№ 01'04

Всеволод Глуховцев

XPOHOС

Русское поле:

Бельские просторы

МОЛОКО

РУССКАЯ ЖИЗНЬ

ПОДЪЕМ

СЛОВО

ВЕСТНИК МСПС

"ПОЛДЕНЬ"

ПОДВИГ

Общество друзей Гайто Газданова

Энциклопедия творчества А.Платонова

Мемориальная страница Павла Флоренского

Страница Вадима Кожинова

Откровение Откровения

Принято считать, что завершающая книга Библии рассказывает нам о страшных днях, которые грядут в конце истории Земли и человечества. Эта трактовка настолько укрепилась в массовом сознании, что греческое слово «апокалипсис» приобрело зловещий характер, став синонимом выражения «ужасный конец мира», хотя означает оно всего-навсего «откровение», нейтральный заголовок сделался пугалом для многих и многих людей, не давших себе труда поглубже вникнуть в его смысл…

Если воспринимать Апокалипсис как обычный художественный текст, впечатление будет такое, что написано это - говоря современным языком - в жанре «ужастика», дабы раз и навсегда испугать наивного читателя. Зачем? Читатель несколько более въедливый, должно быть, догадается: ага, типичная идеологическая обработка: вот, мол, что ожидает еретиков и отступников. И, вполне вероятно, остановится, довольный своей проницательностью. Если же ему придет охота поразмыслить еще, то неизбежным должен оказаться вопрос следующий: а зачем понадобилось канонизировать агитпроп?.. Спросивший может, конечно, объяснить, но, пустившись в эти объяснения, не заметит и сам, как в голос его вкрадется ирония и на лице заиграет улыбочка записного скептика, и весь вид будет - вид снисходительности, понимания политической целесообразности. Игривого интеллектуального цинизма - пусть объясняющий и не хотел быть циником. Но так будет. Потому что такова базовая позиция рассуждения: считать Откровение памфлетом.

Конечно, это смешно и пошло. Всякий циник вообще в чем-то смешон и пошл, даже Диоген. Даже если он искренен. Впрочем, он не способен до конца быть искренним, ибо принужден хитрить с собою, сам себя стесняться, сам себя оправдывать. А если так, то где же понять смысл этой книги! Любознательность исследователя - вещь необходимая, но не достаточная, как таковая она легко способна превратиться в подложное мудрствование, от какого истины не жди.

Но и буквальное, прямое и туповатое восприятие - не суть какая добродетель, и от него до правды не ближе, чем от плутней лукавых умников. И даже попытки интерпретировать тот или иной эпизод книги в соответствии с историческими реалиями выглядят довольно плоско. Современные толкователи, как правило, связывают описываемое с различными технологически ми и военными крушениями; в прошлом трактовали, в сущности, так же, только место техногенных факторов у них занимали мистические и магические. И у тех, и у других явно прослеживается мысль, навеянная прямыми аллюзиями: конец времен обозначится катастрофами с физическим уничтожением большей части человечества, уничтожением цивилизации - лишь после этого жутковатого катарсиса наступит «новое небо и новая земля»… Действительно, такое заключение будто бы напрашивается само собой, однако вот что любопытно: некоторые моменты (четыре коня, блудница, зверь из бездны) единодушно истолковываются совершенно аллегорически, а иные (огонь с неба, зной, град, язвы) почти в прямом смысле, как то, что должно случиться точно в данном виде. И трудно понять, отчего одни образы воспринимаются как конкретные факты, а другие - как тенденции исторического процесса. Очень уж условный критерий разделения: если описание крайне фантастическое и совсем уж очевидно не прицепляется к какому-либо единичному событию, - его следует считать образно выраженной тенденцией, а если некий реализм присутствует - тут же следуют сравнения и выводы. Достаточно вспомнить, как в дни чернобыльской трагедии только и разговоров было что о звезде Полынь (а у Достоевского в «Идиоте» чиновник Лебедев якобы понимал под той же звездой Полынь сеть железных дорог, расползающихся по Европе, но далее по тексту романа он оговаривается: дескать, он имел в виду не сами железные дороги, а вообще направление развития европейской цивилизации, направление умов, прогресс и восторг перед прогрессом - оговорка знаменательная! Именно перевод символа из разряда фактов в разряд тенденций; то есть Лебедев оказывается мыслителем более критичным и основательным, чем о нем думают).

Итак, Откровение не может преследовать сиюминутные цели - такое восприятие его оказывается неизбежно низким, позорящим в первую очередь самого воспринимающего, нельзя и слепо следовать букве текста это порождает предположения недостоверные, нелепые и, как следствие, опровергаемые жизнью.

Как быть?

Да очень просто.

Просто надо твердо знать, что Священное Писание есть прикосновение к вечности, и, читая его, следует решительно оставить всяческую бойкую и суетливую премудрость, неуместную здесь,- равно, впрочем, как и скудоумная зубрежка. И еще: не годится рассматривать какую-либо часть писания в отрыве от других Откровение - завершающая книга Библии, и она в концентрированном виде преподносит то, о чем говорят, в сущности, все предыдущие: не о конце мира, то есть и о нем тоже, но в контексте целостного предания - о метафизическом смысле бытия нашего мира, от падения его из Царства Божия до возвращения. О том, как падший мир проходит долгий путь через мучения, кровь, разочарования, надежды и разлуки - к спасению своему. И чтобы лучше увидать, каков же этот путь, если это трудно понять из одной книги, не будет лишним вдумчиво прочитать и остальные шестьдесят пять. Вдумчиво! - то есть помня и о пределах вечных, и о том, что язык Библии весь метафоричен. И так, читая с самого начала, от слов «...сотворил Бог небо и землю», и здесь же о дереве познания добра и зла, «…что оно вожделенно, потому что дает знание»; и дальше: «...во многой мудрости много печали: и кто умножает познания, умножает скорбь», и еще потом «...мудрость мира сего есть безумие пред Богом», и вплоть до слов о новых небе и земле, где уже не будет смерти,- так вот, когда прочтешь, поймешь, что человеческий путь на Земле есть путь познания, путь скорби, на котором лихая самоуверенность познающего, наивно думающего, что знание - великая несокрушимая сила, покоряющая мир, потом сменяется растерянностью и недоумением - когда он видит, что от знаний мир нисколько не становится добрее, а прогресс вдруг оборачивается такими отвратительными сторонами, о коих до того и догадаться-то было невозможно, когда видит, что ложь и зло тоже охотно впитывают достижения разума, - тогда-то и откроется ему настоящая, действительно не от мира сего мудрость и всей Библии, и Апокалипсиса в частности. Мудрость, негромко и спокойно говорящая о том, что человек идет за счастьем, но находит только миражи, - призраки, дым, пожарища, смертельную усталость. Что, неузнаваемо меняясь по пустякам, мир этот ни за что не меняется в главном. А это главное - вот оно: несмотря на тщету поисков, на то, что истину нам так никогда и не найти, другого пути нет. Если и остановишься сам, не остановить других, забудутся все прошлые потери, и неизведанное повлечет с новою, невиданною силой другие поколения, и новые миры предстанут перед ними, жаждущими знаний, придут, чтоб при ближайшем рассмотрении оказаться столько же скучными и серыми. И так до самого конца тоннеля, а каким уж будет он, конец, об этом только и сказано: «И голоса играющих на гуслях и поющих, и играющих на свирелях и трубящих трубами в тебе уже не слышно будет; не будет в тебе никакого художника, никакого художества, и шума от жерновов не слышно уже будет в тебе».

Вот так. Совсем не обязательные для финала мира атрибуты - огонь с неба, и тяжкий мор, и язвы, и опустошение вокруг. Всего этого хватало людям на протяжении всей прежней истории, и нисколько не исключено, что человечество подобные напасти сумеет одолеть - отчего бы и нет? Наука добьется победы над болезнями, откроет неизвестные источники энергии, политический разум создаст эффективное мировое правительство, способное контролировать глобальную ситуацию, не допуская и намека на военные действия… Это, понятно, вольные предположения, но вовсе не такая уж фантастика - вполне возможная картина. А если уж фантазировать как следует, то можно вот какой гипотезой порадовать: что человечество раскроет иные измерения мира, пока скрытые, сумеет выйти в многомерное время, увидеть в одном охвате вселенную, ее прошлое и будущее, свободно перемещаться по различным временам, по мирам, таким, перед которыми окажутся смешными и ничтожными теперешние наши представления о всяких там галактиках, туманностях, квазарах и черных дырах. Человек станет на «ты» со всем мирозданием, станет почти волшебником, переносясь в любую точку в каждом из уровней и измерений…

И станет бесконечно, безнадежно одиноким. Ведь всесилие такое - не упоение не счастье уж тем более. А просто ты никому не нужен и никто не нужен тебе. И все когда-то волновавшее, заставлявшее учащенно биться сердца - все это навсегда ушло. И вот ненужная покорная вселенная, опустевшие выветрившиеся души. И самое невыносимое: теперь от власти над миром не избавиться и не вернуться никогда к гармонии, к тем светлым и ясным мгновениям, которым все-таки было место в сердце человека, когда еще он не был столь могуч. Никогда! Поздно. Теперь - только всемогущество. Одиночество размером со вселенную.

Что может быть впереди у одиночества и всемогущества? Да ничего, кроме отчаяния, уже последнего, потому что дальше некуда идти. Жить больше незачем.

Вот он и есть - конец тоннеля. Куда ни глянь - стена. Мир потерял Бога. И ведь как будто бы и не хотел терять! Ведь большинство людей ничуть не было одержимо гордостью, тщеславием и титаническими мыслями. Только хотели жить немного лучше, чем вчера. Не забывали Бога, нет, ни в коем случае! Вот только мысль о нем была всегда где то позади, всегда мешала суета, но всегда чудилось, что еще немножечко, еще совсем чуть-чуть, один рывок - и цель взята и можно прекратить погоню и тогда то спокойно задуматься о Боге и душе. И всякий раз оказывалось так, что бег все не закончен, что опять приходится чуть-чуть напрячься, рвать, и думать некогда, а снова надо догонять. Никто не делал ничего плохого - просто так устроен мир. Просто задуматься все не было минуты, а когда она пришла, да не одна, а много, сколько угодно минут - выяснилось, что пришли они всего-навсего потому, что стали не нужны теперь думай не думай - швах.

Всесилие плюс одиночество - бессилие, но до него должно дойти. И в поражении таком, конечно, есть величие. Это похоже на хамское торжество черни над павшим рыцарем: он недвижим лицо его бесстрастно и бледно, а рукоять меча так и осталась в чуть разжавшейся руке. Нечистый сброд вокруг ликует и глумится но трусливо, снедаем тайным страхом; чует что-то недоступное ему, что, несмотря на человеческое поражение, у него то, у сброда, у него победы нет.

Это правда. Обитатель падшего мира, человек подвержен инспирациям зла. Более того, некоторые люди становятся сознательными, прямыми проводниками злой воли, позволяя подлости пожрать их душу; но Человек - именно так, с большой буквы, тот самый, кого так искал бедняга Диоген (вот здесь он не смешон!), - тот самый Человек хранит-таки в себе искорку вечности, пока он ищет истину - пусть ищет невпопад, нескладно, пусть результаты поисков совсем не те, каких он ждал, пусть даже все закончилось так, как закончилось - усталостью, безмолвною, безводною пустыней, - искорка не погаснет никогда.

Хитрый змий подбивает Человека вкусить от древа познания, полагая, что это присовокупит вкусившего к злому воинству, что, поняв, какая сила мысли им дана, люди употребят ее на то, чтоб стать как боги, пособляя тем самым и ему, вождю демонов, в его мятеже против Бога. Но Человек, поддавшись искушению, оказывается все же не подвластен злу, не до конца подвластен - он познание свое нацеливает к правде, к искреннему желанию делать добро. И князю мира сего вместе с бесами остается лишь по мере сил искажать чистые человеческие помыслы стремясь загнать человечество в духовный тупик. Как будто нечисти это удалось поиск истины ведет к трагедиям, все победы на этом пути обращаются в пустышки, и в конце пути - одиночество и равнодушие. Душа пуста. Можно ликовать, и вот нечисть ликует...

Со страхом, ненавистью и предчувствием позорной гибели.

Потому что искорку ей погасить не удалось.

Человек честен и тогда, когда перестал слышать стук в свою дверь. Он разучился верить - да. Слишком уж долгий путь времен, разлук и расстояний выбрал он. Но выбрал так уж выбрал, и после того как покинул вечность, путь этот стал единственным - только так, пройдя весь круг надежд и разочарований, обретений и утрат, можно постичь, что это такое: искать истину в мире, отравленном злом. Что бег за истиной как бег за горизонтом - открываешь новые и новые миры, а истины все нет, какой бы близкой ни казалась она, как бы ни звала. Она приходит свыше, но это мало понять отвлеченно, это надо пережить своей последней долей на Земле: что значит быть без веры, без надежды и любви. Когда поверить хочешь, хочешь возвратиться, искренне и горячо, изо всех сил - а сил-то нет. Душа пуста, мир вытоптан, а небо навсегда затянуто недвижной пеленой.

Человек, побежденный одиночеством, истину так и не нашедший, - стоит милосердия. Так будет. Разомкнется мгла, и сверху хлынет свет, и будто не было никакой злой дряни - новое небо и новая земля встретят и примут нас. Город славы и светлая река - мы искали только их, но мы были слепцы, мы множили познания и скорбь, плутали, спотыкались и запутались вконец, и рухнули в отчаянии. И будем спасены.

Об этом, в общем-то, и нечего гадать. Все сказано. «И если кто отнимет что от слов книги пророчества сего, у того отнимет Бог участие в книге жизни и в святом граде, и в том, что написано в книге сей».

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев