Горе замышляющим беззаконие
и на ложах своих придумывающим злодеяния,
которые совершают утром на рассвете,
потому что есть в руке их сила!..
Ненавидите доброе, любите злое;
сдираете с них кожу их и плоть с костей их.
(Михей, 2:1, 3:2)
И во мне поднималась радость,
Радость от века,
Радость, что я убил человека.
(Б. Савинков)
Внутривидовой агрессор - биологический палеоантроп, первоубийца явился
как бы "злым гением" человечества (в гегелевском оформлении этого понятия,
т.е. как мать является "гением" своего ребенка; здесь, конечно же, подразумевается
внеэтический аспект). Совершив патологический переход к хищному поведению
по отношению к своему же виду, палеоантропагрессор принес в мир гоминид
страх перед "ближним своим". Закрепляясь генетически, этот страх стал врожденным.
Это "страшное наследие" проявляется у людей уже в раннем детстве в форме
"боязни посторонних", когда пяти-семимесячный ребенок начинает отличать
"своих" от "чужих" и испытывает страх при приближении незнакомого человека,
хотя и не имеет отрицательного опыта общения с ним. Реакция "боязни посторонних"
наблюдается у всех народов мира.
Эта боязнь - всего лишь отголосок того древнего Прастраха, ставшего
некогда бичом популяции гоминид, разбившего ее на виды, а в дальнейшем
разобщившего и рассеявшего человечество по всей Земле. И хотя биологические
палеоантропы - внутривидовые агрессорыпервоубийцы - в ходе лавинообразного
становления "человека разумного" были уничтожены, но потомки их остались
в составе рода человеческого, равно как осталась и их агрессивность по
отношению к людям.
Практически все сообщества высших животных строят свои взаимоотношения
иерархически, образуя привилегированные ступени из альфа-, бета-, гамма
(и т.д.)-особей. И всегда существует определенный уровень внутривидовой
агрессивности. Понятно также, что это "неравноправие" должно обостряться
в неблагоприятных, экстремальных условиях. Но лишь у позднейших гоминид
(троглодитов), предтеч людей, это "иерархическое строительство" дошло до
устойчивой смертоносной агрессивности, что и привело к осознанию (уже -
человеком!) реальной смертельной опасности, исходящей от внешне такого
же, как и он, сам существа. "Такой - да не такой" - это и была та самая
первая дипластия, тот страшный абсурд, который привел к первейшему проблеску
гоминизации животного, что и стало детонатором взрывоподобного становления
рассудка.
Именно таким образом и происходит страшное открытие человека (также
и в смысле открытия нового - уже собственно человеческого - пути): "Я могу
быть убит таким же существом, как и Я !!" И в этом озарении-прозрении заключалось
буквально все: и самоосознание, "овладение собой, как предметом" [2],
и вероятностное прогнозирование будущих событий, т.е. все то, на чем зиждется
человеческий рассудок.
Одновременно при этом само-осознании (иначе говоря - при рождении рассудка)
происходит и неизбежное запечатление, или т.наз. "импринтинг", хищного
поведения, в результате которого убийства себе подобных предстают перед
рассудочным человеком на долгие века как естественные. В этом плане страшный
"импринтинг человекоубийства", ставший величайшим трагическим заблуждением
человечества, видится как высочайшая цена, уплаченная людьми за приобретение
ими рассудка.
Становление рассудка у Homo pre-sapiens происходило необычайно стремительно,
по своей организации оно было подобно гонке с выбыванием, причем "выбывшие"
из нее выбывали полностью и буквально: не справлявшиеся с возрастанием
суггестивного воздействия, не имевшие достаточных средств самозащиты, моментально
оказывались в кандидатах на поедание. (Хотя, возможно, некоторым популяциям
и удалось избежать подобной участи, вовремя отселившись от владеющих более
сильным аппаратом суггестивного воздействия "гонщиков", "сойти с трассы",
за что они расплатились относительной слабостью мыслительного аппарата
контрсуггестии, т.е. гипертрофированной наивностью. Именно такими ранними
беглецами, "ушедшими в отрыв в сторону", видятся самые древние отселенцы:
аборигены Австралии, японские айны, индейцы Южной Америки.) В этом механизме
самовосхождения был и мощнейший внутренний движитель. Это те самые хищные
гоминиды, потомки первоубийц, они-то и не давали никакой возможности остановиться
на какой-либо стадии этого стремительного процесса: внутривидовая смертоносная
агрессия не прекращалась, и постоянно требовались все новые и новые ухищрения
для выработки защитных мер (вот уж, действительно, "нет худа без добра"!).
Людям стало невыносимо трудно сосуществовать с себе подобными: людоедство
стало неотъемлемым атрибутом, вначале - экологии популяции, а затем оно
"успешно" перекочевало и в быт возникающих сообществ. Именно этим и объясняется
дисперсия, рассеяние человечества. Ничем иным не объясним факт заселения
людьми всех хоть как-то пригодных к обитанию территорий Земного шара. За
несколько тысячелетий, со времени последнего ледникового периода, обуреваемое
страхом и ненавистью к себе подобным, разбегающееся само от себя, первобытное
человечество распространилось практически по всей планете. Незанятыми остались
лишь полярные зоны да некоторые из отдаленных островов.
По данным современного расоведения можно судить и о существовавших некогда
потоках и направлениях самых первых "великих переселений" народов. А именно:
американские монголоиды (индейцы) по своему антропологическому типу древнее
современных азиатских, они откочевали из Азии в Америку до сколько-нибудь
плотного заселения Азии. Из американских - южноамериканские древнее североамериканских.
Австралийские же аборигены представляют собой особенно древний тип людей,
переселившихся сюда в самую раннюю пору этого взаиморазбегания становящегося
человечества. Таким образом, в самые далекие края пригодного к обитанию
мира Homo sapiens переселился еще в эпоху дивергенции с палеоантропами.
Первый вал переселения с прародины человечества (т.е., бесспорно, из Африки)
и последующие не были строго разделены во времени: вышедшие последними
белые люди достигли атлантического побережья Европы на три десятка тысячелетий
раньше, чем первые переселенцы оказались в Патагонии и на Огненной Земле
в Южной Америке.
Поверхность Земного шара покрылась антропосферой - системой замкнутых
этносов, взаимообособленных человеческих сообществ, каждый из которых пользовался
своим собственным языком, как средством самозащиты с помощью непонимания
и безошибочного выделения чужаков, всегда потенциально опасных.
