Гиренок Федор Иванович

 Автор

УСКОЛЬЗАЮЩЕЕ БЫТИЕ

XPOHOC

НОВОСТИ ДОМЕНА

ГОСТЕВАЯ КНИГА

СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ

БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ

ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ

ИСТОРИЧЕСКИЕ ОРГАНИЗАЦИИ

КАРТА САЙТА

 5. Непубличная душа

"Каждый человек, говорил когда-то Экхарт, должен исполнить свое дело, выполнить свое назначение". Но "амфора разбита". Человек уже не может использовать себя по назначению. Но если нет назначения, то нет и значения. Следовательно, какие-то привычные значения и смысловые связки нужно сдвинуть в сторону и посмотреть, что выступает за видимой упорядоченностью мира, за кажущимся порядком в душе человека. Если мы хотим понять природу человека, то нам нужно будет увидеть в нем что-то такое, что вне его назначения, вне связи с гуманистически подкрашенными идеалами.

Важным становится знать не только то, что человек говорит, но и то, что в нем этим говорением себя выска- зывает. Для этого требуется два правила: 1. Не вводить никаких предположений. 2. Принимать это "что- то" в его собственных границах.

Прорываясь к подлинности человеческой природы, к непосредственному ее созерцанию, современная философия, пробуждаясь, видит "Ничто", "Пустоту", "Молчание".

В момент встречи с ничто мы такие, какие мы есть. То есть не определены значениями ритуально выполняемых действий, сцеплениями коммуникативных смыслов. Быть в этот момент значит "быть в возвышенном состоянии" (Кастанеда), когда не на что опереться и нет ничего такого, чтобы мы могли положить в основание своих действий. Ничто как способ редукции (блокирования) "что" существования дает возможность высказаться спонтанным актам жизни, ее бессловесной речи.

В момент, когда мы "подвешены над пропастью" собственной пустоты, обессмысливаются кантовские вопросы: во что нам верить? на что мы можем надеяться? и что мы можем знать? Эти вопросы имеют смысл, если колесо истории крутится, и мы на этом колесе. Когда мы верим, что у жизни есть логика, нам есть во что верить, есть на что надеяться и есть что знать. Но если мы соскочили с этого колеса, то мы видим лишь следы ус- кользающей истории. То есть в современном мире создаются и воспроизводятся в массовом порядке такие ситуации, попадая в которые мы успеваем лишь заметить хвост ускользающего "что". Уже поздно. Мы опоздали и этим запаздыванием привели скрытые силы истории в движение. И что-то в этом мире разрешилось без нашего участия. Понимание того, что в мире нет места, которое было бы предназначено только для нас, что он уже заполнен чьими-то действиями и мышлением, приводит к тому, что называется "быть во взвешенном состоянии", т.е. к негативной вовлеченности в ход вещей.

Юнг рассказывает о бушмене, который в момент ярости и досады, вызванной неудачной рыбалкой, задушил своего любимого единственного сына и после этого был охвачен величайшим горем, когда держал маленькое тельце в руках. Такой момент человек запоминает навечно: людям нужны какие-то вещи, которые бы заставляли их выходить из себя для того, чтобы чем-то овладеть в себе и затем уже воспроизводить и передавать приобретенный опыт как опыт культуры.

Криком отчаяния рождается природа человека. И пока в нас кричит "бушмен", мы люди до окончания мира. Ибо конец мира - это разрушение первоактов, забвения того, что живет в нас, когда мы бодрствуем и слышим вопль отчаяния или ликующий голос радости. Прекращающимся криком бессловесного бытия бытийствует человек. А это уже другой опыт, который легче выразить словами "не могу иначе". Почему? Потому что уже есть вяжущая сила. Или, что то же самое, в форме культуры срабатывает человеческая природа. Но для того, чтобы она сработала, необходимо выпасть за последовательность причин и действий. "Выпадаем" и появляется честь, выйдем и рождается совесть, а вместе с ней рождаемся и мы в этом мире, располагаясь на линиях связности человеческой природы вне зависимости от представлений об этой природе. В момент, когда в нас говорит нечто независимое от нас, мы проделываем опыт, известный мистикам. Например, Серафиму Саровскому. Дело, конечно, не в том, чтобы кто-то из нас "томил томящее мя" и на коленях стоял на камне три года. Если кому-то "повезло" и к нему пришла совесть, то ведь уже "стоит". И нет для него правил последовательного сцепления связей. Внутри такого опыта рождается человеческая природа и что-то уж нельзя сделать, если она есть. А если ее нет, то последовательность куль- турных и социальных связей прикрывает нашу пустоту. И тогда прав Ортега-и- Гассет. Нет сущности внутри человека, но нет ее и в социуме. Есть лишь последовательность действий, выполняемых человеком вне зависимости от природы или, что то же самое, от его немой совести. В раскачивании колеса истории встреча с ничто по- лучает отсрочку. Если, конечно, под ничто понимать не абстракцию от "что- то", а то, что "ничтожит".

Нет ничего страшнее человека, если он полностью определен, если в нем не осталось места спонтанным актам жизни и мысли. Неопределенность - фундаментальное свойство человеческой природы.

На этом уровне бытия и сознания возникает идентификация человека с миром.

Конечно, мир - загадка, которую не объяснить. Объяснимый мир - это образ мира, его картина, т.е. то, что мы в нем увидели, когда совместилась мысль о причине мысли и мысль о причине вещей. Но этим совмещением показывает себя ителлигибельный мир, а не ре- альный. Реальный мир полон страданий, т.е. вещей непроницаемых для ума.

Интеллигибельный мир заполнен причинами и поэтому в нем покоится прозрачность. Для того, чтобы ее достигнуть, нужно отказаться мыслить, ибо разум есть первое и, может быть, главное страдание, которое приходится испытывать человеку с тех пор, как он стал человеком. В ХХ веке, судя по всему, люди решили жить в интеллигибельном мире, т.е. без страданий, а значит, и без ума. Мысль стала знанием, а значение превратилось в выгодный товар. Иными словами, преходящее мы даем себе в качестве закона, внутри которого нет причин для того, чтобы кто-то был человеком. Причины нет, а люди бывают, и добываемое ими каждый подгоняет по своему социальному росту. Но не для того, чтобы объяс- нить мир, а для того, чтобы сохранить в нем свою идентичность, свое "Я". Ведь "Я" тождественно представлениям о том, кто я. И нужно продлить эту тождественность, изобретая какие-то слова и вещи. Но тем самым мы попадаем в мир воли и представлений. Становимся его невольниками. Почему? Потому, что в этом мире "сновидения" обычного человека ничего не значат. В нем высоко ценятся "сновидения" вождей и шаманов. Они видят "большие сны", а мы их толкуем, каждый на свой лад. В качестве подданных представления об обществе, которым существует само общество, мы сохраняем верность эмпирически подтвержденным иллюзиям. Но что же делать с практически оправданными иллюзиями, благодаря которым сохраняет свою идентичность "Я" и какое-то общество? Лучше всего, конечно, отождествлять опыт и осознание опыта, т.е. извлечение сознания из того, что с нами случается в этом мире. На этом пути формируется научный опыт, та сила, которая сегодня поддерживает нас в нашем бытии.

Но продолжением этой силы мы не придем к человеческому бытию, рождающему в нас связность целого. Сколько бы мы не пытались ухватить целое, мы будем на основе научного опыта располагать его в правильной последовательности частей. Для того, чтобы прийти к связности целого, нужно выйти за пределы последова- тельности. Выйти и посмотреть на эту последовательность "во взвешенном состоянии", возможности реализации которого задаются тем, что Юнг называл первоактом.

Оглавление

Перепечатывается с сайта

http://www.philosophy.ru 

БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА

© Гиренок Федор Иванович, 2002 г.

редактор Вячеслав Румянцев 15.02.2003