SEMA.RU > XPOHOC > РУССКОЕ ПОЛЕ  > РУССКАЯ ЖИЗНЬ
 

Татьяна ШИТЯКОВА

 

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

ДОМЕН
НОВОСТИ ДОМЕНА
ГОСТЕВАЯ КНИГА

 

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
"МОЛОКО"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОЛДЕНЬ"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА
ПАМПАСЫ

«Кто сказал, что легко любить?»

«Поэзия – не ряд зарифмованных строк, а живое сердце человека, в котором эти строки родились…» – так определяла Вероника Тушнова суть поэтического творчества. Отсюда – светлая и чистая интонация её лирики и глубокое понимание эмоциональной вселенной человека. Вот почему спустя десятилетия её стихи отзываются в сердцах читателей светлой грустью, надеждой и верой в счастье.

«Не знаю, была ли она счастлива в жизни хотя бы час»,  сказала, вспоминая о Тушновой, её близкая подруга Надежда Ивановна Катаева-Лыткина. И она же: «О Веронике нужно писать с позиции её сияющего света любви ко всему. Она из всего делала счастье…» Казалось бы, взаимно исключающие, как минимум противоречивые высказывания. Но в этом вся Вероника Тушнова, которую Бог наградил удивительным талантом  беспредельно любить жизнь во всех её проявлениях и уметь радоваться «малой малости».

Родилась Вероника Михайловна Тушнова 27 марта 1915 года в Казани, в семье профессора микробиологии, а позднее академика ВАСХНИЛ; мать её была выпускницей Высших женских Бестужевских курсов в Москве. До революции семья жила вполне благополучно, а затем мир рухнул. Первые детские воспоминания Вероники – мама укрывается с ней в подвале от обстрела, а вокруг всё грохочет и горит. Гражданская война, тиф, кругом разруха и смерть, холод – «на улице куда теплей, чем дома», голод – «о корке хлеба – первая мечта». А далее весьма скромная жизнь на одну папину зарплату, «что нашего счастья отнюдь не губило. Я помню все мамины новые платья и я понимаю, как мало их было. Я помню в рассохшемся старом буфете набор разношёрстных тарелок и чашек, мне дороги вещи почтенные эти и жизнь, не терпящая барских замашек». В этой семье были совсем другие приоритеты, и не удивительно, что Вероника с малых лет увлеклась живописью и поэзией. У неё с детства сформировалось язычески восторженное отношение к природе. Она любила бегать босой по росе, лежать в траве на косогоре, усыпанном ромашками, следить за спешащими куда-то облаками и ловить в ладони лучики солнца. Деревья – её «бессловесные братья», она слышит, «как бьётся их сердце простое, как соки пульсируют в почках тугих». А цветы смотрят на неё «дружелюбно и кротко» и говорят с ней «голубыми, чуть слышными голосками», они так красивы и нежны, потому что «цветы – это стихи земли». И она здесь совсем не чужая, она с ними «одной крови» и потому всё слышит – «как зяблик ссорится с женой» и видит – «труд муравьёв, и птичьи новоселья, и любопытных белок беготню…». Это её стихия.

…Люблю я всё, что плещется, струится,
рождается, меняется, растёт,
и старится,
и смерти не боится…
Не выношу безжизненных красот!

Она не любит зиму, зима у неё ассоциируется со смертью. Она не боится смерти, а именно не любит её, потому что смерть уничтожает всё живое, всё, что она так любит.

Всё, что удаётся ей увидеть интересного или красивого, она описывает в стихах или рисует. Учителя и близкие отмечают, что девочка безусловно талантлива. Но после окончания школы с углублённым изучением иностранных языков Вероника по совету отца поступила в Казанский университет на медицинский факультет. Почему-то многие пишут о том, что она поступила учиться в Ленинградский медицинский институт и ушла из него после четвёртого курса, не завершив образования. Но, тем не менее, в списках студентов, обучавшихся в Казанском университете, значится её фамилия, и, более того, в своей автобиографии Вероника Тушнова писала следующее: «В 1936 году переехала в Ленинград, получила диплом врача, по специальности не работала…» В это время она вышла замуж, у неё родилась дочь Наташа.

