|
|
Традиции
древности и современность
Об истоках и древних корнях тюркоязычных литератур
Историю тюркоязычной, в том числе башкирской, литературы можно разделить
на три больших периода: древнетюркская, средневековая и литература нового
времени.
Древнетюркская литература, наличие богатого наследия которой уже доказано
многими крупными исследователями, является общим достоянием всех
тюркоязычных народов. В то же время она еще мало изучена. Было время, когда
даже не подозревали о наличии у древних тюрков развитых литературных форм и
самобытной художественной мысли. Однако памятники древности, открытые и
первоначально изученные Н. М. Ядринцевым, В. В. Радловым, В. Томсеном и С.
Е. Маловым, позволили нам по-иному взглянуть на свое прошлое; во второй
половине минувшего века изучением их активно занимались А. Н. Кононов, Л. Р.
Кызласов, В. Г. Кондратьева.
Наиболее последовательную работу по изучению древнетюркского стиха на
протяжении многих лет ведет И. В. Стеблева в своих книгах: «Поэзия тюрков VI—VIII
веков» (М., 1965), «Развитие тюркских поэтических форм в XI веке» (М.,
1971), «Поэтика древнетюркской литературы и ее трансформация в
раннеклассический период» (М., 1976).
Особенно значительной в этом ряду представляется четвертая книга
исследовательницы — «Поэзия древних тюрков VI—XII веков», изданная в Москве
в 1993 году в канун 100-летия расшифровки орхоно-енисейской письменности.
Это сборник оригинальных текстов, куда входят «Надписи в честь героев»,
«Эпитафии», «Гадательная книга», «Стихотворения из Турфанского оазиса», «Из
«Диван лугат ат-турк» Махмуда ал-Кашгари». Все они — памятники
орхоно-енисейской, уйгурской и арабской письменности, найденные в Хакасии,
Туве, Киргизии, Монголии и Китае. Особенность книги в том, что тексты в ней
даются уже в стихотворной реконструкции и в поэтическом переводе, т. е.
доступны самому широкому кругу читателей.
Как показывает анализ, древнетюркская поэзия многожанрова и весьма богата,
она отражает многообразные реалии тогдашней действительности. В ней
воспевается воинская доблесть, личная отвага, верность обычаям и нравам
предков, любовь, красота природы, чистота души и взаимоотношений. Это
высокая поэзия, ничем не уступающая тогдашней иранской, китайской, индийской
литературе, имеющих и античные корни.
Несмотря на интенсивные взаимосвязи с литературами других тогдашних народов,
древнетюркская поэзия VI—XII веков особенна и самобытна. Одна из главных
особенностей древнетюркского стиха заключается прежде всего в том, что, как
отмечает и И. В. Стеблева, «древнетюркский стих был стихом аллитерационным…
аллитерация в начале стиха выполняла ритмическую (фиксировала метр) и
композиционную (строфическую) функции. В пределах строфы аллитерующие стопы
могли размещаться в любом порядке: следовать одна за другой, находиться в
начале и в конце стихотворной строки или в разных строках».
Рифмы, в современном понимании, в древнетюркской поэзии, в частности, в
рунических текстах, нет, строки объединялись в строфы аллитерацией.
Аллитерировались, как правило, звуки двух строк четверостишья, которые
варьировались каждый раз по-разному: абса, абаб, аабб, аабс… Это можно
видеть, например, и в «Малой надписи» Кюль-Тегина, хотя при переводе многое,
конечно же, меняется:
Рожденный Небом, сам подобный Небу, я,
Билге-каган, теперь над тюрками воссел.
Вы слову моему внимайте до конца,
Вы сыновья мои и младшая родня,
Народы, племена, крепящие свой Эль,
Вы, беки и апа (старейшины), что справа от меня,
Тарканы и чины, что слева от меня…
Аллитерующие слова могут находиться в начале стиха, в конце, внутри строк
и т. д.
Вперед до тех земель, где солнечный рассвет,
Направо — до земель полдневных, а затем
Назад — до тех земель, где солнечный закат,
Налево — до земель полночных, — вот тот мир,
Где подданных моих не счесть: все племена,
Народы все собрал, сплотил, устроил — я!
Аллитерационное стихосложение имеет свои старые каноны. В зависимости от
характера повторяемых согласных в древней индийской поэтике выделяли,
например, три типа аллитераций: 1. Грубый или «городской»; сюда относятся
аллитерирование сибилянтов (т. е. переднеязычных фрикативных согласных —
свистящих и шипящих). 2. «Пригородный», к которому причисляются повторы
зубных, губных и гуттуральных согласных. 3. Мягкий или «сельский», к
которому принадлежит в первую очередь повторение согласного «Я». (Анандавардхана.
Святдхвани. М., 1974, с. 212). Представляется, что существуют и другие
принципы классификации типов аллитерации, которые связаны с особенностями
того или иного национального языка.
Многообразны принципы аллитерации и в древнетюркской поэзии, о чем
свидетельствует и вышеназванный сборник, составленный И. В. Стеблевой.
Однако в более поздние века аллитерационное стихосложение у тюрков как бы
исчезает из поля зрения. В то же время, как оказалось, в некоторых
тюркоязычных литературах аллитерационное стихосложение и сегодня ничуть не
потеряло своего былого значения. Как пишет, например, У. А. Дончак,
«аллитерация в тувинской поэзии является стихообразующим фактором. В более
чем 96% анализируемых стихотворных произведений (имеется в виду диссертация
автора. — Р. Б.) используется аллитерация как начальное созвучие, начальная
рифма. Причем аллитерация утверждается ритмическим определителем тувинского
стиха». (Дончак У. А. Тувинское стихосложение. — Якутск, 1999, с. 8.)
При внимательном изучении подобные особенности можно обнаружить и в других
тюркоязычных литературах, в том числе и в современной башкирской поэзии.
Поэтому необходимы более широкие и фундаментальные исследования этого
явления, чтобы сделать этот своеобразный, богатый и почти забытый
художественный опыт древности достоянием современного стихосложения. В
последние годы в Башкирском госуниверситете в этом направлении уже делаются
кое-какие попытки: отдельные аспекты вопроса исследуются на уровне курсовых,
дипломных работ студентов и даже диссертаций.
Недостаточно исследована у нас в функциональном плане и проблема строфы.
Древнетюркская поэзия отличается как своеобразием, так и многообразием
стихотворных строф. В современной башкирской поэзии, как и во всей
европейской (мировой), установилась в основном четырехстрочная строфа, а в
восточной, в частности фарсиязычной, строфа (бейт) состоит всего из двух
поэтических строк. В древнетюркской поэзии нет такой строгой канонизации
строфы. В «Гадательной книге» (книге гаданий), представляющей наиболее
объемный раздел упомянутого сборника, это видно весьма наглядно. Есть здесь
строфы, напоминающие бейт восточной поэзии, однако в основном количество
строк в строфах различно. Среди 65 самостоятельных текстов-строф есть
четверостишия и трехстишия, но больше — 5, 6, 7, 8, 9 и т. д. — строчных
строф. Амплитуда поэтических строк в отдельных текстах колеблется от 3 до
13. Понятно, что количество их не может не участвовать в формировании
поэтических особенностей строфы, ее содержательности и тональности. Тем
более, что каждая из них, независимо от ее объема, как и жанровая форма,
выражает законченную мысль.
К сожалению, приходится констатировать, что строфа и как единица стиха, и
как жанровая форма, а также и как мироощущение этноса у нас почти не
изучена, хотя возникновение любых форм имеет свои причины, цели и
назначение. Недавно мы получили интересную работу тувинского исследователя
Л. С. Мижит «Триада в тувинской словесности и поэтическая форма ожуг дажы
(трехстишия)». (Ожуг дажы — камень очага, усак ташы.) Трехстишные
поэтические формы, как известно, уходят в глубь веков в древнетюркские
рунические памятники. Л. С. Мижит рассматривает их и как строфу, и как
жанровую форму, состоящую всего из трех поэтических строк, однако только
формальной стороной проблема не ограничивается. Трехстишный феномен
представляется ему как один из основополагающих принципов
религиозно-мифологических представлений и философских умозаключений,
коренящихся в глубинах народного сознания и мировоззрения. Ибо число «три»
рассматривается как один из основных классификаторов
пространственно-временной структуры мироздания. Думаю, это вполне
оправданный плодотворный и необходимый путь постижения сущности явлений,
изучения взаимосвязей формы и содержания с позиции миропонимания и
историзма. Исследователь сравнивает тувинское трехстишие (ожуг дажы) с
японским «хокку» (хайку), корейским «сиджо» (хянга), европейской терциной,
определяя одновременно и индивидуальные особенности каждой из этих форм.
Трехстишные и другие своеобразные формы имеются и в башкирской поэзии разных
времен, что требует внимательного изучения их и с мировоззренческих позиций,
выявления генетических и временных связей, функциональных особенностей уже в
истоках. Причем уяснение общего и особенного в национальных литературах,
конечно же, невозможно без широких литературных сравнений и сопоставлений.
Если вернуться к «Гадательной книге», то строфы ее интересны и по
содержанию. Например, в тексте рисуется то или иное событие, ситуация, и тут
же дается им оценка — хорошо это или плохо:
Сын, рассердившись на отца и мать,
Покинул дом, но стал грустить без них.
Стал думать на чужбине: «Я хочу
Прислушаться опять к словам отца
И наставленьям матери внимать!» —
И, так сказавши, возвратился сын…
И это, люди, знайте: хорошо.
В иных текстах повторяющиеся схожие ситуации усиливают мысль, создавая
динамику и пространственную картинность, «кольцевую» композицию:
Бек пошел к стадам — там белая кобыла
Жеребенка родила.
«Обладатель золотых копыт,
Будешь ты хорошим жеребцом!»
Белая верблюдица, на счастье беку,
Верблюжонка родила.
«Обладатель золотой узды,
Будешь ты хорошим вожаком!»
Бек домой вернулся — там опять удача:
Сына родила ему жена.
Радовался сердцем знатный муж:
«Будешь ты хорошим беком, сын!..»
Знайте, люди: это — хорошо.
Новые черты и особенности приобретает тюркская литература в средневековый
период. Новаторство тюркоязычной поэзии этого времени объясняется прежде
всего усилением межлитературных связей, особенно с персидско-арабской
культурой, укреплением тюрков в Средней Азии, переходом с принятием ислама
на арабский алфавит.
С помощью этого алфавита на тюркский язык был переведен и Коран. «Желая
скорого и быстрого распространения ислама среди своих соотечественников, —
отмечает С. Е. Малов, — бухарские муллы, в виде исключения, издали даже
постановление — фетву, которым разрешалось переводить Коран с
«Божественного» арабского языка на тюркский». Отсюда начинается второй
период истории тюркоязычной литературы — средневековье, по многим параметрам
принципиально отличавшийся от древности.
Первыми значительными произведениями тюркской классической поэзии принято
считать памятники «Кутадгу билиг» («Благодатное знание», — 1069—1070) Юсуфа
Баласагуни, «Диван лугат ат-турк» (1072—1083) Махмуда аль-Кашгари и «Киса-и
Юсуф» (первая половина XIII века) Кул Гали.
Время написания этих классических тюркоязычных памятников средневековья
почти совпадает с периодом развития классической поэзии персидско-арабской
литературы (X—XIII вв.). В то время многие одаренные поэты, выходцы из
тюрков, писали свои произведения на иранском или арабском языках. В
результате древнетюркская поэзия VI—VIII веков, считающаяся классической, —
это не только две разные ступени эволюции, но довольно разные по жанровой
системе, стихосложению, структуре, ритмической организации самостоятельные
периоды, что, конечно, не исключает в них преемственности и исконно-тюркских
литературно-поэтических традиций. Тюркские памятники XI—XIII веков являются
общим достоянием народов Средней Азии, Поволжья и Урала. Все они являются
этико-дидактическими произведениями, написанными по канонам художественного
творчества, каких немало в арабо-фарси-индоязычной литературе: «Панчатантра»
(IV в.), «Кама-сутра» (III—IV вв.), «Калила и Димна» (IX в.), «Кабус-намэ» (XI
в.). В ряде национальных культур и литератур они представляют
самостоятельные направления.
Как многие дидактические произведения ирано-арабо-индоязычной литературы, «Кутадгу
билиг» Юсуфа Баласагуни — это своеобразный свод знаний и советов,
охватывающих все стороны жизни рядового человека и правителя. Об общности
истоков говорит и тот факт, что в тюркоязычном «Кутадгу билиг» действуют
немало героев из ираноязычной религиозной и светской литературы, в том числе
и легендарно-мифологические герои из Авесты (священная книга зароостризма) и
«Шах-намэ» Фирдоуси — Зоххак, Афрасиаб, Искандер, Хосров, Нушираван…
Поучения сопровождаются сведениями из самых разнообразных областей науки:
математики, астрономии, медицины, советами по управлению государством,
войсками. Это монументальное произведение, состоящее из 6500 бейтов (т. е.
13 тысяч поэтических строк), написанное на языке тюрки, но под влиянием
арабо-персидской эпической поэзии. В нем четко представлена схема рифмовки и
размера ирано-арабского маснави: аа, бб, вв, тогда как тюркская поэзия
доклассического периода, как уже было сказано, не имеет рифмы вообще…
В этом плане «Диван лугат ат-турк» («Собрание тюркских слов») Махмуда
Кашгари имеет общие черты и с «Кутадгу билиг» Баласагуни, и с
арабо-персидской дидактической литературой, мусульманской суфийской
культурой. Если, скажем, такие части произведения Кашгари, как «Битва с
тангутами», «Битва с уйгурами», «Битва с ябаку», сильно напоминающие
древнетюркские «Надписи в честь» Куль-Тегина, Тоньюкука и др., выполнены в
повествовательной форме, частично размером маснави (аа, аб), то «Элегия на
смерть Али эр Тонга» или «Элегия на смерть неизвестного героя», например, не
что иное, как один из видов арабо-фарсиязычной траурной касыды — марсия,
распространенная впоследствии и в Урало-Волжском регионе. Именно в этот
период в тюркскую, в том числе и в башкирскую, литературу широким потоком
входят арабо-персидские жанровые и сюжетно-композиционные мотивы (дастан,
кисса, газель, робаги, китга, назира, хикаят, нэсэр и т. д.), манера
«восточного» письма — метофоричность и сложнообразность.
Своеобразием этих памятников, составивших первооснову классической
тюркоязычной поэзии, является то, что, формируясь под сильным воздействием
ирано-арабской литературной поэтики, они в то же время сохраняют и свои
собственные исконно тюркские начала, представляют собой новый этап развития
тюркоязычной литературы.
Третий период развития башкирской литературы начинается с XVIII—XIX веков и
продолжается поныне. От первых предыдущих он отличается тем, что теперь
литература представлена уже в широкой евразийской системе. Соответственно
этому возникают новые, аналогичные европейским, жанры (сонет, баллада, поэма
и т. д. — в поэзии; роман, повесть, рассказ, новелла и т. д. — в прозе;
комедия, драма, трагедия — в драматургии), формируются также новые принципы
стихосложения (метрика, рифма, поэтические тропы и фигуры). Этот период
развития национальной литературы исследован наиболее полно и
последовательно, хотя малоисследованными продолжают оставаться вопросы
истоков и генетических взаимосвязей и взаимодействий тюркоязычных литератур,
особенности и достижения каждой из них.
Как видим, три периода — это три разных направления в жанровым, стилевом
отношениях, в принципах стихосложения, что, естественно, требует и разного
подхода в их изучении и использовании в современном творческом процессе. В
этом плане, исходя из особенностей национального стихосложения и
преемственности традиций, хотелось бы затронуть еще одну, на мой взгляд,
очень важную проблему.
Национальные языки относятся к разным системам, различны и принципы
формирования поэтического образа, художественной мысли в целом. В то же
время стихосложение каждого народа строится по канонам и принципам,
связанным с фонетическими особенностями языка, где основную роль играет
закон сингармонизма, характерный особенно для языков агглютинативной
системы, в том числе и башкирского. Поэтому если, скажем, тюркские языки
обогащаются за счет многообразия корневых слов, то славянские (русский) из
одного корня посредством приставок и суффиксов могут образовать бесконечное
множество слов-понятий, что, конечно, не может не отразиться и в
стихосложении, и в поэтике в целом.
К сожалению, в башкирском литературоведении и лингвистической науке об этом
мы и сегодня не говорим, тогда как о подобных особенностях тюркского, в
частности якутского, языка и стиха Алексей Кулаковский, классик якутской
литературы, писал еще в 1914 году. И по-видимому, не случайно, что среди
тюркоязычных народов Российской Федерации наибольшее количество трудов по
стихосложению написано именно якутскими литературоведами. В наши дни эти
традиции продолжаются в трудах известных якутских ученых Н. Н. Тобурокова,
П. В. Сивцева, В. Б. Окорокова, Л. Н. Романова и других.
Таким образом, тюркоязычные литературы прошли довольно длительную историю,
накопив на каждом из ее этапов свой оригинальный художественный опыт. Однако
не все этапы и их особенности изучены пока достаточно хорошо, чтобы лучшие
традиции минувшего могли бы активно участвовать и в современном творческом
процессе.
Перспектива развития башкирской литературы и литературоведческой мысли, как
представляется, в значительной степени обусловлена последовательным
объективным исследованием всей истории национальной художественной мысли, ее
особенностей на отдельных этапах, проецированием некоторых генетически
истоковых (в том числе и забытых) традиций на современность и творческим
использованием всего арсенала художественных средств в сегодняшней
литературной практике.
Написать
отзыв в гостевую книгу Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