Отголоски этой древней защиты людских этносов при помощи языкового обособления
прослеживаются в наличии современных жаргонов (арго) у многих социальных
групп и слоев, а также - в тайных эзотерических организациях с конспиративными
формами общения.
И наоборот, в географических областях с уплотненным населением и повышенным
агрессивным межобщинным настроем одновременно возникает, развивается и
поддерживается также и рознь лингвистическая, при которой чужая речь взаимно
считается "тарабарщиной". Свое наречие в каждой деревне Новой Гвинеи, сотни
языков на Кавказе, десятки диалектов в странах Западной Европы, взаимовысмеивающие
областные говоры России, Украины.
Дисперсия человечества завершилась неустойчивой стабильностью, состоянием
"недоброжелательной общительности" в отношениях между людьми, "квазимиролюбивости"
[3] и враждой между группами. Началась человеческая
"история": общеизвестное нагромождение фактов бессмысленных чудовищных
взаимоистреблений и жуткой череды непрекращающегося насилия людей друг
над другом. Началось - принявшее затем лавинообразный характер - изготовление
и усовершенствование орудий убийства со смежным подпроизводством "остроумных"
приспособлений для пыток и истязаний.
Природа оказалась беззащитной перед вооруженным человеком. В свою очередь
человек выявил себя совершенно неспособным к "разумному", осмотрительному
использованию так трагически "свалившегося на его голову" рассудка. Он
по-прежнему шел окольным, недомысленным путем проб и ошибок, в основном
- страшных и дорого обходящихся и ему и Природе. Самым же зловещим симптомом
недоумия человечества является полное игнорирование им горьких и страшных
уроков собственной истории, главный из которых, как известно, состоит в
том, что уроки эти никого и ничему не научили.
Адельфофагия, выполнив роль детонатора взрывоподобного становления рассудка,
а с ним - и агрессивности, "повышающе" трансформировалась в изобретательную
и хитроумную, свирепую и беспощадную охоту за чужаками и соседями. Это
стало своего рода "подсобным хозяйством": так, еще с сотни полторы лет
тому назад негритянские племена использовали в качестве боевого клича не
какое-нибудь там "цивилизованное" "Виват!" или "Банзай!" "высокоразвитых
культурных народов", а простой и наглядный призыв - приглашение к потенциальной
трапезе: "Мясо!".
Возникло также и ритуальное оформление каннибализма. Во многих местах
появляются "хобби" по типу "охоты за головами". Европейские первооткрыватели
застают за всеми этими "увлекательными" занятиями народы Африки, Америки,
Австралии, Океании, Новой Гвинеи, Индонезии. Да и те же, считающиеся вроде
бы как и цивилизованными, японцы во время Второй мировой войны поедали
сырую печень, вырезаемую ими у пленных американцев. Лишь с пару десятков
лет тому назад в Папуа Новая Гвинея был принят, наконец-то, закон, запрещающий
"древний народный обычай" поедания мозга у умерших соплеменников. В тропической
Африке "новейшие" адельфо-гурманы разрывают свежие могилы и "лакомятся"
трупами; в тамошних "краеведческих музеях" можно увидеть страшные крючья,
с помощью которых члены тайных обществ "людей-львов" и "людей-тигров" разрывают
пойманную жертву на части и пожирают ее [4].
Трансформировались и межвидовые отношения. Большинство этносов имело
в своекм составе представителей хищных видов, и агрессивность палеоантропов
и суггесторов переместиилась на соседнеие этнические группы. Ежедневная
же их потребность в насилии (их "дежурное зло") сублимировалось в удовлетворение
атрибутами жестокой власти, так что доставалось и "своим". Причем эта жестокость
нередко доходила до степени, опасной для всего сообщества. Достаточно будет
упомянуть вождя африканской общности киломбо, поднимавшегося со своего
трона одним-единственным способом: опираясь на ножи, всаживаемые в спины
двух своих "верноподданных" [5].
Появившиеся вожди и их приспешники - это всегда палеоантропы (суперанималы,
неотроглодиты) и суггесторы. Любая иная видовая принадлежность властителей,
как правило, делала подобную властную структуру неустойчивой и недолговременной.
По мере увеличения числа и численности сообществ росло и количество представителей
стоящей над обществом власти: деспоты, короли, сатрапы и т.д.
Основная масса суггесторов пошла по пути приспособленчества и обмана,
их "профессиональной ориентацией" стали торговля чужим трудом, казнокрадство,
мошенничество, политический карьеризм и т.д. Макиавеллизм - наиболее полное
воплощение их жизненной позиции.
Тем хищным гоминидам, которым не хватало места в официальных общественных
иерархиях, поневоле приходилось становиться антиобщественными элементами.
Это - мятежники, разбойники, гангстеры, революционеры, "воры в законе"
и т.п. смертоубийственная братия.
Диффузный вид составил аморфную массу, легко поддающуюся любой актуальной
агитации. Этот вид людей в разные времена и в различных частях Земли именовался
поразному, но всегда и везде - одинаково уничижительно. И чернь, и быдло,
и толпа, и массы, и, наконец, народ (семантически и этимологически что-то
близкое к животноводческому термину "приплод"), с добавочным использованием
откровенно селекционной терминологии: простонародье, простолюдины.
К сожалению, этот вид людей обладает прискорбно гипертрофированной конформностью.
Из этого обстоятельства и вытекает определение этого вида, как "диффузного",
т.е. допускающего проникновение в себя чего угодно, да и сам он способен
проникнуть, "диффундировать" во что ни попадя. Брат может пойти на брата,
сын - поднять руку на отца, и наоборот, папаня - представитель "мудрого
народа" - в состоянии под горячую руку "порубать" своих чад и наследников.
Все это - в зависимости от тех установок и лозунгов, которыми на текущий
момент снабдили "народные массы" дежурные сильные мира сего - грызущиеся
между собой насмерть, за власть и деньги, хищные гоминиды.
Неоантропы преимущественно имеют дело с Природой, занимаются наукой,
техникой, духовными поисками и находятся всегда в состоянии интеллектуального
отстранения от окружающей их "мировой грызни". В прошлом именно такие люди
могли быть святыми, пророками: Это - и многие ученые, философы: Познание
Мира и себя стало для них путеводной звездой. Но в большинстве своем -
это честные, не тщеславные люди: "истинно великие люди проходят по жизни
незаметно". И нравственный прогресс осуществляется именно посредством неброской
деятельности таких людей, признающих Высший Смысл Мира (или же - относящихся
к жизни с тихой грустью), а отнюдь - не усилиями властолюбивой, мстительной,
злобно-веселящейся хищной сволочи.
Но и в самые гуманные духовные и интеллектуальные области человеческой
деятельности не преминули затесаться хищные гоминиды. Это именно от них
исходит вся религиозная нетерпимость, конфронтация вер и конфессий, ибо
в их руках - все властные иерархические структуры официальной церковности.
Их же ловких рук и хитрых голов порождение - обильная пена вездесущего
шарлатанства. Ими же организовано и изуверское сектантство с мрачной "зияющей
вершиной" сатанизма. Суггесторы же, подвизавшиеся на ниве науки, "осчастливили"
среду научных поисков с полнейшим пренебрежением к последствиям своей "научной
деятельности", как в технической области (надвигающаяся экологическая катастрофа),
так и в гуманитарной, где тоже имеются свои "вершинные достижения": всемирно
известные изуверские эксперименты над людьми в концлагерях времен Второй
мировой войны и - засекреченные - в нынешних "научно-медицинских" испытательных
центрах.
Таким образом, основное, кардинальное различие людей и разделение человечества
происходит не по расовым или национальным признакам, предстающим в видовом
ракурсе второстепенными. Существуют белые и черные палеантропы-сверхживотные
(суперанималы, неотроглодиты), желтые и цветные суггесторы, американские
и русские неоантропы, а также - диффузное большинство всех стран и народов.
Численное соотношение этих четырех видов во всех сообществах различно,
что и определяет степень (зачастую - лишь потенциальную) воинственности,
хитрости (коварства), миролюбия и разумности нации, народа, племени, государства...
Красивый тезис "все люди - братья" тоже нуждается в значительной корректировке.
Предание о Каине и Авеле можно - с известной натяжкой - считать позднейшим
метафорическим обобщением реальных событий перехода людей к убийству себе
подобных. И рассудок, таким образом, оказывается не чем иным, как порождением
братоубийства. Картина человеческой истории написана реальной братоубийственной
кровью и никак не просыхает от все новых и новых мазков многочисленных
художников - как "любителей", так и "профессионалов".
Но все же степень "родства" братьев человеческих необходимо признать
различной. И различия в "дальности" этого родства более значительны, чем
те, которые могли бы быть вызваны наличием или отсутствием какого-то гена,
типа недавно открытого американскими учеными некоего "гена агрессивности".
Речь идет об очень большого масштаба расхождениях, ибо даже немотивированная
агрессивность хромосомных (!) мутантов с кариотипом XYY -и та не идет ни
в какое сравнение с теми сущностными различиями (можно считать - и гено-,
и фенотипическими), которые имеются между хищными и нехищными человеческими
индивидами, позволяющими говорить об их этической несоизмеримости. Имеется
скорее всего некая устойчивая наследственная структура, как минимум супергенный
комплекс, обуславливающий данные видовые различия.
К сожалению, человечество легкомысленно поддалось обманчивости внешних,
"оберточных" расовых признаков, в результате чего зоологический примитивизм
расовых теорий, оголтелое неприятие физиологических и культурных своеобразий
этносов заслонили и надолго отвлекли внимание людей от сущностных, кардинальных
различий между людьми. И если расовую неприязнь можно как-то если и не
оправдать, то хотя бы объяснить личностным бескультурьем и общественной
неразвитостью, то между порядочным, честным человеком и садистом - убийцей
его детей необходимо уже провести четкую (видовую!) границу, будь они даже
и одной национальности. Люди могут больше не искать причин своей адской
жизни - воистину, черт у них за плечами! В прежние времена хищных особей
среди людей было в процентном отношении гораздо больше, нежели сегодня,
и насилие являлось привычным и будничным занятием для обществ. Чем дальше
в глубь веков и тысячелетий мысленно переноситься, тем более страшные повседневные
взаимоотношения людей предстают перед глазами. Убийства, каннибализм, человеческие
жертвоприношения, в том числе и детские, - рядовые заботы дня. Впрочем,
еще и совсем недавно мало кого ужасал сам факт существования войн в мире,
а пацифизм считался (и многими до сих пор считается) диковинным чудачеством
и несомненным признаком отсутствием мужества и патриотизма. Все ужасы исторического
времени при всей своей изощренной жестокости и крупномасштабности являются
все же второстепенными по отношению к фоновому прогрессу человечества.
Собственно, историческое время, как и пресловутый прогресс, в первую
очередь характеризуются непрекращающимся взаимоистреблением хищных видов
с обширнейшим включением в "их борьбу" в глобальном масштабе и нехищных
людей - в подавляющем большинстве своем конформных и/или подневольных.
Это взаимное уничтожение хищных гоминид (главным образом - суперанималов,
ибо суггесторы всячески приспосабливаются и в почти любых условиях ухитряются
найти для себя те или иные выгоды) постепенно снижало кровожадность человечества,
но все же происходило это слишком медленно, и люди никак не могли начать
достаточно скорый выход из своего, поистине, звериного состояния. И все
интеллектуальные достижения человечества с неизбежностью печальной закономерности
обращались и обращаются до сих пор ему же и на пагубу, что впервые было
отмечено Ж.Ж. Руссо.
Переломным моментом в этом "исходе" человечества стало появление заповеди
"не убий". Это был, в сущности, первый легальный лозунг нехищных людей.
Хотя он и не претворился в жизнь, да вряд ли это возможно в обозримом будущем,
тем не менее, "сдобрив" хищный принцип кровной мести "око за око", он создал
вполне социально одобряемый путь убийства во имя "добра", направленный
уже в значительной степени "по адресу", т.е. на хищных гоминид - этих непосредственных
инициаторов конфликтов, что и стало для них роковой точкой: начался бесповоротный
и безудержный процесс падения их численности (падеж поголовья).
Отмеченный момент в развитии человечества К. Ясперс определяет как "осевое
время, таинственно начавшееся" почти одновременно в течение немногих столетий
(от 800 до 200 гг. до н.э.) в Китае, Индии и на Западе, когда возникает
новое осознание человеком своего бытия и самого себя. "В осевое время происходит
открытие того, что позже стало называться разумом и личностью"[6].
Эта "тайна одновременного начала осевого времени" в нескольких точках Земли
видится Ясперсу поразительной и неразрешимой мировой загадкой вселенского
масштаба.
Более правомерной видится постановка этого вопроса в совершенно иной
плоскости: до какой же степени недоумно человечество, что так поздно и
почему-то всего лишь в трехчетырех местах Земного шара прорвалось, наконец-таки,
осознание людьми (да и то - единицами!) ужаса того мира, в котором они
оказались, а точнее, который сами себе создали! Другими словами, началось
медленное-медленное рассеивание кровавого тумана "импринтинга человекоубийства".
Непосредственные "заслуги" людей в этом процессе становления нового сознания
предстают еще менее значительными, если учесть решающую роль, возможно
сыгранную во всем этом Высшими Силами Мира, такими их "эмиссарами", как
Моисей, Будда, Христос, Магомет...
[ Прибавление. Но как бы там ни было, нельзя не согласиться с Ясперсом
в том, что с "осевого времени" произошел самый резкий поворот в истории,
и с тех пор человечество движется одним курсом, не сворачивая с него, и
по сей день. Попытаемся же отметить некоторые вехи этого "большого славного
пути", вполне отдавая себе отчет в том, что примененная при этом описании
методика "галопом по Европам" дает лишь схематичный, штрих-пунктирный набросок,
но претендующий все же на объективность, в такой же степени, как утрированность
иной карикатуры не только не мешает сходству с оригиналом, но и зачастую
выделяет в нем главные, кардинальные черты.
Взаимное истребление хищных гоминид в войне Алой и Белой Роз позволило
Англии в значительной степени избавиться от зверской социальной составляющей
своего общества и первой в истории претворить в жизнь пра-демократию. Хищный
же костяк основного населения, будучи посажен на корабли, сделал Британию
"владычицей морей". Попутным ветром в этом "плавании" явился дух пуританизма,
ниспосланный с нелегкой руки женевского суперанимала Ж.Кальвина на Европу
послереформационных религиозных войн. Еще одной стихийно-превентивной мерой,
способствовавшей этому процессу, явилось и отселение с "туманного острова"
преступников в Австралию и Америку. Конечно же, это вовсе не означает,
что в моря и за моря отправлялись и отсылались исключительно лишь хищные,
но тем не менее, в значительной мере - именно они. Поэтому власть имущие
хищные гоминиды остались в Англии в таком ярко выраженном меньшинстве,
что они смогли даже допускать в свою среду политических мятежников, т.е.
оппозиционных суперанималов и суггесторов, что было немыслимо в других
странах из-за иного видового соотношения.
Значительная часть суперанималов и суггесторов Испании и Португалии
также отправились в Америку в послеколумбово время, что до самых недавних
пор прослеживалось в бесчеловечности многочисленных латиноамериканских
диктаторских и олигархических режимов, усугубленных противостоящими им,
возникающими как грибы после дождя, равнопартнерскими "освободительными
фронтами", возглавляемыми диктаторами-сменщиками. (Сейчас же похоже, что
всех таких "приятелей" больше заинтересовал наркобизнес.) Сама же Испания,
наоборот, смогла стать в свое время оплотом анархистов и республиканцев
- в каком-то смысле (к сожалению, лишь в теоретическом) антиподов авторитариев.
Деятельность "пиренейского филиала" Святейшей Инквизиции явилась дополнительным
- хотя и малоразборчивым - фактором в деле устранения хищных гоминид на
всем полуострове. Но в то же время, столь значительное снижение агрессивной
потенции общества объясняет относительную легкость установления фашистских
режимов в обеих метрополиях. Примечательно и то, что оба режима - и Франке
и Салазара - были лишь внутренне репрессивны, но не внешне агрессивны.
В Скандинавии процессы взаимоистребления хищных гоминид приходятся на
900-е годы и они довольно-таки скрупулезно зафиксированы в сагах и Эддах.
Достаточно вспомнить викингов-берсерков ("медвежьи шкуры"), в бою впадавших
в бешенство, подобное ликантропии или малайскому амоку. Они кусали щит,
выли, были нечувствительны к боли. А один из таких великих героев "стран
полнощных" не мог уснуть, если ему вдруг не удавалось приспособить себе
в качестве подушки голову очередного - убитого им в течение дня - врага.
Столь раннее и достаточно эффективное самоизбавление от подобных "героев"
позволило скандинавским странам занять прочные миролюбивые позиции. Так,
Швеция, довоевавшая, впрочем, до Полтавской битвы и еще чуть-чуть по инерции,
все-таки благополучно плюнула на все эти безумные дела и провозгласила
свой нейтралитет де-факто, причем даже раньше (на год) Швейцарии, первой
в мире оформившей "вечный нейтралитет" де-юре, избавившейся от своего хищного
балласта наиболее эффективно: "сбагрив" его путем поставки наемников всей
остальной Европе в течение XIV и XV веков.
Подобные же процессы - где раньше, где позже - происходили во многих
странах мира, но далеко не во всех; по большей части, они затронули западноевропейские
страны, что самым непосредственным образом сказывается на их нынешней социальности.
Так, во Франции эти процессы несколько "запоздали", и хотя интенсивность
"гильотинной прополки" Девяносто Третьего года долгое время вызывала содрогание
у слабонервных потомков (точнее, до тех пор, пока не подоспели новые и
гораздо большие ужасы), тем не менее ее оказалось уже недостаточно для
ускоренного выхода страны к т.наз. демократии, и для достижения приемлемого
видового баланса в обществе потребовалось еще несколько военнореволюционных
эксцессов - примерно по одному на поколение: 1812, 1831, 1848, 1871 гг.,
не считая "алжирской оттяжки", завершившейся уже в середине XX века ОАС-овским
террором.
В Италии борьба гвельфов и гибеллинов велась без "должного" размаха,
как-то даже театрально. К тому же, этой борьбой не был охвачен "дикий Юг"
- Королевство обеих Сицилии, за что страна ныне расплачивается сицилийской
саркомой Коза Ностры, давшей метастазы по всему миру. (Во Франции также
имеется подобный "корсиканский очаг", в свое время выделивший из себя Наполеона.)
Красные же Бригады "цивилизованного Севера" - это остатки не погасшего
и все еще чадящего костра Рисорджименто с его такими выдающимися и знаменитыми
"поленьями", как Д. Гарибальди и - "догоревший" в повешенном кверху ногами
состоянии - Б. Муссолини.
Самой "тяжелой на подъем" в Западной Европе оказалась Германия, которая
так и не смогла "внутренне растратить" себя, и пошла "внешним", дальним
путем: через триумф Тевтобургского леса, добитие Рима и тысячелетний бесплодный
"Drang nach Osten". К "пиршественному столу" раздела мира она пришла так
поздно и со столь горящими от неутоленного агрессивного голода глазами,
что О. Бисмарку не составило особого труда буквально за одно поколение
перековать немцев из нации сентиментальных "очкастых ученых" (успевших,
правда, создать химическое оружие) в нацию - мирового убийцу с двумя страшными
судимостями: Версальской и Нюрнбергской. Легкость отмеченного перехода
к агрессивности и его массовость объясняется повышенной диффузной составляющей
немецкого народа, сравнимой лишь с предельно выраженной русской диффузностью.
Столь знаменитые тевтонские качества: методичность, дисциплинированность,
аккуратность, тяга к порядку - есть следствие легкой подверженности воспитанию
и некритическому, беспрекословному восприятию традиций, т.е. не что иное,
как проявление конформности, послушания, недалекости.
В этом плане немцы и русские "вычисляются" как народы, "равные по модулю,
но разные по знаку", или - в образах М.Е. Салтыкова-Щедрина - ухоженный
"мальчик в штанах" и "мальчик без штанов в луже". Именно отсюда происходит
их "притягательность и аннигиляционность" во взаимоотношениях. (Существующая
значительно большая взаимная симпатия американцев и русских "литературно"
сопоставима с дружбой Тома Сойера и Гекльберри Финна, а диффузность "средних
американцев" оформилась в виде придебильной наивности и толстокожей хамской
фамильярности.) Развязанные немцами две войны "против всех", при соотношении
сил и возможностей по самым радужным оценкам 1:3 и 1:5, соответственно,
- это по своей сути неотличимо от бесшабашного русского "авось". А начинать
два раза такое заведомо проигрышное дело - это тоже чисто русская особенность,
отображенная в пословице: "не за то отец сына ругал, что тот в карты играл,
а за то, что отыгрывался". Наиболее же иллюстративна и доказательна в этом
"международном равенстве" тождественность советского и фашистского "социализмов"
с мировым концлагерным замахом.
Население России (говоря о русском суперэтносе, состоящем - по классической
терминологии - из великороссов, малороссов и белорусов) представляет собой
обширнейшую диффузную группу с необычайно многочисленными неоантропическими
"вкраплениями". "Отечественных", т.е. собственно восточно-славянских палеоантропов
и суггесторов здесь всегда было очень и очень мало. Это следствие не столько
татарского погрома, сколько в первую очередь - далекое эхо затерявшегося
в глубинах веков начала первого тысячелетия н.э. некоего "балканского эксцесса",
по мнению историка В.О. Ключевского, заключавшегося в конфликте с "волохами"
(римлянами), и закончившегося исходом в Причерноморье предков восточных
славян. Заметная сниженность агрессивного начала Руси чувствуется уже в
ранних межплеменных княжеских усобицах, в них отчетливо прослеживается
"инерционная усталость"; и призвание варягов, как и принятие "выдыхающегося",
миролюбивого византийского православия - это звенья все той же "балкано-волохской
цепи". Но еще больше "отлили масла из огня" события "послетатарские": вторичный
исход на северо-восток и ассимиляция еще более невоинственных племен "чуди"
(чудных, не сопротивлявшихся) - оформление великоросского этноса. (Славян
в целом отличает именно миролюбие, выделяются на общем фоне своей определенной
охищненностью лишь поляки, хорваты, да западные украинцы.) Численное доминирование
диффузной составляющей населения России тривиальным образом объясняет все
беды и несчастья этой страны-страдалицы. Острый дефицит "аборигенных",
национальных хищников заместился болезненным для нашего народа внедрением
суперанималов и суггесторов пришлых, приблудных: "гостей" варяжских, тюркских,
германских, еврейских, кавказских и пр. Единственное, что было у всех у
них общим, так это - наплевательское отношение к судьбе столь необычайно
удобного "субстрата": русского народа. (Наглядным подтверждением сказанному
является вопиющий факт: т.наз. "аристократия" России презирала русский
язык, брезговала! Так что своей подлинной национальной аристократии, т.е.
хищной и до какой-то степени стоящей именно на националистических позициях,
Россия никогда не имела.) И поэтому, несмотря на неслыханные социальные
потрясения - многочисленные войны, внутренние взаимоистребления и т.п.
- подневольный образ жизни русского населения не претерпел значительных
изменений. Вместо продвижения по пути осознания свободы здесь происходили
события, структурально подобные явлению "расклева" цыплят в инкубаторе,
в диапазоне от бессмысленных и жестоких буртов (самый крупный и самый бессмысленный
из которых - Гражданская война) и до всенародного обычая сгонять злость,
вызванную административной несправедливостью, на таких же точно бесправных
окружающих бедолагах и горемыках.
Преимущественная (т.е. подавляющая) диффузная однородность населения
России создала то, что в социо-кибернетической формулировке можно определить,
как "самонастраивающаяся на деспотию система". Но в то же время нельзя
говорить, что в России якобы нет собственных хищников вовсе, как таковых.
(Подобное полное отсутствие хищного компонента характерно для многих т.наз.
"реликтовых" народов: северных народностей, айнов, большинства племен южноамериканских
индейцев...) Тот же суггестор Г. Распутин даст сто очков вперед любому
Казанове. А знаменитый мерзавец Ванька-Каин - это же не меньшая "гордость"
России! И как можно забыть "скромного" извозчика Петрова-Комарова, в годы
НЭПа исправно зарубившего топором более трех десятков своих седоков?! В
сравнении с ним и сам Диллинджер меркнет! Но все же их было всегда мало
и не хватало для того, чтобы как бы "взяться за руки" и создать некую "арматуру
насилия" в обществе, характерную, например, для "жесткого" Запада. Здесь
же хищные гоминиды не могут даже "сцепиться" друг с другом хотя бы в надежные
шайки. Именно поэтому большинство банд в стране обычно "южного направления",
а основная ветвь преступности ползет по относительно безопасным тропам
коррумпированных структур власти. Российский чиновник испокон веков - "прирожденный
мздоимец". Советская власть, собственно, лишь расплодила эту паразитарную
поросль до своих максимально возможных пределов: начал погибать субстрат,
на котором все это держится - сам народ, в том числе и в первую очередь
- великорусский народ. Нынешние власти так же "свято" блюдут эти традиции.
Особенно ярко и очевидно проявились все эти аспекты именно сейчас, когда
сорваны покровы с механизмов геноцида российского народа и грабежа страны:
народ вымирает, а все богатства России уплывают на Запад. Наживается лишь
кучка паразитов-компрадоров, руководимая (= водимая за руку) интернациональными
хищными гоминидами. Да и эти все наши аборигенные мафиозные образования,
типа "люберецких", "суковских" и прочих удельных группировок, организовались,
как хорошо известно, преимущественно на почве рэкета. А как бы там ни было,
но чисто логически, рэкет, шантаж - это нe что иное, как нищенство, предельно
наглая и целенаправленная его разновидность. Так что мало вероятно, что
"наши" занимают в мире организованной преступности какие-либо позиции кроме
второстепенных или вспомогательных. А широко рекламируемая т.наз. "русская
мафия", орудующая на Западе, "почему-то" сплошь представлена лицами с нерусскими
фамилиями. Лишь для роли, по-видимому, козла отпущения нашли одиозно русско-фамильного
- Иванькова (Япончика).
В том обстоятельстве, что Восток не подвергся подобным эффективным "самовыбраковкам",
коренится его принципиальное расхождение с Западом. И здесь же, кстати,
можно видеть то, что позиция России не является промежуточной между Западом
и Востоком, но действительно - особой.
Традиционный Восток характеризуется в первую очередь повышенной долей
суггесторов. Герой восточных сказок чаще всего обманщик, т.е. суггестор:
Алдар-Косе, Ходжа Насреддин, Багдадский вор, в отличие, скажем, от откровенно,
"сказочно" диффузного русского Ивана-дурака. (Немецкий Ганс-дурень оказался
приставленным к надежному делу и ушел из сказок, отправившись в социальную
психологию, дав там своей роботообразной трудовой дисциплинированностью
необычайно эффектную иллюстрацию к главе "Профессиональный кретинизм".)
Отсюда проистекает повышенная жестокость (= биологичность) восточных сообществ,
удивительное для европейцев обесценение человеческой жизни. (Дополнительным
фактором охищнения восточного менталитета является "наркокультура" - многовековая
традиция употребления наркотиков, подавляющих тормозные нравственные механизмы
практически полностью.) И действительно: суггесторному - артистичному и
коварному - Востоку трудно "встретиться" с эгоистичным, логичным Западом.
В этом плане Востоку ближе и "понятнее" Россия с ее парадоксальностью и
непредсказуемостью. Но все же пророчество Р. Киплинга, перенесшего "встречу"
Востока и Запада в "никогда", скорее всего носит характер более поэтический,
нежели социологический. И подтверждением этому может послужить Япония.
Уже стало традиционным и общепринятым утверждение о том, что милитаристская,
агрессивная страна "восходящего Солнца" была успешно в свое время переведена
на рельсы демократии при помощи мудрой экономической и политической методики
США. Не отрицая важной роли американского "патроната" в японском вопросе,
следует все же учесть и тот немаловажный вклад, который внесли в дело "умиротворения"
послевоенной Японии многочисленные - долетевшие до цели - камикадзе, а
также наиболее фанатичные самураи, отдавшие решительное предпочтение харакири
перед перспективой жить в пусть и процветающей, но "опозоренной" стране.
До некоторой степени показателен в этом же плане и пример Индонезии,
добившейся длительного "притихшего" состояния этаким местным, довольно-таки
"экзотическим" вариантом Варфоломеевской ночи: откровенно варварским избиением
- убийством (по большей части - бамбуковыми палками) не менее полумиллиона
коммунистов по всей стране во время смещения одуревшего от власти самовлюбленного
суггестора А. Сукарно.
Остальной же Восток остается традиционно консервативным. Но все же различия,
и весьма существенные, имеются. Индия удерживается в прочных клетках четырех
с лишним тысяч каст, и волнения коснулись лишь северных (мусульмане, требующие
создания пропакистанского Халистана на месте нынешних штатов Ассам, Пенджаб,
Джамму и Кашмир) и южных (проланкийские тамилы) окраин.
Практически однородный Китай не менее прочно удерживает свой метамиллиард
(за исключением "крошечного" тайваньского 20миллионного осколка) несокрушимой
и легендарной мандарино-командной системой. .
Положение же в остальных, в основном мусульманских, регионах Азии и
Северной Африки совершенно иное. Институт гарема, даже и лимитированный
некогда Мухаммедом в отношении допустимого количества жен, настолько увеличил
процент хищных гоминид (главным образом - суггесторов), что здесь стали
возможными необычайно затяжные вооруженные конфликты. К настоящему времени
достаточно надежно "отстрелялась" лишь Турция, на что ей потребовалось
около половины тысячелетия: на весь период от усиления экспансивной агрессивности
до достижения величия Блистательной Порты и постепенного ее спада до фазы
"умирающего Османа", за чье наследство ожесточенно билась вся Европа.
Это не считая "выхода из игры" Персии, которая "затихла" (и надолго:
до пришествия аятоллы Хомейни) еще до новой эры, заодно со своим двухвековым
"спарринг-партнером", классическим представителем "детства человечества"
- Грецией, которая настолько сама себя измордовала в своих, и впрямь по-детски
жестоких и неразумных, межполисных войнах, что уже не смогла подняться
на ноги самостоятельно. Лишь 500-летняя османская инъекция, помимо сплошного
"обрюнетивания", добавила новейшим грекам и солидную дозу хищности, оказавшуюся
достаточной для ведения освободительной борьбы (против "доноров"), для
участия в двух Балканских войнах, в двух мировых, для установления собственной
фашистской диктатуры и активного сопротивления фашистам же (Италии и Германии).
Наконец, это внушительное героическое пламя истощилось и - перед тем как
ему погаснуть - завершилось яркой вспышкой правления хунты "черных полковников"
и агрессией против Кипра.
Остальной же Ближний Восток пока еще полыхает: многолетняя бессмысленная
война Ирана с Ираком, нелепые междоусобицы палестинских формирований, разоренный
Ливан, недавно вновь "ненадолго подключался" Ирак. И все эти противоборства,
по-видимому, - всерьез и надолго. Они соответствуют затяжным западно-европейским
взаимоистреблениям Семилетней, Тридцатилетней и Столетней войн. С тем,
правда, отличием, что здесь существуют дополнительные "паровыпускающие"
факторы. Во-первых, - международный терроризм, в значительной своей части
имеющий именно "арабо-мусульманское исполнение". Здесь имеются и богатые
исторические традиции, достаточно вспомнить государства корсаров, Алжир
и Тунис, пережившие в XVII столетии золотой век - "освященного" и санкционированного
властью деев и беев пиратства, наводившего ужас на судоходных морских путях
от восточного Средиземноморья до Исландии. В наше время эту традиционную
эстафету наводить ужас на международных транспортных линиях приняла было
соседняя Ливия под властью чудаковатого суггестора М. Каддафи. Вторая же
сублимация хищности - это "торговая жилка" арабов, родственная у них с
еврейской. Кроме всего, обладание огромными нефтяными запасами превратило
представителей высших слоев многих арабских сообществ в откровенно паразитарных
сибаритов, больше обеспокоенных расширением своих гаремов, чем границ собственных
государств.
Конечно же, в "арабских делах" необходимо учитывать и израильский фактор,
явившийся необычайно эффективным катализатором всех тамошних трагических
событий. А евреи вновь оказались в парадоксальной, "обоюдоправой" ситуации
- ни логически, ни в понятиях международного права, не разрешимой.
На положении дел южнее Магриба и Египта - в Черной Африке - сказалось
в значительной мере то обстоятельство, что некогда, в печально известные
времена работорговли, американские бизнесмены, занимавшиеся этим хлопотным,
но зато высокоприбыльным делом, невольно проводили селекцию. Они вывозили
по большей части именно диффузный вид, т.е. предпочитали скупать невольников,
отличающихся послушностью и физической выносливостью, а потому - по расчетам
"стихийных евгенистов" - наиболее пригодных для принудительных плантационных
работ в стране Свободы.
Диффузность американских негров прослеживается в значительной сглаженности
расовых отношений в сильно национально смешанных странах, типа Бразилии.
Кроме того, она "подсматривается" и в более "уютной", домашней форме: в
ярко выраженном матриархате негритянских семейных отношений в США. В то
же время столь значительное уменьшение диффузного населения (с учетом массовой
гибели невольников в корабельных трюмах на их пути к рабству) в основном
на западном побережье Африки усилило и ожесточило позднейшие внутригосударственные
и межплеменные распри в сообществах Черного Континента при освобождении
его от колониального сдерживания социальных процессов. Мали, Гана, Конго,
Нигерия, Ангола, Либерия... Бывший Невольничий Берег...
США в этом плане правильнее будет именовать Соединенными Штатами Мира
- этаким уже общечеловеческим, всемирным "предохранительным клапаном" агрессивности:
с учетом невероятного размаха в них преступности, а также предоставления
"равных возможностей" сублимированным, просоциальным ее формам. Это есть
следствие того, что Штаты были образованы откровенно преступным путем и
в значительной степени - преступниками. Население "СШМ", состоящее практически
из всех национальностей Земли, в таком ракурсе видится рисковым обслуживающим
персоналом этого "космополитического злоотвода".]
Таким образом, древняя, "осевая" псевдодоктрина борьбы Добра и Зла извечного
противостояния Света и Тьмы стала первым шагом к разумному объяснению смертоубийственного
людского общежития. И эта система четкого, "черно-белого" разделения ответственности
за творимое людьми зло на Земле и ловкое перекладывание вины за это на
недосягаемые плечи Высших Сил стала действенным корректором направленности
агрессивности хищных гоминид на них самих же. Одновременно, она явилась
и потворствующим насилию фактором, во многом снимающим с человека ответственность
за его деяния, и лишь малоэффективно стращающим его потенциальным потусторонним
судом и возмездием - в виде геенны огненной или же местной, земной расправой
с помощью "челночно-рыскающего" механизма кармы, напоминающего зачетную
систему трудодней в сталинских колхозах. В итоге эта борьба дошла до всемирного
противостояния и глобального масштаба конфликтов, а имманентно присущая
определенной части человеческого семейства предельная агрессивность - эта
страшная родовая отметина Homo sapiens - оказалась прикрытой величественной
завесой, за которой процессы взаимоистребления людей вместо затухающего
характера приобрели резонансный размах с непредсказуемой и посейчас амплитудой.
Самоистребление хищных гоминид наиболее "выгодно" для цивилизации в
формах дворцовых переворотов, "битв коридоровых", династических отравлений
и удушений, светских дуэлей, клановых гангстерских ночных перестрелок на
пустырях и т.д. и т.п. Но крайне болезненно для обществ привлечение к этому
их "коронному" занятию народных масс, что как правило ведет к войнам и
революциям со всеми вытекающими из них страшными последствиями. (Достаточно
вспомнить недавние события в Руанде, миллионы погибших, покрывших слоем
трупов поверхность озера Виктория, в спровоцированной местными князьками
межплеменной бойне.) Христианская идея о непротивлении злу насилием по
сути дела является как бы попыткой выявить конкретные источники "зла".
То есть если бы нехищные люди не поддавались влиянию агрессивных лозунгов
и саботировали приказы хищных гоминид, то зло повисло бы в воздухе буквально
- акустическим образом: вместо войн и революций раздавались бы лишь непотребные
призывы злобно-мерзких существ. "Отойти от зла - сделать благо".
Насилие же лишь порождает новое насилие, и при этом низводятся на животный
уровень участвующие в развязанных конфликтах и нехищные люди, поневоле
втянутые в них в силу естественных чувств самообороны, мести за близких
и аффективной ненависти, вызванной видом страданий безвинных и беспомощных
людей.
Пользу отказа от насилия прекрасно иллюстрирует раннее христианство.
То, чего удалось ему добиться с помощью непротивления и всепрощенчества,
никогда не удалось бы достичь путем конфронтации. "Благодаря непротивлению
христиане проникли всюду, хотя и имели всегда возможность отомстить: в
одну только ночь и с несколькими факелами" [7].
Не менее яркий пример достижения высокой цели - независимости родины -
с помощью непротивления явили миру индусы, вдохновляемые Махатмой Ганди.
Человечество должно стыдиться своего "героического" прошлого, как стыдятся
вчерашней пьяной безумной драки с брато-, отце- и детоубийствами. Необходимо
немедленно снять историю с пьедестала Науки и изучать ее подобно истории
болезни: вдумчиво и мудро.
В этом плане видится реальным полный и решительный пересмотр оценки
всех событий всемирной истории (и вообще - мира человека) под таким новым
углом зрения - "не умножающим сущности без необходимости". Для осуществления
подобной ревизии человеческих деяний и всесторонней переоценки самого этого
"субъекта" истории - самопровозглашенного "царя природы" - потребовалось
бы собрать обширнейший "консилиум": рабочую группу честных ученых самых
различных специальностей и областей знания. Некий прецедент создания подобного
научного коллектива по пересмотру и систематизации, - правда, несравнимо
более "податливого" предмета, - это знаменитая анонимная группа Н. Бурбаки
(столь же необычайно пестрая, как и компетентная), некогда переписавшая
в едином ключе математику.
Прошлое человечества нуждается лишь в объяснении, но ни в коем случае
оно не может заслуживать ни оправдания, ни тем более - возвеличивания.
Но столь же неуместен и беспристрастный подход, наиболее естественно -
содрогание! Прославление же героизма убийц - это не что иное, как культивирование
"зла" и его зеркальной разновидности: "ненависти против зла" (что, в принципе,
одно и то же), ибо смелость, героизм, самопожертвование во имя "спущенных
сверху" маловразумительных идеалов и смутных целей, к тому же оказавшихся
в истории человечества на 99,9 % ложными, лживыми и преступными, - все
это видится неприкрытой провокацией перманентного, поочередно "справедливого",
насилия. Это же явное безумие: швырять из вырытых ям гранаты-лимонки в
других людей, какими бы лозунгами при этом ни руководствоваться! Понятно,
что такая позиция выглядит ныне совершенно несвоевременной, ибо практически
невозможно будет ни в настоящее время, ни ближайшим поколениям отрешиться
от таких представлений, как патриотизм, героическая история предков, -
выстрадавших "региональное" Будущее. Но все же когда-нибудь придется и
отдать дань прошлому - молча и скорбно преклонившись перед ним, но и начать
новую жизнь - такую, чтобы перед потомками уже не могли вставать подобные
неразрешимые нравственные антиномии.
В настоящее время самым престижным и относительно безопасным местом
отправления насилия является бесконтрольная власть. Процесс оттеснения
предельно жестоких и откровенно безрассудных хищных гоминид от власти и
контроль за действиями власть имущих в свое время был начат на Западе.
Вернее, от власти были отстранены почти все суперанималы (ушедшие в
мир т.наз. организованной преступности), и их сменили расчетливые и коварные
суггесторы. А к незначительным постам получает доступ и диффузный вид,
- те его представители, которые удачно вписываются в канву интересов верховных
правителей (в основном от них требуется послушность, нерассуждающая готовность
к исполнению любых приказов).
Взаимоистребление хищных гоминид переместилось здесь на поверхность
общества. Гангстерам, насильникам всех "родов войск", проходимцам всех
мастей предоставлено обширное поле деятельности, но точно так же может
быть обилен и "урожай". Все эти максималисты человеконенавистничества,
нравственные монстры сосуществуют с обществом, и хотя подобное соседство
болезненно для социального организма, но тем труднее оказать на него кардинальное
воздействие.
В тоталитарных же обществах все наоборот. Хищные гоминиды не имеют возможности
безнаказанного совершения насилия нигде, кроме как находясь в коридорах
власти. И они с неотвратимостью продвижения чудовищ там и оказываются.
Если, конечно, - не в тюрьме; но, к сожалению, как и всякий счастливый
исход событий, подобное случается реже. Пробравшись к власти, хищные гоминиды
проводят политику, которая изнутри корежит сознание людей и всего общества,
хотя внешне все может быть прикрыто косметикой псевдореформ и социальные
витрины украшены муляжами благоденствия. При такой зависимости большинства
населения от принудительных мер и произвола авторитарных бесконтрольных
властей у людей порождаются такие психологические свойства, как пассивность,
озлобленность, неуважение к человеческому достоинству и т.п. "духовные
богатства".
Собственно, такой размах преступности на Западе означает лишь то, что
большинству "оппозиционных" хищных гоминид нашлось занятие "по душе" вне
структур государственной власти, и их по мере сипи возможностей отлавливают.
Но естественно, что они все же никогда не оставляют своих попыток пробраться
к рычагам власти на любом возможном уровне. Это даже можно считать программой-максимум,
сверхзадачей преступного мира (как бы "дело реставрации власти суперанималов").
Достаточно вспомнить все те многочисленные случаи захвата власти уголовниками-диктаторами,
озверелыми хунтами, не говоря уже о всепроникающей коррупции, доходящей
до "сиамско-близнецового" сращивания государственных структур с мафиозными,
и делающей жизнь "свободного мира" (а теперь, и в еще более неприкрытой
форме, уже и жизнь нашего "реформируемого" несчастного экспериментального
общества) похожей на некий муравейник - полностью, насквозь пронизанный
преступными, корыстными ходами.
Так что никогда нельзя обольщаться на счет тех, кто стоит у власти.
Даже в самом "лучшем случае" там могут находиться лишь более ловкие и искусные
"делатели хорошей мины". И несомненно одно: во всех этих "лабиринтах власти"
всегда снует редкая сволочь - исключительно свободная от каких-либо моральных
устоев, но "зато" необычайно жестокая, публика. Это всегда может быть чревато
самыми страшными последствиями, ибо среди этой "административно-командной
своры" действительно немало таких субъектов, которые были бы и впрямь не
прочь полюбоваться гибелью человечества ("малый" прецедент подобного представления
был уже некогда создан Нероном, в "драматургических целях" устроившим пожар
Рима). Внутренний мир любого представителя этого мрачного хищно-гоминидного
контингента откровенно чудовищен. И поэтому авторитарность, "волю к власти"
(как и саму власть) необходимо рассматривать как бич номер один для человечества!