После окончания института Вероника Тушнова серьёзно занялась поэзией: «Перед войной я написала очень много и впервые обратилась за помощью к Вере Инбер. По совету Веры Михайловны я подала заявление в Литературный институт и была принята. Война нарушила все мои планы. Я с маленьким ребёнком на руках и больной матерью эвакуировалась из Москвы и работала в госпиталях Казани». Позднее она работала в московском госпитале, где и познакомилась с Надеждой Ивановной. Надежда была начинающим хирургом, Вероника – палатным ординатором; в это время она занималась гистологией, писала диссертацию. Неустроенный военный быт, больная мать, маленький ребёнок, ночные дежурства, «ни весточки о милом человеке»… Но Вероника никогда не думала о себе, не щадила себя, у неё была какая-то неисчерпаемая потребность помогать другим людям, порой невозможно было понять, откуда у этой нежной, хрупкой женщины такая сила духа. Вероника Михайловна была необычным лечащим врачом – она остро чувствовала чужую боль, мучительно переживала человеческие страдания, боролась за каждую минуту человеческой жизни.

…Он жить не будет.
Так сказал хирург.
Но нам нельзя не верить в чудеса,
и я отогреваю пальцы рук…
Минута… десять… двадцать… полчаса…

Надежда Ивановна вспоминает: «Вероника была потрясающе красива! Все мгновенно влюблялись в неё. В госпитале слыла главной утешительницей. Могла вдохнуть жизнь даже в безнадёжных больных. Бескорыстно помогала всем, чем могла. Мы даже по возможности старались освободить её от работы, потому что в ней очень нуждались раненые. Вероника просто жила человеческой судьбой…»

Я за годы войны
побывала во всех городах,
потому что вот тот
из Тбилиси, а тот из Орла,
потому что у этого мать
в Бухаре умерла.
Кто-то пишет в Москву.
У кого-то в Армении дочь.
И чужую тоску
я баюкаю каждую ночь.

Из всего пережитого рождались стихи. «Каждую минуту она что-то сочиняла. Часто её находили пишущей в какой-нибудь маленькой комнатушке. Привозили раненых, нужно было идти. Но, едва выпадало свободное время, она снова погружалась в свой поэтический мир. Тем не менее позже, спустя годы, она долго не решалась выбрать дорогу в литературу как единственную»,  продолжает Надежда Ивановна.

Несмотря на то что в годы войны её стихи были неоднократно опубликованы, а в 1945 году вышла первая книга, Вероника Михайловна пишет: «Сейчас я работаю ещё больше. Многое в себе меня не удовлетворяет…»

…Когда волненью воплотиться
в звучанье речи не дано,
когда сто слов в душе родится
и не годится
ни одно!

Когда молчание не робость,
но ощущение того,
какая отделяет пропасть
слова от сердца твоего.

И тем не менее она просто не могла не писать. Вся дальнейшая жизнь Вероники Тушновой была связана с поэзией  она в её стихах, в её книгах, ибо её стихи, предельно искренние, исповедальные, порой напоминают дневниковые записи. Из них мы узнаём, что муж оставил её, но подрастала зеленоглазая, похожая на отца, дочь, и Вероника надеялась, что он вернётся: «Ты придёшь, конечно, ты придёшь, в этот дом, где наш ребёнок вырос…»

Основная тема стихов Вероники Тушновой  любовь, со всеми её горестями и радостями, утратами и надеждами, разделённая и безответная… какая бы она ни была, без неё жизнь не имеет смысла. И потому

Не отрекаются любя.
Ведь жизнь кончается не завтра.
Я перестану ждать тебя,
а ты придёшь совсем внезапно.
А ты придёшь, когда темно,
когда в стекло ударит вьюга,
когда припомнишь, как давно
не согревали мы друг друга.
И так захочешь теплоты,
не полюбившейся когда-то,
что переждать не сможешь ты
трёх человек у автомата.
…А в доме будет грусть и тишь,
хрип счётчика и шорох книжки,
когда ты в двери постучишь,
взбежав наверх без передышки.
За это можно всё отдать,
и до того я в это верю,
что трудно мне тебя не ждать,
весь день не отходя от двери.

И он действительно пришёл. Но всё произошло совсем не так, как она себе это представляла долгие годы, мечтая о его возвращении. Пришёл, когда заболел, когда ему стало совсем плохо. И она не отреклась… Она выхаживала его и его больную мать. «Здесь меня все осуждают, но я не могу иначе… Всё же он  отец моей дочери»,  сказала она как-то Е. Ольшанской.

Между тем творческая судьба Вероники Тушновой складывается весьма удачно, выходят новые книги: «Пути-дороги», «Память сердца», она работает рецензентом в издательстве «Художественная литература», руководителем творческого семинара в Литературном институте, занимается переводами, её стихи пользуются большим успехом. Но в её жизни нет главного  Любви, а значит, нет и самой жизни:

Вокруг меня как будто бы ограда
чужих надежд, любви, чужого счастья…
Как странно  всё без моего участья.
Как странно  никому меня не надо.
Как странно  я со всем живым в разлуке…

Но судьба даровала ей «Вторую жизнь», «Вторую молодость», Последнюю любовь. «Он мне и воздух, он мне и небо, всё без него бездыханно и немо…», «быть солнцем хочу над твоей головой, землёй  под ногами твоими…» Эти строки адресованы писателю Александру Яшину. Они сблизились в тяжёлый для него период, в дни оголтелой травли, обрушившейся на него после публикации рассказа «Рычаги». Она, одна из немногих, поддержала его, отогрела и оживила своей любовью его «пасмурную душу». Казалось бы, вот оно, долгожданное счастье:

Хмурую землю
стужа сковала,
небо по солнцу
затосковало.
Утром темно,
и в полдень темно,
а мне всё равно,
мне всё равно!
А у меня есть любимый, любимый,
с повадкой орлиной,
с душой голубиной,
с усмешкою дерзкой,
с улыбкою детской,
на всём белом свете
один-единый…

Но почему тогда «Трудно мне любимой и влюблённой в час рассвета под звездой зелёной о любви молчать»? Всё просто – Александр Яшин был женат и не мог оставить жену и детей, да Вероника Михайловна даже и не думала об этом, она бы никогда не смогла быть счастлива, сделав несчастными других: «…стоит между нами не море большое  горькое горе, сердце чужое…»

Они встречались тайно, в других городах, в гостиницах… но больше всего любили ездить в лес, бродили целыми днями, ночевали в охотничьих домиках:

Всё необычно этим летом странным:
и то, что эти ели так прямы,
и то, что лес мы ощущаем храмом,
и то, что боги в храме этом мы!

Но это ощущение чуда было недолговечным; когда они возвращались на электричке в Москву, Яшин просил Веронику выходить за две-три остановки, чтобы их не видели вместе. Она не отказывала ему ни в чём, даже во лжи, хотя для неё, у которой «настежь душа», это было тяжело.

Сутки с тобою,
месяцы  врозь…
Спервоначалу
так повелось.
Уходишь, приходишь,
и снова,
и снова прощаешься,
то в слёзы, то в сны
превращаешься…

А ей так хотелось быть рядом, быть необходимой: «Сто грехов тебе простится, если скажешь: – Приходи!» И всё-таки, ничего не требуя, прощая всё, понимая и принимая, она ждёт от него большего: «Не нужны мне улыбки льстивые, не нужны мне слова красивые, из подарков хочу одно я – сердце твоё родное». А он всё понимает и молчит, потому что не может ей ничего обещать и лгать не хочет. «…Как тревожно, милый, как страшно, как боюсь твоей немоты…» Она чувствовала, что он будет с ней недолго.

Несмотря на все усилия Александра Яшина сохранить их отношения в тайне – «ты прячешь меня неумело от пристальных горестных глаз…» – ему это не удаётся. Поползли слухи, сплетни, пересуды… Друзья осуждают его, в семье настоящая трагедия. Яшин прекращает свои встречи с Вероникой.

Меня одну во всех грехах виня,
всё обсудив
и всё обдумав трезво,
желаешь ты, чтоб не было меня…
Не беспокойся –
я уже исчезла.

И она одна переживала своё горе, которое «тугою петлёю на горле… на сердце глыбою в тонну», так что «нельзя ни слезы, ни стона», которое «перейти всё равно что пустыню, а о нём говорят словами пустыми, говорят: «Вы знаете, он её бросил…». Она бродит по тем местам, где они бывали вместе, на каждом почтамте молит о чуде «хоть строки, хоть слова оттуда… оттуда…». Не имея возможности видеться с ним, она находит другой способ общения: «…Я говорю с тобой стихами, остановиться не могу. Они как слёзы, как дыханье, и, значит, я ни в чём не лгу…» Порой она пишет вызывающе резко:

Ты не горюй обо мне, не тужи, 
тебе, а не мне доживать во лжи,
мне-то никто не прикажет:
– Молчи!
– Улыбайся! –
когда хоть криком кричи.
Не надо мне до скончанья лет
думать  да, говорить  нет.
Я-то живу ничего не тая,
как на ладони вся боль моя…

Порой она сомневается в том, что он действительно любил её, потому что «не добычею, не наградою – была находкой простою, оттого, наверно, не радую, потому ничего не стою». Ей всё время слышится шёпот за спиной: «А вы знаете, он её бросил?..» Бросают то, чем не дорожат, что не ценят. И она пишет:

Только жизнь у меня короткая,
только твёрдо и горько верю:
не любил ты свою находку –
полюбишь потерю…

Её строки звучат как ворожба, как заклинание, как пророчество:

Рыжей глиной засыплешь,
за упокой выпьешь…
Домой воротишься – пусто,
из дому выйдешь  пусто,
в сердце заглянешь  пусто,
на веки веков  пусто!

Это вовсе не обида покинутой женщины – Вероника знает, чувствует своим любящим сердцем, что когда её не станет, никто не будет любить и понимать его, как она, никто больше так не утешит и не приласкает. Она жалеет его, потому что ему доживать с этим непоправимым горем.

И снова пишет о своей любви к нему, и снова благодарит его: «Ты мне такое счастье дал, его не вычтешь и не сложишь…»

«Сто часов счастья»  так назвала свою последнюю книгу Вероника Тушнова. Она писала её, будучи безнадёжно больной.

Сто часов счастья…
Разве этого мало?
Я его, как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блёстке,
создавала его из тумана и дыма,
принимала в подарок
от каждой звезды и берёзки…
…Ворожила над ним, колдовала…
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье своё добывала…

Книга посвящена Александру Яшину. В ней она описала все радости и горести, которые ей принесла её последняя любовь, и попыталась ответить на вопрос: «Почему без миллионов можно? Почему без одного нельзя?»

Когда Вероника лежала в больнице с диагнозом «рак», Александр Яшин приходил к ней. Марк Соболь, долгие годы друживший с Вероникой, стал невольным свидетелем одного из таких посещений.

«Я, придя к ней в палату, постарался её развеселить. Она возмутилась: не надо! Ей давали злые антибиотики, стягивающие губы, ей было больно улыбаться. Выглядела она предельно худо. Неузнаваемо. А потом пришёл – он! Вероника скомандовала нам отвернуться к стене, пока она оденется. Вскоре тихо окликнула» «Мальчики…» Я обернулся – и обомлел. Перед нами стояла красавица! Не побоюсь этого слова, ибо сказано точно. Улыбающаяся, с пылающими щеками, никаких хворей вовеки не знавшая молодая красавица. И тут я с особой силой ощутил, что всё, написанное ею, – правда. Абсолютная и неопровержимая правда. Наверное, именно это называется поэзией…»

Жить ей оставалось совсем недолго. Из типографии привезли сигнальный экземпляр книги «Сто часов счастья». Работали, спешили, знали, что умирает, – успели. Она бережно держала в руках свою последнюю книгу.

…Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана.
Сто часов счастья!
Разве этого мало?

В последние дни перед смертью она, которая летала на край света для того чтобы только увидеть любимого, запретила пускать его к себе в палату. Она хотела, чтобы он запомнил её красивой, весёлой, живой. И попросила, прощаясь:

Я стою у открытой двери,
я прощаюсь, я ухожу.
Ни во что уже не поверю, –
всё равно
напиши,
прошу!

Чтоб не мучиться поздней жалостью,
от которой спасенья нет,
напиши мне письмо,
пожалуйста,
вперёд на тысячу лет.

Не на будущее,
так за прошлое,
за упокой души,
напиши обо мне хорошее.
Я уже умерла. Напиши!

Умерла Вероника Михайловна Тушнова 7 июля 1965 года.

Смерть Вероники потрясла Александра Яшина. Ему-то

Думалось, всё навечно,
Как воздух, вода, свет:
Веры её беспечной,
Силы её сердечной
Хватит на сотню лет.

…С горем не в силах справиться,
В голос реву,
Зову…

Но сколько бы он ни писал о ней, сколько бы ни называл «навсегда любимой»… «Нет, ничего не поправится», беспросветное одиночество.

«На веки веков  пусто!»

10 марта 2005 г.

 

Написать отзыв

Не забудьте указывать автора и название обсуждаемого материала!

 

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"

 
Rambler's Top100

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев