докладывал Н. А. Вознесенский. О проблемах международного характера и о возможности открытия второго фронта говорил И. В. Сталин.

По данным Генштаба, к концу 1943 года советские войска освободили более половины территории, которую захватили немецкие войска в 1941—1942 годах. Начиная с контрнаступления в районе Сталинграда, советскими войсками было полностью уничтожено или пленено 56 дивизий, 162 дивизии понесли тяжелейшие потери. Противник был вынужден их серьезно пополнять или переформировывать. За этот период было уничтожено до 7 тысяч танков, более 14 тысяч самолетов и до 50 тысяч орудий и минометов. Немецкие войска безвозвратно потеряли опытнейшие кадры генералов, офицеров, унтер-офицеров и солдат. [188]

К концу 1943 года Коммунистической партии, нашему правительству удалось, несмотря на трудности начального периода, успешно решить проблему подготовки квалифицированных офицерских кадров. Притом не только удовлетворялись потребности фронта, но и создавались крупные резервы. Даже на 1 июля 1943 года, к началу больших операций, у нас в запасе находилось более 100 тысяч офицеров, имевших большой боевой опыт и необходимую военно-техническую подготовку. Вдвое увеличился генеральский состав Советских Вооруженных Сил.

Германия на Восточном фронте за второй период войны была настолько истощена, что не могла вести серьезных наступательных действий. Однако она обладала еще достаточными возможностями для активной оборонительной войны. С целью укрепления своего сильно потрепанного фронта главное командование немецких войск к концу 1943 года перебросило с запада еще 75 дивизий и большое количество боевой техники, вооружения и материально-технических средств.

Наши вооруженные силы продолжали наращивать свою боевую мощь. За 1943 год было сформировано 78 новых дивизий. К концу года у нас образовалось 5 танковых армий, 37 танковых и механизированных корпусов, 80 отдельных танковых бригад, 149 отдельных танковых и самоходно-артиллерийских полков. Было сформировано 6 артиллерийских корпусов, 26 артиллерийских дивизий, 7 гвардейских реактивных минометных дивизий и многие десятки других артиллерийских частей.

Страна наша развернулась во всю свою богатырскую мощь.

В связи с окончательным переломом войны в пользу Советского Союза, высадкой союзных войск в Италии и выходом ее из войны, а также благодаря мощному движению сил Сопротивления серьезно осложнилась обстановка и в странах — сателлитах фашистской Германии. Там быстрым темпом нарастал гнев народов против фашизма и неукротимое стремление как можно скорее покончить с войной. В Польше, Югославии, Чехословакии, Греции, Франции и других странах Европы поднималась новая волна национально-освободительного движения против фашистской оккупации. В самой Германии вследствие тяжелого поражения на советско-германском фронте и возникшими экономическими трудностями, острой нехватки людских ресурсов для восполнения потерь нарастало неверие в победу вермахта. Оно овладело значительными слоями трудового народа, среди которого все шире и шире разрасталась деятельность антифашистских сил.

У нас же в стране в результате одержанных побед в народе появилась полная уверенность — доведем войну до победного конца! Слов нет, все тяжело переживали потери своих сыновей, братьев, отцов, матерей и сестер, но народ наш с высоким сознанием своего долга перед Родиной стойко переносил эти потери.

К концу 1943 года советские командные кадры обогатились новейшим опытом стратегического и оперативно-тактического искусства. [189] Организация крупнейших операций фронтов и групп фронтов, их победное завершение дали возможность Ставке, Генеральному штабу и самим фронтам глубже понять и осмыслить наиболее эффективные способы разгрома вражеских группировок, притом с наименьшими потерями людей и затратами материальных средств.

В Генеральном штабе сложился и вырос большой коллектив опытных операторов, организаторов и разведывательных кадров. Само Верховное Главнокомандование поднялось на более высокую ступень понимания способов и методов ведения современной войны. Всем нам стало легче работать и понимать друг друга. Этого раньше не хватало, отчего порой страдало общее дело.

Успешные боевые действия советских войск в значительной степени определялись возросшим качеством партийно-политической работы в войсках. Военные советы армий стали более умело подводить итоги операций, показывая в своих обращениях к личному составу яркие примеры, боевую доблесть и героизм, проявленные солдатами, сержантами, офицерами и генералами, популяризируя наилучшие методы решения важных и значительных боевых задач.

Должен сказать, что вообще с помощью Военных советов фронтов, армий и флотов партия осуществляла очень гибкое и дееспособное сочетание военного и политического руководства войсками.

В составе Военных советов работало немало членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), секретарей ЦК компартий союзных республик, крайкомов и обкомов партии, которые постоянно были связаны с ЦК партии и Государственным Комитетом Обороны.

Генералы и офицеры стали чаще бывать в частях и подразделениях и беседовать с солдатами. Улучшилось руководство партийно-политической работой и со стороны начальников политорганов и инструкторского состава.

В этом отношении хочется особо отметить политуправление 1-го Украинского фронта, возглавлявшееся генералом С. С. Шатиловым, и политуправление 1-го Белорусского фронта во главе с генералом С. Ф. Галаджевым. Большую помощь оказывали войскам руководящие партийные и советские работники Украины и Белоруссии.

По данным Центрального штаба партизанского движения, в 1943 году количество партизанских сил увеличилось в два раза. Многочисленные партизанские отряды объединились в части и соединения, которые были способны производить серьезные операции в тылу врага, отвлекая на себя значительные силы немецких войск. Можно сказать, что в тылу врага практически действовал мощный фронт народных мстителей, всем существом своим ненавидевших оккупантов.

Особенно мощные соединения партизан действовали в Белоруссии и на Украине. В 1943 году в Белоруссии большое значение [190] имели партизанские соединения В. Е. Самутина, Ф. Ф. Тараненко, В. И. Козлова, П. М. Машерова, Ф. Ф. Капусты. На Украине действовали соединения А. Ф. Федорова, А. Н. Сабурова, З. А. Богатыря, С. А. Ковпака, М. И. Наумова, И. Е. Анисименко, Я. М. Мельника, Д. Т. Бурченко.

Советское командование в своих планах и действиях серьезно учитывало реальную силу партизан и всё возрастающую их роль еще и потому, что в тактическом отношении искусство партизанских действий поднялось на более высокую ступень.

Действия партизанских частей и соединений теперь в основном координировались, увязывались Военными советами фронтов и руководством ЦК Компартий Украины и Белоруссии. Большую помощь партии в создании партизанских отрядов оказывали подпольные комсомольские организации, возглавляемые секретарями ЦК комсомола Белоруссии К. Т. Мазуровым и Ф. А. Сургановым, постоянно находившимися на оккупированной врагом территории. За 1943 год партизаны подорвали 11 тысяч поездов, повредили и вывели из строя 6 тысяч паровозов, около 40 тысяч вагонов и платформ, уничтожили свыше 22 тысяч машин и более 900 железнодорожных мостов. Организаторами этих действий являлись подпольные партийные организации.

Летом 1943 года немецкое командование вынуждено было для борьбы с партизанами держать в тылу более 25 дивизий, большое число карательных частей и отрядов.

Коренной перелом произошел и в работе советского тыла. В 1943 году резко увеличилось производство самолетов, танков, артиллерийско-минометного вооружения и боеприпасов. В августе 1943 года партия и правительство приняли ряд важнейших решений о восстановлении народного хозяйства в освобожденных районах. В последнем квартале 1943 года там уже было добыто 6,5 миллиона тонн угля, 15 тысяч тонн нефти, выработано 172 миллиона киловатт-часов электроэнергии. Советские вооруженные силы стали лучше и оперативнее обеспечиваться всем необходимым для успешной вооруженной борьбы.

Наши взаимоотношения с союзниками за 1943 год улучшились. Мы получили несколько большую материально-техническую помощь от Америки, чем в 1942 году, но все же она была далека от обещанной, а к концу года даже снизилась. Правительство США по-прежнему ссылалось на свои потребности в связи с предстоящим открытием второго фронта и на свои обязательства перед Англией.

К концу 1943 года мы окончательно преодолели тяжелую обстановку и, обладая мощными силами и средствами борьбы, прочно удерживали в своих руках стратегическую инициативу и уже не так нуждались, как в предыдущие два года войны, в открытии второго фронта в Европе. Однако в целях быстрейшего разгрома фашистской Германии и окончания войны всем нам хотелось, чтобы второй фронт был открыт в ближайшее время. [191]

Несомненно, нас радовали победы в Италии, у Эль-Аламейна, в районе Туниса и других местах. Но все же это было не то, чего мы так долго ждали от союзников, чтобы почувствовать их достойный вклад в войну.

Возвратившись с Тегеранской конференции, И. В. Сталин сказал:

— Рузвельт дал твердое слово открыть широкие действия во Франции в 1944 году. Думаю, что он слово сдержит. Ну а если не сдержит, у нас хватит и своих сил добить гитлеровскую Германию.

До сих пор я ничего не сказал о положении дел на наших западном и северо-западном направлениях, и это, конечно, не по забывчивости, а потому, что весь 1943 год у меня целиком был занят подготовкой и проведением операций в районе Курской дуги, на путях к Днепру, сражениями за Днепр и Правобережную Украину. Что касается западного и северо-западного направлений, ими в 1943 году занимались И. В. Сталин и Генеральный штаб, а мы лишь изредка высказывали свои соображения и свои предложения тогда, когда нас спрашивал Верховный Главнокомандующий.

К концу 1943 года на западном и северо-западном направлениях были достигнуты важные результаты. Советские войска очистили от врага последнюю часть Калининской области, освободили Смоленскую область и значительную часть восточной Белоруссии. К концу года в результате успешного продвижения наших войск линия фронта на северо-западном и западном направлениях проходила через озеро Ильмень, Великие Луки, Витебск, Мозырь.

На юго-западном и южном направлениях в это время линия фронта шла от Полесья через Житомир—Фастов—Кировоград (исключительно)—Запорожье—Херсон. Крым был еще в руках немецких войск. В районе Ленинграда и на севере обстановка значительно улучшилась. Ленинградцы теперь свободнее дышали.

Члены Государственною Комитета Обороны и мы, члены Ставки Верховного Главнокомандования, считали, что, хотя в борьбе с врагом мы добились больших успехов и противник серьезно ослаблен, все же он еще достаточно силен. Отсутствие второго фронта в Европе давало гитлеровцам возможность вести в 1944 году упорную оборонительную войну.

К началу 1944 года Германия с учетом войск своих сателлитов имела на советско-германском фронте около 5 миллионов человек, 54,5 тысячи орудий и минометов, 5400 танков и штурмовых орудий и несколько более 3 тысяч самолетов.

Советские Вооруженные Силы превосходили противника в людях в 1,3 раза, по артиллерии— в 1,7 раза, по танкам— в 1,4 раза, по самолетам — в 3,3 раза. Это количественное превосходство усиливалось высоким качественным уровнем оружия и, что особенно важно, боевым духом войск и возросшим оперативно-тактическим искусством командования.

В результате глубокого и всестороннего анализа обстановки Ставка решила в зимнюю кампанию 1944 года развернуть наступление от Ленинграда до Крыма включительно. [192]

При этом главные наступательные операции имелось в виду провести на юго-западном театре военных действий, с тем чтобы прежде всего освободить Правобережную Украину и Крым. На остальных направлениях провести операции меньшего масштаба. Было решено полностью освободить Ленинград от блокады и отбросить врага за пределы Ленинградской области. На северо-западном направлении войска должны были освободить Новгородскую область и выйти к границам прибалтийских республик. Западному направлению ставилась задача возможно большего освобождения территории Белоруссии.

Планируя действия советских войск на зиму 1944 года, имелось в виду главные силы и средства сосредоточить на 1, 2, 3-м и 4-м Украинских фронтах, чтобы создать там более значительное превосходство над противником и в короткие сроки разгромить войска групп армий “Юг” и “А”.

Что касается других фронтов северного, северо-западного и западного направлении, то Ставка решила давать туда более ограниченные силы, чтобы не рассредоточивать их и не отвлекать с тех участков, где будут решаться главные задачи

После совещания в Ставке мы с А. М. Василевским дней пять еще поработали с Генштабом по уточнению задач фронтам. Несколько раз Верховный приглашал нас к себе в кремлевскую квартиру на обед.

Однажды дома у Верховного я попытался еще раз поднять вопрос о проведении операций на окружение. И. В. Сталин сказал:

— Теперь мы стали сильнее, наши войска опытнее. Мы не только можем, но и должны проводить операции на окружение.

Мы были довольны тем, что Верховный наконец правильно понял значение наступательных операций с целью окружения.

В другой раз на обеде, где мне довелось быть, присутствовали А. А. Жданов, А. С. Щербаков и другие члены Политбюро. Андрей Александрович Жданов рассказал о героических делах и величайшем мужестве рабочих Ленинграда, которые, пренебрегая опасностью, полуголодные, стояли у станков на фабриках и заводах по 14—15 часов в сутки, оказывая всемерную помощь войскам фронта. Андрей Александрович попросил увеличить продовольственные фонды для ленинградцев. Верховный тут же дал указание удовлетворить эту просьбу, а затем сказал:

— Предлагаю тост за ленинградцев. Это подлинные герои нашего народа.

На радостях А. А. Жданов затянул свою любимую песню “Есть на Волге утес”. Все охотно подпевали. Затем он рассказал пару смешных анекдотов, после чего Сталин сказал:

— Ну, по домам.

И все разъехались кто куда.

После того как задачи фронтов были окончательно отработаны, мы с Александром Михайловичем Василевским отправились на подопечные фронты, где нам было поручено осуществлять [193] дальнейшую координацию действий войск. Я поехал координировать действия фронтов Н. Ф. Ватутина и И. С. Конева, а А. М. Василевский — Р. Я. Малиновского и Ф. И. Толбухина.

Сначала я решил поехать на 1-й Украинский фронт, чтобы передать решение Ставки и помочь спланировать предстоящие действия войск.

Н. Ф. Ватутин, как я уже говорил, был прекрасный штабист. Он обладал завидной способностью коротко и ясно излагать свои мысли и к тому же имел на редкость красивый и четкий почерк. Большинство важных приказов, директив и донесений Верховному Главнокомандованию он писал сам. Я как раз застал его за составлением директивы о переходе в наступление главной группировки войск фронта в общем направлении на Винницу.

Николай Федорович работал в жарко натопленной хате, накинув на себя теплую бекешу. Посмотрев на него, я понял, что ему явно нездоровилось.

Коротко познакомив Н. Ф. Ватутина с решением Ставки о развертывании действий на ближайший период и заслушав его последние коррективы к плану действий войск фронта, я посоветовал ему принять что-нибудь и сейчас же лечь, чтобы быть вполне работоспособным к началу наступления. Он согласился.

Выпив стакан крепкого чая с сушеной малиной и приняв пару таблеток аспирина, Николай Федорович ушел к себе в комнату. Мы с начальником штаба — А. Н. Боголюбовым направились в оперативный отдел штаба, чтобы еще раз как следует разобраться в обстановке и проверить готовность войск к действиям.

Не прошло и десяти минут, как раздался телефонный звонок. А. Н. Боголюбов взял трубку. Звонил Н. Ф. Ватутин, приглашая его зайти. Я решил пойти вместе с А. Н. Боголюбовым. И мы вновь увидели Н. Ф. Ватутина за рабочей картой предстоящего наступления.

— Мы же договорились, что вы пойдете отдохнуть, а вы опять за работой?

— Хочу написать донесение в Ставку о ходе подготовки к наступлению, — ответил Николай Федорович.

Насильно выпроводив его из рабочей комнаты, я предложил все необходимое выполнить начальнику штаба, тем более что это была его прямая обязанность.

Беспокойным человеком был Н. Ф. Ватутин. Чувство ответственности за порученное дело было у него развито чрезвычайно остро.

Изрядно проголодавшись, я зашел к Н. С. Хрущеву, зная, что у него всегда можно было неплохо подкрепиться. У Н. С. Хрущева были член Военного совета по материальному обеспечению генерал Н. Т. Кальченко и представитель аппарата ЦК партии Украины М. С. Гречуха. Товарищи попросили рассказать о московских новостях.

Подробно ознакомил присутствовавших с решением Ставки об изгнании противника с Правобережной Украины и конкретных [194] задачах 1-го Украинского фронта. М. С. Гречуха рассказал о чудовищных злодеяниях, которые фашисты творили в последнее время, особенно перед отступлением своих войск с Украины.

— Сейчас еще не выявлена и десятая доля тех кровавых дел фашистских головорезов, которые они совершили на украинской земле, — сказал он.

1-му Украинскому фронту в то время противостояла группировка противника в составе 30 дивизий, в том числе 8 танковых и одной моторизованной. Командовал войсками генерал танковых войск Э. Раус{54}. Вражеское командование все еще мечтало ликвидировать советские войска, которые овладели большим плацдармом западнее Днепра и Киевом.

Во второй половине ноября противник, как я уже говорил, захватив Житомир, неоднократно пытался опрокинуть соединения 1-го Украинского фронта и прорваться к Киеву. Но эти настойчивые попытки не увенчались успехом. Больше того, в результате своих безрассудных действий немецкие войска несли колоссальные потери, которые в отдельных дивизиях доходили до 60—70 процентов личного состава и материальной части. В результате истощения сил и средств гитлеровское командование прекратило наступление, перейдя к обороне, но все еще не отказалось от намерения вновь захватить Киев и выйти на Днепр.

Ставка Верховного Главнокомандования потребовала от 1-го Украинского фронта подготовить и провести Житомирско-Бердичевскую операцию по разгрому противостоящей 4-й танковой армии противника и отбросить ее к Южному Бугу. На усиление 1-го Украинского фронта Ставкой были переданы 18-я армия, 1-я танковая армия, 4-й гвардейский и 25-й танковые корпуса.

К началу решающих операций 1-й Украинский фронт имел 1-ю гвардейскую, 13, 18, 27, 38, 40-ю и 60-ю общевойсковые армии, 1-ю и 3-ю гвардейскую танковые армии. Всего 63 стрелковые дивизии, 6 танковых, 2 механизированных корпусов, 3 кавалерийские дивизии.

Замысел наступательной операции войск фронта предусматривал разгром противника в районе Брусилова и выход на рубеж Любар—Винница—Липовая.

60-я армия генерала И. Д. Черняховского, усиленная 4-м гвардейским танковым корпусом, имела задачу наступать из района Малина и выйти на реку Случь на участке Рогачев-Любар. 13-я армия генерала Н. П. Пухова получила задачу наступать в направлении Коростень—Новоград— Волынский. 40-я и 27-я армии наносили удар на Белую Церковь и далее на Христиновку, где и должны были соединиться с войсками 2-го Украинского фронта.

Поддержку войск фронта с воздуха осуществляла 2-я воздушная армия генерала С. А. Красовского. [195]

Утром 29 декабря после 50-минутной артиллерийской и авиационной подготовки войска главной группировки фронта перешли в наступление. Оборона противника не выдержала удара наших войск, и немецкие войска начали отход. В связи с создавшимися благоприятными условиями во второй половине дня были введены в дело 1-я и 3-я гвардейская танковые армии. К исходу 30 декабря фронт прорыва расширился до 300 километров, а глубина его достигла 100 километров. Были освобождены Коростень, Брусилов, Казатин, Сквира и много других городов и населенных пунктов.

Наступавшие войска завязали бой на подступах к Житомиру, Бердичеву, Белой Церкви. Немецкому командованию пришлось принимать экстренные меры, чтобы закрыть образовавшуюся брешь, для чего сюда было переброшено 12 дивизий из других групп армий (“Север”, “Центр” и группы армий “А”).

31 декабря был вновь освобожден Житомир. Развернулись тяжелые бои за Бердичев — крупный узел железнодорожных и шоссейных коммуникаций. Здесь действовали войска 1-й танковой армии генерала М. Е. Катукова и 18-я армия генерала К. Н. Леселидзе. Ввиду слабой организации боя 1-я танковая армия, понеся потери, успеха не добилась, и лишь 5 января, после вмешательства Н. Ф. Ватутина, Бердичев был освобожден.

В боях за Белую Церковь принимала участие 1-я чехословацкая бригада под командованием генерала Людвика Свободы. Этот красивый крепкий человек своим спокойствием и рассудительностью вызывал у всех нас глубокое уважение и полное доверие. И мы не ошиблись в нем. До конца войны Людвик Свобода успешно осуществлял командование чехословацкими войсками и своими героическими делами внес достойный вклад в разгром врага, которого он ненавидел так же, как и мы, советские люди.

Под ударами 1-го Украинского фронта враг откатывался на запад. Это заставило командование немецких войск собрать группу войск в районах Винницы и Умани для контрудара по 38, 40-й и 1-й танковой армиям{55}. Завязалось новое большое сражение.

Наши войска перешли к обороне, пытаясь расстрелять противника с места огнем и ударами с воздуха. Но, не выдержав нажима противника, сами отошли километров на тридцать назад, где и закрепились.

В итоге Житомирско-Бердичевской операции войска 1-го Украинского фронта продвинулись на глубину до 200 километров, полностью освободив Киевскую и Житомирскую области, а также ряд районов Винницкой и Ровенской областей. Левое крыло фронта охватило всю группировку противника, занимавшего крупный плацдарм в районе Канева и Корсунь-Шевченковского. Таким образом была создана благоприятная обстановка для Корсунь-Шевченковской операции. [196]

К середине января 1-й Украинский фронт закрепился на линии Сарны—Славута—Казатин—Ильинцы. Далее фронт поворачивал на Днепр до района Ржищева и Канева, где продолжала стоять в обороне крупная группировка немецких войск. Видимо, немецкое командование, мечтая вновь захватить Киев, не подозревало, что оно готовило само себе здесь ловушку, о чем будет сказано ниже.

А теперь рассмотрим обстановку на 2-м Украинском фронте. 2-й Украинский фронт, во главе которого стоял генерал И. С. Конев (член Военного совета — И. З. Сусайков, начальник штаба — М. В. Захаров), к концу декабря так же, как и фронт Н. Ф. Ватутина, получил значительное пополнение танками и самоходно-артиллерийскими установками. В состав фронта был передан усиленный 5-й кавалерийский корпус и несколько артиллерийских частей. Это пополнение укрепило войска, но далеко не удовлетворило их потребности. Особенно малочисленными оставались общевойсковые соединения, без которых, как известно, не достигается и не закрепляется успех операций.

2-й Украинский фронт имел задачу подготовить и провести операцию, нанося главный удар на Первомайск через Кировоград. Частью сил фронт должен был наступать в общем направлении на Христиновку, где, соединившись с 1-м Украинским фронтом, разгромить противника в районе Звенигородка—Канев.

До 7 января мне не удалось побывать на 2-м Украинском фронте, так как вынужден был заниматься на участках войск Н. Ф. Ватутина, где обстановка изобиловала сложными и опасными моментами. 7 января я прилетел в штаб 2-го Украинского фронта. И. С. Конев в это время был в районе Кировограда на командно-наблюдательном пункте.

Заехав в штаб фронта, я застал там начальника штаба фронта М. В. Захарова, который детально ознакомил меня с данными обстановки на участках фронта.

Матвея Васильевича Захарова я знал по Белорусскому военному округу, где он был начальником оперативного отдела штаба округа. В то время во главе округа стоял командарм 1 ранга И. П. Уборевич, у которого нам всем было чему поучиться.

Надо сказать, что оперативный отдел штаба округа, который возглавлял М. В. Захаров, резко выделялся среди большинства приграничных округов своей сколоченностью, подготовленностью и общей оперативной культурой. Несколько позже М. В. Захаров успешно командовал стрелковым полком в Бобруйске, возглавляя штаб 2-го Украинского фронта, Матвей Васильевич был хорошей опорой для командующего фронтом И. С. Конева.

После ознакомления с обстановкой в штабе фронта я позвонил И. С. Коневу и выехал к нему.

По дороге к командному пункту И. С. Конева мы отчетливо слышали звуки артиллерийского огня, разрывы авиационных бомб, рев моторов многочисленных самолетов. Можно было безошибочно [197] определить, что идут жаркие схватки с врагом на земле и в воздухе.

Поздоровавшись, я спросил Ивана Степановича, как развивается операция.

— Бьем смертным боем врага, но пока он не бросает Кировоград, — ответил И. С. Конев.

Изучив карту И. С. Конева и выслушав его обстоятельное сообщение, понял, что врагу все же не удастся удержаться в Кировограде. К исходу 7 января он был не только обойден войсками фронта, но и едва держался на южных окраинах города, где наступали 29-й танковый корпус, 29-я и 50-я стрелковые дивизии.

Особенно успешно дрались войска армий генерала А. С. Жадова и генерала М. С. Шумилова. Оба эти командарма были мне хорошо известны. Они прошли большой и суровый путь с самого начала войны. Сумели выдержать и устоять в тяжелых схватках с врагом, обогатились опытом победных операций и пришли сюда, в район Кировограда, во главе своих армий опытными военачальниками.

К утру 8 января Кировоград был освобожден. Враг отходил под натиском войск фронта на запад.

На правом крыле фронта наступление 53-й армии и 4-й ударной армии не увенчалось успехом. Оно было остановлено сильными контратаками противника на рубеже Смела—Каниж.

Остановив наступление и перейдя к обороне западнее Кировограда, командование фронта перегруппировало на правое крыло фронта 5-ю гвардейскую танковую армию под командованием генерала П. А. Ротмистрова. Но из-за усилившейся здесь группировки врага она не смогла создать перелома в нашу пользу.

В связи с необходимостью проведения более капитальной подготовки дальнейших операций наступление войск 2-го Украинского фронта было приостановлено на всех направлениях, и я вернулся на 1-й Украинский фронт, чтобы вместе с его командованием взяться за подготовку Корсунь-Шевченковской операции.

Обсудив цель и задачи операции, Н. Ф. Ватутин решил создать группировку в составе 40-й армии Ф. Ф. Жмаченко, 27-й армии С. Г. Трофименко и 6-й танковой армии генерала танковых войск А. Г. Кравченко, отличившегося при взятии Киева.

По данным немецкой трофейной карты за 24 января 1944 года, в районе корсунь-шевченковского выступа, который доходил своей вершиной до самого Днепра, находилось девять пехотных, одна танковая и одна моторизованная дивизии, входившие в состав

1-й танковой и 8-й армий немецких войск.

Эта довольно сильная группировка противника мешала 1-му и 2-му Украинским фронтам проводить дальнейшие операции в западном направлении, так как была расположена на флангах того и другого фронтов.

11 января я доложил наши соображения Верховному о плане отсечения, окружения и разгрома всей корсунь-шевченковской [198] группировки. Верховный утвердил предложения и 12 января подтвердил свое решение директивой Ставки.

Директива предусматривала нанесение встречных ударов фронтов под основание выступа и соединение их в районе Звенигородки{56}. Перед началом операции Ставка по моей просьбе усилила 1-й Украинский фронт 2-й танковой армией.

И. С. Конев решил нанести удар из района Вербовки и Красносилка силами 4-й гвардейской, 53-й и 5-й гвардейской танковой армий. Для создания ударных группировок фронтам надлежало провести значительные перегруппировки сил и средств. Поддержка ударных группировок фронтов с воздуха возлагалась на 2-ю и 5-ю воздушные армии.

Всего к участию в разгроме корсунь-шевченковской группировки немецко-фашистских войск привлекалось 27 стрелковых дивизий, 4 танковые, 1 механизированный и 1 кавалерийский корпуса. В составе этой группировки было 370 танков и самоходно-артиллерийских установок.

В количественном отношении наши войска здесь превосходили противника по пехоте в 1,7 раза, по орудиям и минометам — в 2,4 раза, по танкам и самоходно-артиллерийским установкам— в 2,6 раза.

Сил, безусловно, хватало для окружения и разгрома врага, но крайне не вовремя наступила распутица, выпал мокрый снег, дороги раскисли. Нелетная погода до предела ограничивала действия авиации. В результате войска не смогли полностью создать материальные запасы. Однако дольше ждать с началом операции было нельзя.

Корсунь-Шевченковская операция началась 24 января ударом 2-го Украинского фронта в общем на правлении на Звенигородку. 1-й Украинский фронт начал атаку на сутки позже. Вражеские войска оказали упорное сопротивление, отбиваясь огнем и контратаками, но все же не могли отразить удары наших фронтов.

27 января противник, стремясь ликвидировать прорыв, организовал против частей 2-го Украинского фронта контрудар с целью закрыть образовавшуюся брешь и отсечь передовые 20-й и 29-й танковые корпуса 5-й гвардейской танковой армии. И это ему частично удалось.

Однако 20-й танковый корпус под командованием генерал-лейтенанта танковых войск И.Г.Лазарева, не обращая внимания на временный перехват противником его тыловых путей, стремительно продвигался вперед и в ту же ночь овладел городом Шпола.

Генерала И. Г. Лазарева я знал по Белорусскому военному округу и не раз встречался с ним на маневрах и больших окружных учениях, где он получил отличную полевую подготовку под руководством И. П. Уборевича.

Зная И. Г. Лазарева с хорошей стороны, я был уверен в том, что в этот сложный момент он будет твердо вести вверенный ему [199] корпус к поставленной цели. 28 января корпус И.Г. Лазарева вышел в район Звенигородки, а в это время противник, закрыв прорыв, стремился отразить атаки 2-го Украинского фронта.

Перешедшая в наступление ударная группировка 1-го Украинского фронта прорвала оборону противника, но встретила упорное сопротивление в глубине обороны.

Командующий фронтом Н. Ф. Ватутин, учитывая, что противнику удалось закрыть образовавшийся прорыв на участке 2-го Украинского фронта, бросил в район Звенигородки на усиление 20-го и 29-го танковых корпусов 2-го Украинского фронта сильный передовой отряд под командованием смелого и талантливого генерала М. И. Савельева в составе 233-й танковой бригады, 1228-го самоходно-артиллерийского полка, мотострелкового батальона и батареи истребительно-противотанковой артиллерии.

Отряд М. И. Савельева, умело маневрируя, смело прорвался через немецкие части в районе Лисянки и 28 января соединился с 20-м танковым корпусом в городе Звенигородке, перерезав основные тыловые пути корсунь-шевченковской группировки противника.

Оборонявшиеся вражеские войска на участке 1-го Украинского фронта упорно сопротивлялись, 40-я армия генерала Ф. Ф. Жмаченко в первый день боев имела незначительный успех. Более успешно действовали соединения 27-й армии генерала С. Г. Трофименко, особенно 337-я стрелковая дивизия генерала Г. О. Ляскина и 180-я стрелковая дивизия генерала С. П. Меркулова. Этот успех был использован нами для броска 6-й танковой армии на тыловые пути противника, что положительно сказалось на развитии событий.

К 30 января, введя в сражение дополнительные силы, в том числе второй эшелон 5-й гвардейской танковой армии, 18-й танковый корпус и кавалерийский корпус генерала А. Г. Селиванова, войскам 2-го Украинского фронта удалось отбросить противника и вновь образовать брешь в его обороне.

Продвигаясь вперед, войска обоих фронтов отсекли корсунь-шевченковскую группу противника и начали сжимать ее к центру окружения. Одновременно обоими фронтами был создан и внешний фронт, с тем чтобы не допустить со стороны Умани деблокирования окруженной группировки.

В ознаменование прорыва фронта вражеских войск и соединения войск 1-го и 2-го Украинских фронтов в центре города Звенигородки потом был поставлен на пьедестал танк Т-34. Надпись на пьедестале гласит:

“Здесь января 28 дня 1944 года было сомкнуто кольцо вокруг гитлеровских оккупантов, окруженных в районе Корсунь-Шевченковский. Экипаж танка 2-го Украинского фронта 155-й танковой Краснознаменной Звенигородской бригады подполковника Прошина Ивана Ивановича — лейтенант Хохлов Евгений Александрович, механик-водитель Андреев Анатолий Алексеевич, командир [200] башни Зайцев Яков Сергеевич пожали руки танкистам 1-го Украинского фронта. Слава героям Родины!”

Хорошо, когда не забываются подвиги героев. Жаль только, что не названы имена танкистов 1-го Украинского фронта. Это надо бы исправить, установив имена тех героев-танкистов 1-го Украинского фронта, которые стремительно прорвались в район Звенигородки...

Окруженные немецкие войска, цепляясь за каждый рубеж и населенный пункт, укрываясь в лесах и перелесках, оказывали упорное сопротивление.

Сбить противника с позиций нужно было мощным артиллерийским огнем, а мы не могли его организовать из-за полного бездорожья. Чтобы создать минимально необходимые запасы снарядов, мин и горючего для танков, пришлось организовать их доставку на волах, на носилках, в мешках — словом, кто как и чем мог. В этом деле большую помощь оказали жители украинских деревень.

Командование немецких войск, стремясь спасти от неминуемой гибели свои войска, оказавшиеся в котле, начало стягивать силы против нашего внешнего фронта. 27 января в район Ново-Миргорода подошли их 3, 11-я и 14-я танковые дивизии, а через два дня и 13-я танковая дивизия. Затем в район Ризино начали сосредоточиваться 16-я и 17-я танковые дивизии.

Все мы, проводившие эту операцию на окружение войск, принадлежавших 1-й и 8-й армиям противника, отчетливо понимали, что командование немецких войск должно организовать удар извне, спасая попавших в окружение.

Для создания внешнего фронта, который должен был обеспечить уничтожение окруженных войск противника, были использованы 6-я танковая армия 1-го Украинского фронта, усиленная 47-м стрелковым корпусом, и 5-я гвардейская танковая армия 2-го Украинского фронта, усиленная 49-м стрелковым корпусом и 5-й инженерной бригадой. Фланги этого внешнего фронта прикрывались 40-й и 53-й армиями.

В отличие от действий войск противника, окруженных под Сталинградом, где они, обороняясь, ждали спасения, надеясь на прорыв котельниковской группы Манштейна, окруженные в районе Корсунь-Шевченковского сами решили вырваться, бросившись навстречу ударной группе, действовавшей извне.

В первых числах февраля 1944 года вражеские войска пытались частью сил танковых войск прорвать внешний фронт на участке 2-го Украинского фронта в районе Ново-Миргорода. Однако их попытки были отбиты. Тогда, перегруппировав свои ударные силы на участок 1-го Украинского фронта, противник 3 и 4 февраля нанес два мощных удара в районе Ризино и в районе Толмач—Искреннее. Здесь были дополнительно введены в сражение три танковые дивизии.

В районе Ризино противнику удалось вклиниться в оборону наших войск. Командование противника было уверено, что на сей [201] раз успех прорыва обеспечен. Генерал Хубе — командующий 1-й немецкой танковой армией — не скупился на обещания. Нами была перехвачена его радиотелеграмма, гласившая: “Я вас выручу. Хубе”.

Гитлер, надеясь на мощную танковую группировку генерала Хубе, в своих телеграммах, посланных на имя командующего окруженными войсками генерала Штеммермана, писал: “Можете положиться на меня как на каменную стену. Вы будете освобождены из котла. А пока держитесь”.

Мы, со своей стороны, чтобы не допустить прорыва, срочно перебросили на опасный участок из резерва фронта 2-ю танковую армию генерала С. И. Богданова в составе двух танковых корпусов. Развернувшись, эта армия нанесла контрудар противнику. Враг был остановлен и частично отброшен в исходные районы.

Однако он все же не отказался от намерений прорвать внешний фронт наших войск. Подтянув еще одну танковую дивизию, батальон тяжелых танков, два дивизиона штурмовых орудий и перегруппировав значительные силы танковых дивизий в район Ерков, противник начал ожесточенное наступление.

9 февраля я послал телеграмму Верховному, в которой, в частности, говорилось:

“...По показанию пленных, за период боев в окружении войска противника понесли большие потери. В настоящее время среди солдат и офицеров чувствуется растерянность, доходящая в некоторых случаях до паники.

По данным разведки, окруженный противник сосредоточил главные силы в районе Стеблев—Корсунь-Шевченковский. Видимо, противник готовится к последней попытке прорваться навстречу танковой группе, наступающей на М. Боярку. Для обеспечения этого направления к утру 9 февраля в район Лисянки выводим одну танковую бригаду от Ротмистрова и в район Красногородка—Мотаевка — 340-ю стрелковую дивизию от Жмаченко.

Армии Коротеева, Рыжова и Трофименко 9 февраля продолжают наступление.

8 февраля в 15.50 наши парламентеры через командующего стеблевским боевым участком полковника Фукке вручили ультиматум окруженному противнику.

Парламентеры возвратились и сообщили, что ответ будет дан немецким командованием 9 февраля в 11.00.

Жуков”.

Ультиматум был таков:

“Всем раненым и больным будет оказана медицинская помощь.

Всем сдавшимся офицерам, унтер-офицерам и солдатам будет немедленно обеспечено питание.

Ваш ответ ожидается к 11 часам утра 9 февраля 1944 г. по московскому времени в письменной форме через ваших личных представителей, [202] которым надлежит ехать легковой машиной с белым флагом по дороге, идущей от Корсунь-Шевченковский через Стеблев на Хировку

Ваш представитель будет встречен уполномоченным русским офицером в районе восточной окраины Хировки 9 февраля 1944 г. в 11 часов по московскому времени.

Если вы отклоните наше предложение сложить оружие, то войска Красной Армии и воздушный флот начнут действия по уничтожению окруженных ваших войск, и ответственность за их уничтожение понесете вы.

Заместитель Верховного Главнокомандующего
Маршал Советского Союза Г. Жуков.

Командующий войсками
1-го Украинского фронта генерал армии Н. Ватутин

Командующий войсками
2-го Украинского фронта генерал армии И. Конев”{57}.

В расположении войск противника были разбросаны листовки следующего содержания:

“Всему офицерскому составу немецких войск, окруженных в районе Корсунь-Шевченковский.

42-й и 11-й армейские корпуса находятся в полном окружении. Войска Красной Армии железным кольцом окружили эту группировку. Кольцо окружения все больше сжимается. Все ваши надежды на спасение напрасны...

Попытки помочь вам боеприпасами и горючим посредством транспортных самолетов провалились. Только за два дня, 3 и 4 февраля, наземными и воздушными силами Красной Армии сбито более 100 самолетов Ю-52.

Вы, офицеры окруженных частей, отлично понимаете, что не имеется никаких реальных возможностей прорвать кольцо окружения.

Ваше положение безнадежно и дальнейшее сопротивление бессмысленно. Оно приведет только к огромным жертвам среди немецких солдат и офицеров.

Во избежание ненужного кровопролития мы предлагаем принять следующие условия капитуляции:

1. Все окруженные немецкие войска во главе с вами и с вашими штабами немедленно прекращают боевые действия.

2. Вы передаете нам весь личный состав, оружие, все боевое снаряжение, транспортные средства и всю технику неповрежденной.

Мы гарантируем всем офицерам и солдатам, прекратившим сопротивление, жизнь и безопасность, а после окончания [203] войны — возвращение в Германию или в любую другую страну по личному желанию военнопленных.

Всему личному составу сдавшихся частей будут сохранены: военная форма, знаки различия и ордена, личная собственность и ценности, старшему офицерскому составу, кроме того, будет сохранено и холодное оружие”.

В 12 часов 9 февраля штаб генерала Штеммермана сообщил об отклонении нашего ультиматума.

Тотчас же на внутреннем фронте окружения и со стороны внешнего фронта немцы начали ожесточенные атаки. Особенно жаркие бои разгорелись 11 февраля. Наши войска дрались с особым упорством. Танковым дивизиям противника ценой больших потерь удалось продвинуться в Лисянку, но дальше сил не хватило, и враг перешел к обороне.

В ночь на 12 февраля окруженная группа войск, собравшись на узком участке, попыталась также прорваться через Стеблев в Лисянку на соединение с танковыми дивизиями. Ей даже удалось выйти в район Шендеровки, но дальнейшее продвижение противника было приостановлено. Расстояние между окруженной группой и деблокирующей группой немецких войск сократилось до 12 километров, но чувствовалось, что для соединения у противника сил не хватит.

В ночь на 12 февраля 1944 года я послал донесение в Ставку:

“У Кравченко:

— противник силой до 160 танков с мотопехотой с фронта Ризино—Чемериское—Тарасовна ведет наступление в общем направлении на Лисянку и, прорвав первую линию 47-го стрелкового корпуса, вклинился в оборону до 10 км.

Дальнейшее продвижение противника было остановлено на реке Гнилой Ткич частями 340-й стрелковой дивизии и 5-го механизированного корпуса, составляющими вторую линию обороны, и резервными полками СУ-85.

За отсутствием связи с командиром 47-го стрелкового корпуса положение на левом фланге армии в направлении Жабинка— Ризино—Дубровка уточняется.

Сил и средств у Кравченко было достаточно для отражения атак противника, но Кравченко при прорыве первой линии нашей обороны потерял управление частями армии.

Приказал Николаеву{58} срочно развернуть в Джурженцы управление 27-й армией и подчинить в оперативном отношении Кравченко Трофименко.

Армию Богданова к утру 12 февраля главными силами сосредоточить в районе Лисянка—Дашуковка—Чесновка. 202-ю стрелковую дивизию развернуть на рубеже Хижинцы—Джурженцы, туда же подтянуть полностью укомплектованную бригаду Катукова.

Степину{59} приказал в Лисянке к утру иметь от Ротмистрова две [204] бригады и по реке Гнилой Ткич на участке Лисянка—Мурзинды занять оборону, и в первую очередь противотанковую. У Степина:

— армия Ротмистрова сегодня отразила атаки до 60 танков противника от Ерков в направлении Звенигородки. Разведкой установлено движение до 40 танков из Капустина на Ерки. Возможно, противник подтягивает на звенигородское направление танки с Лебединского направления.

Степин к утру 12 февраля 18-й танковый корпус передвигает в Михайловку (восточнее Звенигородки) и 29-й танковый корпус в район Княжье—Лозоватка.

Армия Смирнова вела бой за Мирополье, Кошак, Глушки.

Для удобства управления с 12.00 12 февраля 180-я стрелковая дивизия Трофименко передается в состав 2-го Украинского фронта.

Приказал Степину 12.2.44 главными силами армий Коротеева и Смирнова удар нанести с востока на Стеблев и в тыл главной группировки окруженного противника, готовящейся для выхода навстречу наступающей танковой группе.

Вся ночная авиация фронтов действует в районе Стеблева.

Жуков”.

Утром 12 февраля я заболел гриппом и с высокой температурой меня уложили в постель. Согревшись, крепко заснул. Не знаю, сколько проспал, чувствую, изо всех сил мой генерал-адъютант Леонид Федорович Минюк старается меня растолкать. Спрашиваю:

— В чем дело?

— Звонит товарищ Сталин.

Вскочив с постели, взял трубку.

— Мне сейчас звонил Конев, — сказал Верховный, — и доложил, что у Ватутина ночью прорвался противник из района Шендеровки в Хилки и Новую Буду. Вы знаете об этом?

— Нет, не знаю. Думаю, это не соответствует действительности.

— Проверьте и доложите.

Я тут же позвонил Н. Ф. Ватутину и выяснил, что противник действительно пытался, пользуясь пургой, вырваться из окружения и уже успел продвинуться километра на два-три и занял Хилки, но был остановлен. Сведения о попытках прорыва как-то раньше попали к И. С. Коневу. Вместо того чтобы срочно доложить мне и известить Н. Ф. Ватутина, он позвонил И. В. Сталину, дав понять, что операция по ликвидации противника может провалиться, если не будет поручено ему ее завершение.

Переговорив с Н. Ф. Ватутиным о принятии дополнительных мер, я позвонил Верховному и доложил ему то, что мне стало известно из сообщения командующего 1-м Украинским фронтом.

И. В.Сталин крепко выругал меня и Н. Ф.Ватутина, а затем сказал:

— Конев предлагает передать ему руководство войсками внутреннего фронта по ликвидации корсунь-шевченковской группы противника, а руководство войсками на внешнем фронте сосредоточить в руках Ватутина. [205]

— Окончательное уничтожение группы противника, находящейся в котле, дело трех-четырех дней. Главную роль в Корсунь-Шевченковской операции сыграл 1-й Украинский фронт. Ватутину и возглавляемым им войскам будет обидно, если они не будут отмечены за их ратные труды{60}. Передача управления войсками 27-й армии 2-му Украинскому фронту может затянуть ход операции.

И. В.Сталин в раздраженном тоне сказал:

— Хорошо. Пусть Ватутин лично займется операцией 13-й и 60-й армий в районе Ровно—Луцк—Дубно, а вы возьмите на себя ответственность не допустить прорыва противника из района Лисянки. Все.

Однако через пару часов была получена директива следующего содержания:

“Командующему 1-м Украинским фронтом.

Командующему 2-м Украинским фронтом.

Тов. Юрьеву{61}.

Ввиду того что для ликвидации корсуньской группировки противника необходимо объединить усилия всех войск, действующих с этой задачей, и поскольку большая часть этих войск принадлежит 2-му Украинскому фронту, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Возложить руководство всеми войсками, действующими против корсуньской группировки противника, на командующего 2-м Украинским фронтом с задачей в кратчайший срок уничтожить корсуньскую группировку немцев.

В соответствии с этим 27-ю армию в составе 180, 337-й, 202-й стрелковых дивизий, 54, 159-го укрепленных районов и всех имеющихся частей усиления передать с 24 часов 12.2.44 в оперативное подчинение командующего 2-м Украинским фронтом. Снабжение 27-й армии всеми видами оставить за 1-м Украинским фронтом.

Командующему 2-м Украинским фронтом связь со штабом 27-й армии до установления прямой связи иметь через штаб 1-го Украинского фронта.

2. Тов. Юрьева освободить от наблюдения за ликвидацией корсуньской группировки немцев и возложить на него координацию действий войск 1-го и 2-го Украинских фронтов с задачей не допустить прорыва противника со стороны Лисянки и Звенигородки на соединение с корсуньской группировкой противника.

Исполнение донесите.

Ставка Верховного Главнокомандования.

И. Сталин.

А. Антонов.

12 февраля 1944 года.

№ 220022”. [206]

Н. Ф. Ватутин был очень впечатлительный человек. Получив директиву, он тотчас же позвонил мне и, полагая, что все это дело моих рук, с обидой сказал:

— Товарищ маршал, кому-кому, а вам-то известно, что я, не смыкая глаз несколько суток подряд, напрягал все силы для осуществления Корсунь-Шевченковской операции. Почему же сейчас меня отстраняют и не дают довести эту операцию до конца? Я тоже патриот войск своего фронта и хочу, чтобы столица нашей Родины Москва отсалютовала бойцам 1-го Украинского фронта.

Я не мог сказать Н. Ф. Ватутину, чье было это предложение, чтобы не сталкивать его с И. С. Коневым. Однако я считал, что в данном случае Н. Ф. Ватутин прав как командующий, заботясь о боевой, вполне заслуженной славе вверенных ему войск.

— Николай Федорович, это приказ Верховного, мы с вами солдаты, давайте безоговорочно выполнять приказ.

Н. Ф. Ватутин ответил:

— Слушаюсь, приказ будет выполнен.

Однако у меня от всего этого на душе остался нехороший осадок. Я был недоволен тем, что И. В. Сталин не счел нужным в данном случае вникнуть в психологию войск и военачальников. И. В. Сталин был умный человек и должен был спокойно разобраться со сложившейся обстановкой и, предвидя, чем она в конце концов кончится, решить вопрос без излишней нервозности, которая так без оснований ранила душу замечательного полководца Н. Ф. Ватутина.

После 12 февраля противник, как ни пытался пробиться из района Шандеровки в Лисянку, успеха не имел.

14 февраля войска 52-й армии 2-го Украинского фронта заняли город Корсунь-Шевченковский. Кольцо вокруг окруженных продолжало сжиматься. Солдатам, офицерам и генералам немецких войск стало ясно, что обещанная им помощь не придет, рассчитывать приходилось только на себя. По рассказам пленных, войска охватило полное отчаяние, особенно когда им стало известно о бегстве на самолетах некоторых генералов — командиров дивизий и штабных офицеров.

Ночью 16 февраля разыгралась снежная пурга. Видимость сократилась до 10—20 метров, У немцев вновь мелькнула надежда проскочить в Лисянку на соединение с группой Хубе. Их попытка прорыва была отбита 27-й армией С. Г. Трофименко и 4-й гвардейской армией 2-го Украинского фронта.

Особенно героически дрались курсанты учебного батальона 41-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майора К. Н. Цветкова. Все утро 17 февраля шло ожесточенное сражение по уничтожению прорвавшихся колонн немецких войск, которые в основном были уничтожены и пленены. Лишь нескольким танкам и бронетранспортерам с генералами, офицерами и эсэсовцами удалось вырваться из окружения и проскочить из района села Почапинцы в район Лисянки. [207]

Как мы и предполагали, 17 февраля с окруженной группировкой все было покончено. По данным 2-го Украинского фронта, в плен было взято 18 тысяч человек и боевая техника этой группировки.

Столица нашей Родины 18 февраля салютовала войскам 2-го Украинского фронта. А о войсках 1-го Украинского фронта не было сказано ни одного слова.

Как бывший заместитель Верховного Главнокомандующего, которому одинаково были близки и дороги войска 1-го и 2-го Украинских фронтов, должен сказать, что И. В. Сталин был глубоко не прав, не отметив в своем приказе войска 1-го Украинского фронта, которые, как и воины 2-го Украинского фронта, не щадя жизни, героически бились с вражескими войсками там, куда направляло их командование фронта и Ставка. Независимо от того, кто и что докладывал И. В. Сталину, он должен был быть объективным в оценке действий обоих фронтов. Почему И. В. Сталин допустил такую несправедливость, мне и по сей день неясно. Эта замечательная операция была организована и проведена войсками двух фронтов. Я думаю, что это была непростительная ошибка Верховного.

Как известно, успех окружения и уничтожения вражеской группировки зависит от действий как внутреннего, так и внешнего фронтов. Оба фронта, возглавляемые Н. Ф. Ватутиным и И. С. Коневым, сражались одинаково превосходно.

В результате успешных действий войск Украинских фронтов к концу февраля 1944 года создалась благоприятная обстановка для полного изгнания вражеских войск с территории Правобережной Украины, 1-й Украинский фронт, своим правым крылом захватив район Луцк—Шумское—Шепетовка, вышел во фланг проскуровско-винницкой группировки противника. 2-й Украинский фронт занял исходный район для удара через Умань на могилев-подольском направлении. 3-й Украинский фронт вышел на линию Кривой Рог—Широкое—Кочкаровка в готовности нанести удар на Тирасполь-одесском направлении.

С 18 по 20 февраля я был в Ставке, где докладывал Верховному Главнокомандующему свои соображения о плане дальнейших операций. Верховный приказал вновь выехать для координации действий 1-го и 2-го Украинских фронтов и, не теряя времени, начать их наступление.

21 февраля я прибыл в штаб 1-го Украинского фронта и в первую очередь ориентировал Н. Ф. Ватутина и членов Военного совета фронта в отношении новых указаний, полученных в Ставке.

После уточнения обстановки и задач, утвержденных Ставкой, фронты начали ускоренную подготовку новых наступательных операций и их материально-технического обеспечения. В связи с полной весенней распутицей на Украине это было связано с величайшими трудностями. Особенно тяжко было сосредоточивать снаряды, мины, бомбы, горючее и продовольствие непосредственно в войсковые части. [208]

Немецкое командование считало, что советские войска не смогут в таких условиях наступать и оно будет иметь достаточно времени, чтобы перегруппировать силы и укрепить оборону. На этом необоснованном расчете мы и решили поймать врага, нанеся ему ряд сокрушительных ударов, которых он не ожидал.

Короче говоря, мы вновь решили использовать оперативную внезапность, которая теперь была прочно освоена советским оперативно-стратегическим искусством.

В соответствии с планами Ставки 1-й Украинский фронт готовил главный удар из района Дубно—Шепетовка—Любар в общем направлении на Черновицы, с тем чтобы разгромить проскуровско-винницко-каменец-подольскую группировку.

С выходом в предгорья Карпат предполагалось рассечь стратегический фронт противника, лишив его возможности маневра по кратчайшим путям. При благоприятном исходе этой операции вся южная группа немецких войск вынуждена была бы пользоваться коммуникациями только через Фокшанские ворота, Румынию и Венгрию, а это были очень далекие пути для маневра.

2-й Украинский фронт должен был наступать в общем направлении на Бельцы—Яссы. Частью сил предполагалось наступать на Хотин, взаимодействуя с левым крылом 1-го Украинского фронта, 3-й Украинский фронт готовил удар на Одессу—Тирасполь, с тем чтобы освободить приморские районы, выйти на Днестр и захватить там плацдарм.

Днем 28 февраля, находясь в штабе фронта, я зашел к Н. Ф. Ватутину, чтобы еще раз обсудить с ним вопросы предстоящей операции. После двухчасовой совместной работы он мне сказал:

— Я хотел бы проскочить в 60-ю и 13-ю армии, чтобы проверить, как там решаются вопросы взаимодействия с авиацией и будет ли подготовлено материально-техническое обеспечение к началу операции.

Я советовал ему послать своих заместителей, а самому заняться рассмотрением решений всех командармов, еще раз проверить взаимодействие с авиацией и устройство фронтового тыла. Николай Федорович настаивал на своей поездке, ссылаясь на то, что давно не был в 60-й и 13-й армиях. Его поддерживал член Военного совета. Наконец я согласился, имея в виду лично заняться со штабом фронта, управлением тыла и командующими родами войск.

К сожалению, случилось несчастье. 29 февраля мне позвонили с полевого аэродрома и доложили, что туда привезли тяжелораненого командующего фронтом Н. Ф. Ватутина. Как явствует из документов, ранение Николая Федоровича Ватутина произошло при следующих обстоятельствах.

Генерал армии Н. Ф. Ватутин и член Военного совета фронта генерал-майор К. В. Крайнюков 29 февраля в 16 часов 30 минут в сопровождении охраны в количестве восьми человек выехали из штаба 13-й армии (район города Ровно) в 60-ю армию (район города Славута) по маршруту Ровно-— Гоща—Славута. [209]

В 19 часов 40 минут Николай Федорович и сопровождавшие его лица, подъехав к северной окраине села Милятын, увидели толпу людей примерно в 250—300 человек и одновременно услышали одиночные выстрелы, раздавшиеся из этой толпы.

По указанию Н. Ф. Ватутина машины остановились, чтобы выяснить, что случилось. Внезапно по машинам был открыт ружейный огонь из окон домов. Это были бандеровцы.

Н. Ф. Ватутин и охранявшие его лица выскочили из машин и стали прикрывать их отход. Во время перестрелки Николай Федорович был ранен в бедро.

Быстро повернув одну из машин, три бойца подхватили Н. Ф. Ватутина, положили его в машину и, захватив с собой документы, направились в сторону Ровно. С ними же уехал К. В. Крайнюков.

Николай Федорович был ранен выше колена. Так как перевязку ему смогли сделать только в селе Гоща, он потерял много крови.

Н. Ф. Ватутин был доставлен в Ровно и помещен в военный госпиталь, откуда был переправлен в Киев.

Сделав необходимые указания начальнику санслужбы фронта, я взял на себя командование фронтом и тут же доложил И. В. Сталину о ранении и эвакуации Н. Ф. Ватутина. Верховный Главнокомандующий утвердил мое решение встать во главе войск фронта на время проведения предстоящей важной и сложной операции.

В Киев были вызваны лучшие врачи, в том числе известный хирург Н. Н. Бурденко, но спасти Н. Ф. Ватутина не удалось. Он умер 15 апреля. 17 апреля Николая Федоровича Ватутина похоронили в Киеве. Москва двадцатью артиллерийскими залпами отдала последнюю воинскую почесть верному сыну Родины и талантливому полководцу.

К началу операции нам пришлось в короткие сроки провести большие перегруппировки войск с левого крыла фронта ближе к правому крылу, 3-я гвардейская танковая армия перебрасывалась из района Бердичева в район Шумское (около 200 километров), 4-й танковой армии предстояло пройти 350 километров. Примерно такое же расстояние надо было преодолеть по весеннему бездорожью значительному количеству артиллерийских, инженерных частей и органам тыла.

План перегруппировок, несмотря на все трудности, был выполнен в срок. Самое важное то, что противник своей разведкой не обнаружил эти перегруппировки, которые в основном совершались под покровом ночной темноты, а днем — в нелетную погоду.

1 марта директивой Ставки я был назначен командующим 1-м Украинским фронтом. С этого дня на меня была возложена полная ответственность за успех предстоящей операции войск фронта. Управление 2-м Украинским фронтом Ставка взяла на себя.

4 марта 1944 года началось наступление войск 1-го Украинского фронта. Фронт обороны противника на участке Шумское—Любар [210] был прорван, в образовавшуюся брешь были введены 3-я гвардейская и 4-я танковые армии. К 7 марта обе эти армии, опрокидывая сопротивление противника, вышли на линию Тернополь—Проскуров, перерезав важную железнодорожную магистраль Львов—Одесса.

Командование немецких войск, почувствовав угрозу окружения своей проскуровско-винницко-каменец-подольской группировки, сосредоточило против ударной группировки 1-го Украинского фронта дополнительно пятнадцать дивизий.

7 марта здесь завязалось ожесточеннейшее сражение, такое, которого мы не видели со времени Курской дуги.

Восемь суток враг пытался отбросить наши войска в исходное положение. Измотав и обескровив контрударные части противника, наши войска на участке главного удара, усиленные резервами фронта, в том числе 1-й танковой армией, 21 марта, сломив сопротивление врага, начали быстро продвигаться на юг.

Особенно стремительно шли соединения 1-й танковой армии генерала М. Е. Катукова. Одновременно успешно продвигались и остальные армии фронта, наступавшие с востока, северо-востока и севера, 1-я танковая армия, сбивая части противника, 24 марта захватила город Чертков, а 8-й гвардейский корпус армии под командованием генерала И. Ф. Дремова утром того же дня вышел к Днестру. В район Залещики и к Днестру подошли 1-я гвардейская танковая бригада полковника В. М. Горелова и 20-я мотострелковая бригада полковника А. X. Бабаджаняна. К Днестру же вышли части 11-го гвардейского танкового корпуса генерала А. Л. Гетмана.

8 ночь на 25 марта 64-я танковая бригада полковника И. Н. Бойко захватила станцию Моша (на подступах к Черновицам), где в это время разгружался немецкий эшелон с танками и боеприпасами, который был захвачен нашими танкистами. 28 марта наши танкисты ворвались на Черновицкий аэродром. Здесь в это время шла подготовка к подъему в воздух десятков самолетов противника — взлететь им не удалось.

29 марта частями 11-го гвардейского танкового корпуса генерала А. Л. Гетмана и 24-й стрелковой дивизии был освобожден от немецких оккупантов город Черновицы. С огромной радостью встретили жители советские войска.

По их просьбе Военный совет 1-й танковой армии установил на пьедестале танк лейтенанта П. Ф. Никитина. Надпись на мемориальной доске гласит: “Танк экипажа гв. лейтенанта Никитина П.Ф. первым ворвался в город при освобождении его от немецко-фашистских захватчиков 25 марта 1944 года”. Именем П. Ф. Никитина названа одна из улиц города.

К концу марта группировка в количестве 23 дивизий, в том числе десяти танковых, одной моторизованной и одной артиллерийской, в основном была окружена.

На уничтожение окруженной группировки двигались с востока 18-я и 38-я армии; с севера удар наносили 3-я и 4-я танковые [211] армии. Часть соединений 1-й гвардейской армии окружили немцев с запада и юго-запада, 4-я и 1-я танковые армии (за исключением 8-го мехкорпуса) вышли за Днестр, отрезав пути противнику на юг. Наши войска, действовавшие на внутреннем фронте, подошли к решительной схватке в крайне ослабленном состоянии, не имели необходимого количества артиллерии и боеприпасов, которые отстали от войск из-за полного бездорожья, 3-я гвардейская танковая армия, имевшая в своем строю небольшое количество танков, понесла большие потери и была выведена по указанию Верховного в резерв на пополнение. 4-я танковая армия к исходу марта находилась в районе Каменец-Подольска (Каменец-Подольский) также в значительно ослабленном состоянии.

Все это вместе взятое не обеспечивало энергичных действий войск по расчленению и уничтожению окруженной группы противника. Сейчас, анализируя всю эту операцию, считаю, что 1-ю танковую армию следовало бы повернуть из района Чертков—Толстое на восток для удара по окруженной группировке. Но мы имели тогда основательные данные, полученные из различных источников, о решении окруженного противника прорываться на юг через Днестр в районе Залещиков. Такое решение казалось вполне возможным и логичным.

В этом случае противник, переправившись через Днестр, мог занять южный берег реки и организовать там оборону. Этому способствовало то обстоятельство, что правофланговая 40-я армия 2-го Украинского фронта 30 марта все еще не подошла к Хотину.

Мы считали, что в этих условиях необходимо было охватить противника 1-й танковой армией глубже, перебросив ее главные силы через Днестр, и захватить район Залещики—Черновицы—Коломыя. Для образования внешнего фронта 8-й механизированный и 11-й стрелковый корпуса выбросить в район Мариамполь—Станислав—Надворная. Но когда немецкому командованию группы армий “Юг” стало известно о перехвате советскими войсками путей отхода в южном направлении, оно приказало окруженным войскам пробиваться не на юг, а на запад через Бучач и Подгайцы.

Как потом выяснилось из трофейных документов, командование группы армий “Юг” собрало здесь значительное количество войск, в том числе 9-ю и 10-ю танковые дивизии СС, и 4 апреля нанесло сильный удар по нашему внешнему фронту из района Подгайцы. Смяв оборону 18-го корпуса и 1-й гвардейской армии, танковая группа противника устремилась в район Бучача навстречу выходящим из окружения своим частям.

Сколько гитлеровцев прорвалось из окружения, ни я, ни штаб фронта точно установить так и не смогли. Назывались разные цифры. Как потом оказалось, вышли из окружения не десятки танков с десантом, как тогда доносили войска, а значительно больше.

В ходе тяжелых боев окруженные войска противника потеряли значительно больше половины своих войск, всю артиллерию, [212] большую часть танков и штурмовых орудий. От некоторых соединений остались одни штабы.

12 апреля началась ликвидация противника, окруженного в Тернополе. Через два дня вражеские войска там были уничтожены. 14 апреля город Тернополь был освобожден 15-м, 94-м стрелковыми и 4-м гвардейским танковым корпусами.

Закончив операцию, войска фронта перешли к обороне на рубеже Торчин—Берестечко—Коломыя—Куга.

Хуже обстояло дело с окружением проскуровско-каменец-подольской группировки. В ходе этой операции нам не удалось осуществить необходимую перегруппировку войск.

За время операции войска фронта продвинулись вперед до трехсот пятидесяти километров. Фронт обороны противника был разбит до основания. От Тернополя до Черновиц образовалась громаднейшая брешь. Чтобы закрыть ее, немецкому командованию пришлось спешно перебросить значительные силы с других фронтов — из Югославии, Франции, Дании и из Германии. Сюда же была передвинута 1-я венгерская армия.

Войска фронта освободили 57 городов, 11 железнодорожных узлов, многие сотни населенных пунктов, областные центры — Винницу, Проскуров, Каменец-Подольск, Тернополъ, Черновицы и вышли к предгорьям Карпат, разрезав на две части весь стратегический фронт южной группировки войск противника. С тех пор у этой группировки не стало иных коммуникаций, кроме как через Румынию.

Советские войска вновь показали высокое боевое мастерство и добились больших успехов. Победы наших войск были достигнуты не только благодаря превосходству в организации и технической оснащенности, но и высокому патриотическому духу, массовому героизму. За особо выдающиеся заслуги перед Родиной многие тысячи солдат, сержантов, офицеров и генералов были удостоены высоких правительственных наград. Я был награжден орденом Победы № 1.

Из данных Генштаба мне было известно, что к концу апреля и в начале мая войска 2-го и 3-го Украинских фронтов, разгромив противостоящего противника, вышли на линию Сучава—Яссы— Дубоссары—Тирасполь—Аккерман—Черное море. Наступательные действия 4-го Украинского фронта, отдельной Приморской армии и Черноморского флота закончились полным разгромом крымской группировки немецких войск. 9 мая был освобожден город-герой Севастополь, а 12 мая была полностью закончена операция по освобождению Крыма.

22 апреля я был вызван в Москву, в Ставку Верховного Главнокомандования, для обсуждения летне-осенней кампании 1944 года.

С какими мыслями я летел в Ставку?

Несмотря на то что действия наших войск в зимне-весеннюю кампанию заканчивались большими победами, я все же считал, что немецкие войска еще имеют все необходимое для ведения [213] упорной обороны на советско-германском фронте. Боеспособность их войск в связи с большими потерями хотя и понизилась, все же они дерутся упорно и нередко вырывают тактическую инициативу у наших частей, нанося им чувствительные потери. Что же касается стратегического искусства их верховного командования и командования группами армий, оно после катастрофы в районе Сталинграда, и особенно после битвы под Курском, резко понизилось.

В отличие от первого периода войны немецкое командование стало каким-то тяжелодумным, лишенным изобретательности, особенно в сложной обстановке. В решениях чувствовалось отсутствие правильных оценок возможностей своих войск и противника. С отводом своих группировок из-под угрозы фланговых ударов и окружения немецкое командование очень часто опаздывало, ставя этим свои войска в безвыходное положение.

Читая послевоенную мемуарную литературу, написанную немецкими генералами и фельдмаршалами, просто невозможно понять их толкование причин провалов, ошибок, просчетов и непредусмотрительности в руководстве войсками.

Большинство авторов во всем обвиняют Гитлера, ссылаясь на то, что он, поставив себя в 1941 году во главе вооруженных сил Германии и будучи дилетантом в оперативно-стратегических вопросах, руководил военными действиями как диктатор, не слушая советов своих помощников. Думается, что в этом есть доля правды, и, может быть, даже немалая, но, конечно, не в субъективных факторах кроются основные причины провала немецкого руководства вооруженной борьбой.

Причины кроются в том, что в Германии наступало резкое истощение сил и средств для продолжения вооруженной борьбы, а немецкий народ был морально подавлен катастрофическими неудачами.

Высшим руководящим кадрам немецких войск после разгрома под Сталинградом, и особенно на Курской дуге, в связи с потерей стратегической инициативы пришлось иметь дело с новыми факторами и методами оперативно-стратегического руководства войсками, к чему они не были подготовлены. Столкнувшись с трудностями при вынужденных отходах и при ведении стратегической обороны, немецкое командование не сумело перестроиться. В войсках резко упало моральное состояние. Этот фактор при оборонительных действиях имеет первостепенное значение.

Оно плохо учло и то, что Красная Армия, военно-воздушные силы и Военно-Морской Флот как в количественном, так и особенно в качественном отношении в целом неизмеримо выросли, а войска и командные кадры оперативно-стратегического звена в своем искусстве далеко шагнули вперед, закалились в тяжелейших условиях вооруженной борьбы.

В самолете на пути в Москву, изучая последние данные с фронтов, я еще раз пришел к убеждению в правильности решения [214] Ставки от 12 апреля 1944 года, в котором одной из первоочередных задач на лето этого года ставился разгром группировки немецких войск в Белоруссии. Предварительно нужно было провести ряд крупных ударов на других направлениях, с тем чтобы оттянуть из районов Белоруссии максимум стратегических резервов немецких войск.

В успехе можно было не сомневаться. Во-первых, оперативное расположение войск группы армий “Центр” своим выступом в сторону наших войск создавало выгодные условия для глубоких охватывающих ударов под основание выступа. Во-вторых, на направлениях главных ударов мы теперь имели возможность создать преобладающее превосходство над войсками противника.

Белоруссию, особенно те районы, где была расположена группа армий “Центр”, я знал хорошо еще со времени работы в войсках Белорусского особого военного округа в 1922—1939 годах.

Прибыв в Москву, прежде всего зашел в Генштаб к Алексею Иннокентьевичу Антонову. Он готовил карту военных действий для Верховного Главнокомандующего. Алексей Иннокентьевич сообщил мне сведения о ходе ликвидации противника в Крыму и создании новых резервных войск и материальных запасов к летней кампании. Но он просил не говорить Верховному о том, что познакомил меня с наличием созданных запасов. И. В. Сталин запретил кому бы то ни было давать эти сведения, чтобы мы преждевременно не просили резервы у Ставки.

Надо сказать, что Верховный Главнокомандующий в последнее время стал более экономно распределять силы и средства, находящиеся в распоряжении Ставки. Он давал их теперь в первую очередь только тем фронтам, которые действительно выполняли решающие операции. Другие фронты средства и силы получали в разумно ограниченных размерах.

Кстати, один из бывших командующих фронтом, выступая на страницах “Военно-исторического журнала” и высказывая свое мнение о работе представителей Ставки, заметил, что “...там, где координировали действия фронтов представители Ставки, туда в ущерб другим фронтам направлялись силы и средства”.

Но ведь иначе и быть не могло. Там, где координировали действия представители Ставки, именно там, а не где-либо в других районах, и проводились главнейшие операции, которые и нужно было в первую очередь материально обеспечить. Эта практика целиком себя оправдала.

Из кабинета А. И. Антонова я позвонил Верховному. Ответил А. Н. Поскребышев. Он предложил мне отдохнуть.

— Когда товарищ Сталин освободится, я вам позвоню, — сказал он.

Это было полезное и вместе с тем приятное предложение, так как приходилось спать урывками, в общей сложности не более 4— 5 часов в сутки.

И. В. Сталин пригласил меня к себе на 17 часов. [215]

Позвонив А. И. Антонову, я узнал, что его тоже вызвали к Верховному. Не трудно было догадаться, что перед встречей со мной И. В. Сталин хотел ознакомиться с последней обстановкой и соображениями Генерального штаба.

Когда я вошел в кабинет Верховного, там уже бы ли А. И. Антонов, командующий бронетанковыми войсками маршал Я. Н. Федоренко и командующий ВВС генерал-полковник А. А. Новиков, а также заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров В. А. Малышев.

Поздоровавшись, Верховный спросил, был ли я у Николая Михайловича Шверника.

Я ответил, что нет.

— Надо зайти и получить орден Победы. Я поблагодарил Верховного Главнокомандующего за высокую награду.

— С чего начнем? — обратился И. В. Сталин к А. И. Антонову.

— Разрешите мне коротко доложить о положении дел на фронтах на 12.00 сегодняшнего дня.

После краткого обзора по всем стратегическим направлениям он высказал соображения Генерального штаба о возможных действиях немецких войск в летней кампании 1944 года. О характере действий наших войск на этот период А. И. Антонов ничего не сказал. Я понял, что Алексей Иннокентьевич решил их изложить тогда, когда ему это предложит сделать Верховный.

Обращаясь к командующему ВВС А. А. Новикову, И. В. Сталин спросил о состоянии воздушных сил, поинтересовался, хватит ли самолетов, полученных от промышленности, чтобы доукомплектовать воздушные армии фронтов и авиацию дальнего действия. После ответов А. А. Новикова, которые были весьма оптимистичны, Верховный предложил маршалу Я. Н. Федоренко доложить о состоянии бронетанковых войск и возможностях их укомплектования к началу летней кампании.

Чувствовалось, что И. В. Сталин заранее знал цифры, которые докладывались ему, но он, видимо, хотел, чтобы те, кто непосредственно занимался этими вопросами, сами проинформировали присутствовавших, прежде чем мы выскажем свои соображения. К такому своеобразному приему в ходе обсуждения вопросов у Верховного мы уже привыкли.

Затем И. В. Сталин не спеша набил свою трубку, раскурил ее и, так же не спеша затянувшись, разом выпустил дым.

— Ну, а теперь послушаем Жукова, — сказал он, подойдя к карте, по которой докладывал А. И. Антонов.

Я, тоже не спеша, развернул свою карту, которая по размерам была, правда, несколько меньше карты Генштаба, но отработана не хуже. Верховный подошел к моей карте и стал внимательно ее рассматривать.

Свой доклад я начал с того, что согласился с основными соображениями А. И. Антонова о предполагаемых действиях немецких [216] войск и о тех трудностях, которые они будут испытывать в 1944 году на советско-германском фронте.

Тут И. В. Сталин остановил меня и сказал:

— И не только это. В июне союзники собираются все же осуществить высадку крупных сил во Франции. Спешат наши союзники! — усмехнулся И. В. Сталин. — Опасаются, как бы мы сами без их участия не завершили разгром фашистской Германии. Конечно, мы заинтересованы, чтобы немцы начали наконец воевать на два фронта. Это еще больше ухудшит их положение, с которым они не в состоянии будут справиться.

Излагая свои соображения о плане летней кампании 1944 года, я обратил особое внимание Верховного на группировку противника в Белоруссии, с разгромом которой рухнет устойчивость обороны противника на всем его западном стратегическом направлении.

— А как думает Генштаб? — обратился И. В. Сталин к А. И. Антонову.

— Согласен, — ответил тот.

Я не заметил, когда Верховный нажал кнопку звонка к А. Н. Поскребышеву. Тот вошел и остановился в ожидании.

— Соедини с Василевским, — сказал И. В. Сталин.

Через несколько минут А. Н. Поскребышев доложил, что А. М. Василевский у аппарата.

— Здравствуйте, — начал И. В. Сталин. — У меня находятся Жуков и Антонов. Вы не могли бы прилететь посоветоваться о плане на лето?.. А что у вас под Севастополем?.. Ну хорошо, оставайтесь, тогда пришлите лично мне свои предложения на летний период.

Положив трубку. Верховный сказал:

— Через 8—10 дней Василевский обещает покончить с крымской группировкой противника. А не лучше ли начать наши операции с 1-го Украинского фронта, чтобы еще глубже охватить белорусскую группировку и оттянуть туда резервы противника с центрального направления?

А. И. Антонов заметил, что в таком случае противник легко может осуществлять маневрирование между соседними фронтами. Лучше начать с севера, а затем провести операцию против группы армий “Центр”, чтобы освободить Белоруссию.

— Посмотрим, что предложит Василевский, — сказал Верховный. — Позвоните командующим фронтами, пусть они доложат соображения о действиях фронтов в ближайшее время... — и, обращаясь ко мне, продолжал:

— Займитесь с Антоновым наметкой плана на летний период. Когда будете готовы, обсудим еще раз.

Через два-три дня Верховный снова вызвал нас с А. И. Антоновым. После обсуждения плана было решено: первую наступательную операцию провести в июне на Карельском перешейке и петрозаводском направлении, а затем на белорусском стратегическом направлении. [217]

После дополнительной работы с Генштабом 28 апреля я возвратился на 1-й Украинский фронт. В начале мая, когда освобождение Крыма подходило к концу, я послал Верховному предложение передать командование 1-м Украинским фронтом И.С.Коневу, чтобы я мог без задержки выехать в Ставку и начать подготовку к операции по освобождению Белоруссии.

Верховный согласился, но предупредил, что 1-й Украинский фронт остается у меня подопечным.

— Вслед за Белорусской операцией будем проводить операцию на участке 1-го Украинского фронта, — сказал он.

Чтобы не задерживаться, не стал ждать прибытия на фронт И. С. Конева. Поручив начальнику штаба фронта В. Д. Соколовскому передать Ивану Степановичу мои пожелания и соображения о дальнейших действиях войск фронта, я уехал в Москву.

За время командования 1-м Украинским фронтом я еще ближе изучил руководящие кадры фронта. Хотелось бы особо отметить офицеров и генералов штаба фронта, которые своей высокой оперативной и общей культурой хорошо помогали командованию в организации наступательных операций. Хорошо работали офицеры тыла. В любых, даже самых трудных условиях тыл 1-го Украинского фронта, возглавляемый генералом Н. П. Анисимовым, справлялся со своими задачами, и войска были благодарны неутомимым работникам тыла за их заботу.

Возвратившись в Ставку, встретился с А. М. Василевским, который готовился координировать действия 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов. Естественно, нам пришлось, как говорится, вновь сесть за общий стол. [218]

Вернуться к оглавлению

Жуков Г К. Воспоминания и размышления. В 2 т. — М.: Олма-Пресс, 2002.


Далее читайте:

Жуков Георгий Константинович (1896-1974), советский военачальник.

 

 

ХРОНОС: ВСЕМИРНАЯ ИСТОРИЯ В ИНТЕРНЕТЕ



ХРОНОС существует с 20 января 2000 года,

Редактор Вячеслав Румянцев

При цитировании давайте ссылку на ХРОНОС