Тогда и сейчас
* * *
Расстаться без пути назад. Расстаться просто
И молча. Отойти в созвездия и сны.
Перевернулась жизнь – и мне она по росту…
Но я – твоя жена.
И мы обручены,
И мы обречены на мутные недели
С тех пор, когда рассвет осенний отбелел…
Но если наши дни с тобою беспредельны,
И я твоя жена –
не только на земле,
И ты когда-нибудь всю жизнь мою означишь –
Расстанемся без всех возвратов. Дотемна.
И ты меня поймёшь. Ты не откроешь настежь
Захлопнутую дверь.
…Но я – твоя жена…
* * *
Всё сбылось, – говорит земля,
Поднимая стога над полем.
Всё сбылось.
Прожила не зря
И не зря не боялась боли.
Пусть и ночь теперь – не моя,
Пусть на нежность уже не вправе –
Всё сбылось, – говорит земля.
«Всё сбылось, – отвечаю. –
Ave…»
* * *
Собака в комнату вошла
С надеждою на милость...
Б. Окуджава
Собака вошла в коридор
петербургского дома,
легла у дверей,
ненадёжный покой сторожа...
Гостей провожали.
И не было входа чужому.
И белая полночь была холодна и свежа.
Но ты приходи
в этот мир получетверти мрака,
и шаг твой узнается –
памятлив невский гранит!..
И снова из окон покажет глазами собака,
где чёрный Исакий
над белым восходом стоит.
Эхо
Ты сегодня один,
ты – состав на покинутой станции.
От тяжёлой земли
пахнет голосом тех, кто ушёл.
И застыли часы
на глухом грозовом «без пятнадцати» –
первый час, когда старые письма упали на пол.
Ты сегодня услышал её, эту долгую истину,
и чужая вина
тянет в самое сердце земли…
Если будет война,
то коробку со старыми письмами
надо первой спалить,
чтобы дети мои не прочли:
Чтоб в четырнадцать лет
не они столбенели от голоса
этой памяти рода, колена в земле и в дыму,
чтобы в рост не для них
подымались сожжённые волости,
чтоб не видели то, чего видеть живым ни к чему…
Начинается дождь,
в синей комнате пахнет нарциссами.
И уже не уйдёшь,
отряхнув с себя память и боль.
И уже не вернёшь
дней, когда над поблекшими письмами
ты, последний в роду,
не боялся суда над собой.
* * *
К тебе нельзя. Я вытвердила всё
За столько лет. Я вытвержу и это.
К тебе нельзя. А город занесён
До самых крыш – трёхстишьями Басё,
Великого японского поэта.
К тебе нельзя. Валит крещенский снег.
А там, как прежде, – поднятая штора,
И календарь на северной стене,
И силуэт в оранжевом окне,
В оранжевом… Оно погаснет скоро –
В такое время там не ждут гостей…
И женщина под бежевою шалью,
Заметив, что на улице метель,
Опустит штору, сядет на постель…
К тебе – нельзя. А я не помешаю,
А я уйду. Раз выдержала всё
За столько лет – я выдержу и это.
К тебе нельзя… А город занесён –
До самых крыш – трёхстишьями Басё:
И твоего любимого поэта…
* * *
Чёрное лото.
Шашки-домино.
Я не верю в то,
Что не суждено.
Двери не поют,
Улица молчит…
Я не верю в суд,
Я не верю в стыд,
Я не верю в плач,
Я не верю в зов…
Время – не палач:
Проживу без слов, –
Только ты держись,
Вёрсты торопя:
Я не верю в жизнь,
Если – без тебя…
Июнь
Всё бесполезней и короче
Те встречи в сосняке овражистом.
Твой голос больше слов, – а впрочем,
Быть может, это просто кажется…
Синеет вечер. И как будто
Забыты книги на столешнице.
А нам дана одна минута
Неполной и печальной нежности,
А нам дано прикосновенье,
Которое беззвучней шёпота –
И только: на благословенье
Я не имею прав и опыта,
Хоть старше на сто лет…
А впрочем,
Быть может, это просто кажется?
Июньский вечер сух и прочен,
И липы горбятся от тяжести.
* * *
Нежный запах тяжёлых волос
Скоро в сумраке станет яснее.
– Расскажи мне, как всё началось.
Кто была твоей первой?
– Психея.
Но не так, как в легенде... без той
Чепухи, без горячего масла...
– Оступилась, пойдя за тобой.
– Кто не знает, что это опасно?
Я был с нею крылом и ребром,
Я земных не губил без причины,
И... – Не надо. Об этом потом.
Кто была твоей сотой?
– Марина.
Эта, помню, гордилась судьбой!
И стелила поля, как постели...
– И сгорела, пойдя за тобой.
– Кто не знает, что это смертельно?!
До прихода вечерней зари
Грохот сердца как будто не слышен.
Гаснут лампы, и в спальне царит
Аромат облетающих вишен.
А дорога идёт стороной,
Словно дом наш никем не замечен...
– Почему ж ты осталась со мной?
– Кто не знает, что это – навечно!
В поезде
На последней странице раскрыт Еврипид,
Занавешено плотно окно.
Мой попутчик, не верь: ты не будешь забыт.
То, что было, – уже зачтено
Или в Списке Дорог, или в Списке Имён.
Только там можно что-то хранить...
Мы гадаем по книге, и рыжий плафон
Упирается в лица страниц.
Свисший к полу, шершавый,
Растрёпанный плед
Я на полку твою приберу.
На последней странице пророчества нет.
Как ты думаешь, это – к добру?..
Тогда и сейчас
К. Б.
Берега и туман.
Жизнь проходит по кругу.
То, что помнили мы, – далеко впереди...
Не дышу от любви.
Не дышу от испуга,
Что когда-нибудь ты мне прикажешь:
«Уйди».
Даже времени – нет...
Всё потеряно, кроме
Тех минут, как тебя подводили к кресту...
Берега и туман.
Я уйду, только помни –
Только помни об этом, когда я уйду...
Написать
отзыв Не забудьте
указывать автора и название обсуждаемого материала! |
