|
СЛУЖИТЬ ДОБРУ! СЛУЖИТЬ ИСКУССТВУ!
СЛУЖИТЬ ОТЕЧЕСТВУ!
Этому священному девизу Московского художественного
училища Степан Курлов был верен всю свою жизнь.
Степан Курлов
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ХАЛТУРЫ
Нас с Гошкой связало одной веревочкой неодолимое тяготение к
изобразительному искусству: я хранил на чердаке кем-то брошенный муштабель,
а Гошка от кого-то слышал о существовании авангардизма. Всем своим знакомым
он так и заявлял:
– Вы не знаете, что такое авангардизм, а, между прочим,… это детище
американского модернизма! Да, да!
Но выявить суть этих течений заморского искусства Гошка не мог, бледнел и
вынужден был мне признаться:
– Боюсь… Не лектор я, не умею возникать…
В награду за чистосердечное признание я показал Гошке муштабель:
– Вот… Палка-подставка. Употребляется обычно престарелыми живописцами при
работе в качестве подпорки для руки… Нам он до компостера, у нас руки не
дрожат… Усек?
Гошка не остался в долгу и вырвал из отцовской записной книжки страницу,
которая познакомил меня со словом «халтура». Оказалось, что оно
церковного происхождения, в старину произносилось «халтуриум» и представляло
собой список умерших, оглашаемый священником перед прихожанами. Позднее этот
почтенный латинский термин катастрофически изменился. Халтурой стали
называть даровую поживу – еду, питье или что-нибудь, доставшиеся на
поминках. А еще позднее – побочные заработки…
Мы с Гошкой не страдали клептоманией, всякое хищение нас не прельщало, но
навело на озорную мысль: «А что если где-нибудь подхалтурить по части
живописи?».
Случай не замедлил подвернуться.
В ближайшем сельском клубе требовалось написать для сцены торжественное
живописное панно, и председатель колхоза давно и неутешно для этой
чрезвычайной цели творческую человеко-единиц – художника.
– Реалисты! – отрекомендовались мы. – Последователи Бенвунуто Челлини!..
Председатель колхоза ничего не знал о темпераментном итальянском ваятеле и
потому не стал наводить справки о его здоровье.
Не очень-то обескураженные таким обстоятельством, мы сели за составление
бумаги, в которой говорилось, что нижеподписавшиеся, с одной стороны – мы с
Гошкой, а с другой – председатель, призваны выполнить большую эстетическую
миссию. И скрепили престижный текст всамделишными подписями.
Фронт вдохновенного труда открылся…
Как практиканты в область живописной техники мы вторгались впервые, но это
смутило только на мгновение. «Зачем разводить масляные краски
сливочным маслом, когда для этого есть отличный разбавитель – бензин, –
здраво рассудили мы. Не вызывала чувство страха и грунтовка полотна. Здесь
был применен дерзновенно-новаторский эксперимент: огромный подрамник с
полотнищем для панно мы загрунтовали готовой к употреблению, предназначенной
для покраски полов, нитроэмалью. Эффект превзошел все ожидания: полотно
превратилось в темно-коричневый линолеум, а здание сельского клуба
наполнилось адским запахом ацетона и горелых костей ископаемого чудовища.
Следующим этапом была «чистая» живопись…
На другой день мы вооружились малярными кистями и не стали скупиться на
бензин: в банки с густотертыми красками мы добавили жидкости столько, что
зрительный зал сельского клуба стал напоминать цех машинно-тракторной
ремонтной мастерской.
Зато дело продвигалось успешно. К обеду мы написали зеленую ниву, голубую с
махровыми разводами реку и оранжевую дорогу. К вечеру были «готовы» дремучий
лес, ядовито-желтые облака, фиолетовый горизонт. Посредине панно блеклым
пятном проступало солнце, зубчатое по своей окружности.
Тут мы заспорили.
– Солнце за такими облаками, в натуре, не ходит, – сказал Гошка.
– Пусть это будет не солнце, а луна, – возразил я, закрашивая зубья,
обрамлявшие светило.
– Пейзаж-то дневной, и луны, если учесть время суток, еще не видно, –
запротестовал Гошка.
– Тогда давай оставим этот круг, как солнце, а левее напишем луну. Ее
колхозники любят, когда на свидания к милашкам идут или когда по деревне
самогонку ищут…
– Хорошо, давай напишем, только правее. А то нас обвинят в левом
сюрреализме.
К концу рабочего дня оба светила сияли, как отполированные алюминиевые
подносы.
На следующий день, так и не смыв с рук отечественной нитроэмали, мы
появились в кабинете председателя колхоза и потребовали вознаграждение.
– Вы авангардисты? – неожиданно спросил он, и по щекам Гошки поползла
мертвенная бледность.
– Нет! – самоотверженно бросился на выручку товарищу я. – Нет! Мы…
– А что же
там у вас намазано? Я вчера вечером комиссию приводил. Мы и так становились,
и так, а все равно ничего не понятно… Да и дороговато заломили!..
Гошка бледнел все больше, у меня в горле сильно першило. Оба мы в буквальном
смысле слова гибли у председателя на глазах.
И вдруг меня осенило:
– А вы знаете, как мы работаем?!
Найдя спасительный выход, я преобразился так, что стал похож на человека,
способного идти в наступление.
– Как работаете? – с тревогой спросил председатель.
– По муштабелю! – выпалил я.
– Ну, если по муштабелю, – не замечая явного подвоха, глубокомысленно
произнес председатель. – Тогда другое дело…
И подписал расходный ордер.
Другие номера журнала "Полдень":
№ 3,
2003 |
