> XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ   > БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ

№ 12'06

Тимур Тимиргазев

Webalta

НОВОСТИ ДОМЕНА
ГОСТЕВАЯ КНИГА
XPOHOС

 

Русское поле:

Бельские просторы
МОЛОКО
РУССКАЯ ЖИЗНЬ
ПОДЪЕМ
СЛОВО
ВЕСТНИК МСПС
"ПОЛДЕНЬ"
ПОДВИГ
СИБИРСКИЕ ОГНИ
Общество друзей Гайто Газданова
Энциклопедия творчества А.Платонова
Мемориальная страница Павла Флоренского
Страница Вадима Кожинова

 

Тимур Тимиргазев

Несвоевременные мысли Анатолия Яковлева

Кончина любого человека преждевременна. Но Анатолий Яковлев умер даже подчеркнуто «не вовремя». История, задавшая образец в Торквато Тассо, которого не успели увенчать лавром в Риме, по своему обыкновению повторилась в другом масштабе: Яковлеву не хватило недели, чтобы увидеть свою первую книгу. Затем появилась вторая, может быть, появятся еще. Но все уже произошло:

Свершилось! Я стою над бездной роковой
И не вступлю при плесках в Капитолий;
И лавры славные над дряхлой головой
Не усладят певца свирепой доли.1

Как бы спохватившись, о Яковлеве начинают писать в местных журналах и газетах2. «Кардинал Цинтио (или Чинцио) объявил Риму, что воздвигнет поэту великолепную гробницу. Два оратора приготовили надгробные речи, одну латинскую, другую италиянскую. Молодые стихотворцы сочиняли стихи и надписи для сего памятника. Но горесть кардинала была непродолжительна, и памятник не был воздвигнут. В обители св. Онуфрия смиренная братия показывает и поныне путешественнику простой камень с этой надписью: «Torquati Tassi ossa hie jacent» [‘Здесь лежат кости Торквато Тассо’ (лат.)]. Она красноречива»3.
Будет ли продолжительной скорбь по Анатолию Яковлеву современных кардиналов, предсказать мы не беремся. А вот в том, почему поэт оказался невостребован при жизни, разобраться можно.
Самая очевидная причина глухоты публики — это несвоевременность представления ей плодов творчества. Стихи Тютчева, напечатанные в пушкинском «Современнике» остались незамеченными, потому что в России того времени наблюдался существенный спад интереса к поэзии вообще. И только Некрасов в 1851 году напомнил о забытом стихотворце, вернув ему интерес читателей. Европе потребовалось десять лет, чтобы сначала построить тоталитарные государства, ужаснуться их мрачным фасадом, а уже потом по-настоящему вдумчиво прочесть и понять Кафку. Есть и обратные примеры. Не секрет, что существуют поэты завтрашнего дня и поэты дня вчерашнего. Анатолий Яковлев как раз тот самый случай. Он не только ушел из жизни, но и писал «не тогда».
Время расцвета его поэтического таланта — это время всепоглощающей иронии, которой литература пыталась оградить себя, а после и вовсе очиститься от тяжелого (потому что под завязку нагруженного идеологией), но главное — насквозь фальшивого литературного официоза: от романов на производственную тематику и бодрых стихов про вечно молодой комсомол. Первейший поэтический насмешник новой России Тимур Кибиров иронизирует сначала над советским дискурсом (поэма «Жизнь К. У. Черненко»):

——————
1 Батюшков К.Н. Опыты в стихах и прозе. — М.: Наука, 1977. — С. 327.
2 Муслимов Д. Анатолий Яковлев «Время падения с Луны» // Гипертекст. — 2006. — №4. — С. 22.
3 Батюшков К.Н. Опыты... С. 332–333.

Вот гул затих. Он вышел на подмостки.
Прокашлявшись, он начал: «Дорогие
товарищи! Наш пленум посвящен
пятидесятилетию событья
значительного очень…»4
Затем с почти раблезианским запалом переключается на все что попадает в сферу его внимания. Ирония сквозит в каждой строке и, в конце концов, затекает на устах, превращаясь в кривую ухмылку:
И надежнее всех дезинфекций
галилейское это вино,
что текло по усам, не попало
в искривленный ухмылкою рот.
Позже это назовут постмодернизмом, но в тот момент так выражала себя неминуемая реакция на сложившуюся литературную ситуацию, в которой читатели не хотели, а писатели не могли жить по-прежнему.
Потому Кибиров и становится поэтическим героем времени. Олег Лекманов совсем недавно сформулировал эту мысль со всей ясностью: «Хорошо помню, как в конце 80-х годов мы с друзьями открыли для себя стихи Тимура Кибирова. Это было ощущение, близкое к счастью: появился наш поэт. Наши мечты, нашу ненависть, наши страхи, наши кухонные разговоры он отчеканил во времяустойчивые, потому что — стихотворные, строки. Он стал голосом нашего и предыдущего поколений, сказал за нас то, что мы должны были сказать, но по косноязычию не умели»5.
Будь Яковлев таким же, может быть, и ему удалось бы «попасть в волну», вовремя стать замеченным, но его путь был иным. И как Эдип у Софокла, Яковлев не отказывался от времени, в которое, как и все мы, жил не вполне по своей воле. «Все дела людей детерминированы обстоятельствами, свобода воли — иллюзия, и единственное, в чем человек волен, — это свободно принимать ответственность за несвободные поступки»6. Постмодернист этой ответственности избегает. Симптоматично, что смеяться Яковлев предпочитает как раз над насмешниками постмодернистами, как в стихотворении «Постмодерн»:

— доедет ли Пушкин из петербурга в москву
не заправляясь дорогою?
— а чего не доехать с двумя-то баками?

постмодерн — квадратура седьмого круга неба
эх блаватская бабка blah-blah-blah! от теософии
я тоже люблю езду в незнаемое но не на собаках

————————
4 Кибиров Т. Стихи. — М.: Время, 2005. — С. 680.
5 Лекманов О. Тимур Кибиров глазами человека моего поколения // Новый мир. — 2006. — № 9.
6 «Читать меня подряд никому не интересно...»: Письма М.Л. Гаспарова к Марии-Луизе Ботт, 1981—2004 гг. // Новое литературное обозрение. — 2006. — № 77.

утро вечера мудренее но не на полшестого
а что пьяному море то плохому танцору по колено

завязал я с выпивкой узелок на память гордиев
мачете мне мачете! — реплика ЧАТского персонажа сетературы
шекспир У бросил на драматическое искусство тень отца гамлета

опустился топор басурманский и растекся баян мыслию по древу.

Анатолию Яковлеву не чужда ирония, но она не становится стихообразующей. Для него поэзия «не читки требует с актера, а полной гибели всерьез»:
Станет тебе Она ангелом мести
За холостяцкие дни.
Но отчего-то умрете вы вместе —
Как приговорены.

Неразделимы на две половины
Те, что друг друга смогли
Выдумать из космической глины
На лоскуте Земли.
Финальный образ очень показателен, он встречается у Яковлева еще несколько раз, непременно завершая собой стихотворение:
И разлетаемся домой
Под мировыми сквозняками.
И не цепляемся руками
За неделимый шар земной.
Интерес этого образа в том, что он помогает понять, какая эпоха могла бы быть родной для Яковлева хотя бы в поэтическом смысле. Это 60-е. Литература «шестидесятников» сильно скомпрометировала себя в девяностых годах. С бывших героев сопротивления советскому режиму слетел флер бунтарства, выяснилось, что их показной нон-конформизм либо явным образом противоречит прочно засевшему в них «соглашательству», либо обусловлен какими-то личными обидами. «Я не представляю своей жизни, своей поэзии и каждого своего слова без коммунизма», — пытался отстоять себя 7 марта 1963 г. Андрей Вознесенский на встрече руководителей партии с деятелями искусства. За этими открытиями разом потускнели и их поэтические достижения. А уж попытки угнаться в стихе за реалиями рубежа веков выглядят совсем жалкими: ни поэма об Интернете («Чат молчанья»), ни стихи о терактах («…русские дома без середин»), написанные для газет и вместе с газетами становящиеся оберткой для овощей и рыбы, уже мало кого трогают по-настоящему и, что понятно для овощей, но непростительно для стихов, имеют срок годности. Поэтому написавший о Яковлеве как о «шестидесятнике» рискует навлечь на себя гнев тех, кто хранит память об уфимском поэте. Но сходства нельзя не заметить.
Конечно, образ Яковлева-человека не похож на образ Вознесенского: никакой одиозности и позерства. Конечно, Яковлев не похож на Вознесенского поэтически: совсем другая специфика рифмы, другие ритмические рисунки, все написано по-другому и для других. Но на фоне этого контраста еще ярче предстает каждый раз замеченное (пусть и мимолетное) идейное сходство, которое вряд ли возможно будет списать только лишь на общепоэтические фигуры. Так, многие стихотворения Вознесенского строятся по одной схеме: начав с частного случая, неприметного факта, доступного лишь внимательному взгляду, пройдя по извилистым путям подчас парадоксальных размышлений, поэт делает вывод обязательно планетарного масштаба:
Слоняюсь под Новосибирском,
где на дорожке к пустырю
прижата камушком записка:
«Прохожий, я тебя люблю!»
<…>
И как цена боев и риска,
чек, ярлычочек на клею,
к Земле приклеена записка:
«Прохожий, я тебя люблю!»
Зарисовка о появлении в Москве арбузов вырастает снова до размеров небесного тела:
И так же весело и свойски,
как те арбузы у ворот —
земля
мотается
в авоське
меридианов и широт!
А вернее сказать, это Земля сжимается до обозримого бытового предмета. Таков был взгляд той эпохи: только-только запустившего в космос спутник и Гагарина. Человек успел поверить, что Вселенная — это его дом, в котором у него есть полное право устраиваться по собственному вкусу. «Изменение масштабов и пропорций было подготовлено заранее. С 1 января вступила в действие денежная реформа, в 10 раз укрупнившая рубль. 12 апреля выше всех людей в мировой истории взлетел Юрий Гагарин, за полтора часа обогнувший земной шар, что тоже оказывалось рекордом скорости. В сознании утверждалось ощущение новых пространственно-временных отношений», — так описывают модель восприятия мира шестидесятника П. Вайль и А. Генис7. Не случайно, что то же пространственно-временное видение обнаруживается и у Яковлева. Да и Гагарин для него актуальная тема:
презрев ньютонову с землей
взаимосвязь
звезда взмывала по кривой,
что родилась!

прокисли мотыли во рту
у рыбаков...
А Юрий взрезал высоту —
и был таков.

7 Вайль П., Генис А. 60-е: Мир советского человека. — М.: Новое литературное обозрение, 1998. — С. 15.
8 Там же. — С. 35.

«Боль и ответственность за все на свете были насущной необходимостью для тогдашнего поколения поэтов»8. Вот и Яковлев, как мы уже говорили, ответственности не боится:
Господи, суди меня, суди,
Что причастье выплюнул в угаре.
Говорю: икарову — икарье.
Ослепило солнце впереди.
Яковлев в своих стихах был ближе к тем мыслям, которые наполняли атмосферу шестидесятых годов, он был ближе к шестидесятникам, чем к современникам.
Наверное, такому положению вещей и не следовало бы удивляться. В любое время найдутся авторы-традиционалисты, не стремящиеся идти в ногу с эпохой, а лучше и глубже передающие свои ощущения в формах, кажущихся в их дни давно себя изжившими. И такая позиция вовсе не должна казаться недостойной, такие поэты просто лучше других понимают, что механизм культуры — это механизм наследования. Но, во-первых, Яковлев не повторяет за шестидесятниками, он просто сохраняет в себе и воплощает в стихах ощущение той невозвратной эпохи. Как раз используемые им поэтические формы даже шестидесятникам показались бы давно устаревшими. Никаких «микрофонных» рифм, вроде «старея — стихотворения», «казнимую — корзину», ритм — мерный классический дольник без ухищрений, вроде «лесенки», а не рваный тактовик Вознесенского и Евтушенко. Формально ничто не напоминает о внешнем виде стадионной поэзии шестидесятников. Тем удивительнее тематические и образные переклички.
А во-вторых, Яковлев не игнорирует современной литературы, но все эксперименты совершает не в стихах, а в прозе. Его роман «Время падения с Луны», удивительное совмещение повествовательных и лирических форм, придуманных самим же автором травестийных эпиграфов, принадлежит другому крылу литературы, другому времени, но тому же самому автору, который непостижимым образом сумел до неузнаваемости преобразить свою стилистику. «…Опрокинешь пивка и шляешься себе по Интернету… пока не наткнешься на сайт WWW.mina.bah...», «Лев Толстой не признавал музыки Сурикова, в свою очередь Суриков не признавал картин Толстого. Как они уживались в своем XIX веке — загадка». Гротеск и ирония — два опорно-направляющих начала «Времени падения с Луны» — кажутся весьма далекими от поэтики стихов того же автора. Может быть, это был знак движения в сторону своего времени. Не попытка угнаться за ним, нет, а просто осознание долга времени. Движение, которого Анатолий Яковлев завершить не успел.

 

  

Написать отзыв в гостевую книгу

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 


Rambler's Top100 Rambler's Top100

 

© "БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ", 2004

Главный редактор: Юрий Андрианов

Адрес для электронной почты bp2002@inbox.ru 

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

Русское поле