Народный журнал
       > НА ГЛАВНУЮ > РУССКОЕ ПОЛЕ > РОМАН-ГАЗЕТА >


Народный журнал

РОМАН-ГАЗЕТА

РОМАН-ГАЗЕТА


АДРЕСА И ЯВКИ
2014 ГОД
ИСТОРИЯ РГ
АРХИВ РГ
ДЕТСКАЯ РГ
МАГАЗИН РГ
80-ЛЕТИЕ РГ

 


ДРУГИЕ ЛИТ. ПРОЕКТЫ:

РОМАН-ГАЗЕТА
"МОЛОКО"
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
СЛАВЯНСТВО
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА

ХРОНОС. Всемирная история в интернете

Роман-газета детская № 7, 2014

Вильям Козлов

Мальчишка с собакой

О том, что к тёте Марье приехал мальчишка со «страшенной» собачищей, нам утром сообщила Наташка Желудева. Она обо всём узнавала раньше всех. Наташке тринадцать лет, но она длинная. Она даже выше меня и Мишки, хотя мы учимся в одном классе. Правда, Мишка утверждает, что он повыше её на сантиметр, но это враньё.

Он приехал в деревню поздно вечером, когда мы уже все спали. От станции Сосенки до нашей деревни шесть километров. Но когда идут поезда, мы слышим, потому что в двух километрах от деревни, сразу за рощей, проходит железная дорога.

Напротив рощи состав еле ползёт — здесь крутой подъём. И наши деревенские спрыгивают на ходу. Даже женщины прыгают.

Деревня наша маленькая и называется Троеполье. Сразу за последним домом начинается лес. Зимой мы слышим, как лунными ночами в белом поле воют волки. Деревня стоит на пригорке, а внизу в ивовых кустах петляет речка Сомовка. Когда-то, говорят, в ней водились сомы, а теперь, чтобы приличного окуня поймать или плотву, нужно идти за Чупрыкину мельницу.

Мы как раз и собирались на Чупрыкину мельницу, когда прибежала Наташка. Выгоревшие добела пряди волос с двух сторон были подвязаны тряпочками. На длинных ногах свежие белые царапины, — видно, летела к нам напрямик, через огороды.

— К тёте Марье родственник приехал, — затараторила она. — Вышел на лужайку и прыгает через голову... А потом стал на руках ходить... Вот умора!
— То-то вырядилась, — сказал Мишка. Он сидел на крыльце и мастерил из гусиного пера поплавок.
— Подумаешь, на руках... — сказал и я. — Я тоже могу.
— А собака у него — страсть одна! С телёнка, чтоб мне лопнуть, если вру.
— С лошадь, — сказал Мишка.
— Со слона, — поддакнул я.

Наташка взяла жестяную банку с червями, заглянула и презрительно сказала:

— Это разве черви? Вот у тети Марьи на огороде...

И вывалила наших червей в яму, которую вырыли для силоса. Мы с Мишкой ахнули: этих червей мы с полчаса копали у конюшни. Я бы показал Наташке за эти штучки почём фунт лиха, но из-за Мишки не стал связываться. А он и не такое от Наташки привык терпеть.

— Пошли к Марье, — сказал Мишка, — красных накопаем...
— А собака? — спросила Наташка. — Она вас живьём проглотит...
— Подавится, — сказал Мишка.

Прижав лбы к круглым жердинам изгороди, мы смотрим на собаку. Наташка не обманула: таких огромных мы не видали сроду. Ростом действительно с телёнка, большая голова, висячие уши и длинная, черная с коричневым шерсть.

Собака стояла у крыльца и смотрела на
дверь. Длинный, похожий на веер хвост ше-
велился. На широком ошейнике белые бляхи. На нас собака не обращала ни-
какого внимания.

— Её звать Орион, — сказала Наташка.

Уже и это знает!

— Эй, Орион! — позвал Мишка.

Собака посмотрела на нас, зевнула, показав великолепные белые клыки, и снова уставилась на дверь. Уши её поочередно шевелились. Собака прислушивалась к тому, что происходило за дверью.

— Кто же первый войдёт в дом? — ехидно спросила Наташка.

Мишка зачем-то поддёрнул новые штаны повыше, нахмурил светлые брови, взял у меня лопату и, побледнев, решительно отворил калитку. Он не сделал и двух шагов, как собака проворно повернулась и молча бросилась к нему. Уронив лопату и банку, Мишка пулей вылетел за калитку и навалился на неё плечом. Собака обнюхала лопату, потом подошла к калитке и, встав на задние лапы, просунула между жердинами чёрный нос и понюхала Мишкину голову. Стоя на задних лапах, собака была гораздо выше нас.

— Она сейчас Мишке голову откусит! — чуть слышно прошептала Наташка.

Но собака не стала откусывать Мишке голову — она раскрыла красную пасть и оглушительно гавкнула. Мишка медленно сполз на землю, не забывая придерживать калитку. Он, наверное, решил, что у него уже нет головы.

Дверь распахнулась, и на пороге показался высокий худощавый мальчишка в синей куртке на блестящей молнии и коротких зелёных штанах с карманами. На ногах красные сандалеты.

— Орион! — сказал мальчишка. — Ко мне!

Собака, виляя веером-хвостом, подбежала к нему. Он потрепал её по лохматой шее и посмотрел на нас.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался мальчишка. — Вы к тёте Марье? Мишка все ещё сидел на земле и шарил руками в траве.
— И камня, как назло, под рукой нет... — сказал он.
— Насчет камня поосторожнее, — заметил мальчишка. — Орион этого не

— Эй, как тебя там? — спросил Мишка. — Брось сюда лопату и банку.
— А как же черви? — усмехнулась Наташка.

Мишка не ответил. И вид у него был сконфуженный.

Мишка — отчаянный парень, но этот Орион — я такого собачьего имени ещё не слыхал — кого угодно напугает. У него пасть как у льва. Туда запросто моя голова может пролезть. В последнее время я заметил, что Мишка перестал возражать Наташке. А когда она на него смотрит своими насмешливыми серыми глазами, он отворачивается и даже краснеет...

Мальчишка в коротких штанах поднял лопату, консервную банку и передал Наташке, которая подскочила к калитке.

— Как тебя звать? — спросила она.
— Женя, — ответил мальчишка. — А тебя?

Наташка сказала. Мишка исподлобья посмотрел на неё и отвернулся.

— Ты в цирк готовишься? — спросила она. — Я видела, как ты через голову прыгал...
— Чего мы тут потеряли? — сказал Мишка. — Пошли.

Я забрал у Наташки лопату и банку. Она даже не заметила. Протянула между жердинами свою тонкую руку, но дотронуться до Ориона не решилась.
— Он кусается? — спросила она.
Мальчишка улыбнулся. Один зуб у него наполовину сломан. Волосы чёрные и чёлкой спускаются на лоб.
— Погладь, — разрешил он.
Наташка тут же запустила пальцы в густую собачью шерсть.
— Ориончик... — засюсюкала она. — Ориоша... Хорошая собачка... А что такое Орион?
— Такую чепуху не знает... — сказал Мишка. — Звезда какая-то...
— Так называется созвездие, — поправил Женя. — Оно как раз над экватором...

— Над экватором? — удивилась Наташка. — Когда мы возьмём щенка, я его Экватором назову.
— Созвездие Ориона граничит с созвездиями Тельца, Близнецов, Зайца, Единорога... — сказал Женя.
— Я был в Ленинграде, в планетарии, — сказал мне Мишка. — Там про все звёзды и планеты рассказывают.
— А какой породы Орион? — спросила Наташка.
— Ньюфаундленд, — сказал мальчишка.
— А что это такое?
— Такую чепуху не знает... — сказал Мишка. — Полуостров в Америке.
— Остров, — опять поправил мальчишка. — И не в Америке, а в Канаде. От Америки он отделяется проливом Белл-Айл.

Мишка готов был лопнуть от злости. Второй раз подкузьмил его Женя. Да ещё в присутствии Наташки.

— А ты видел когда-нибудь ропуху? — спросил Мишка.
— Ропуху? — удивился Женя. — А что это такое?
— То-то, — сказал Мишка и кивнул мне: — Айда!
Когда мы отошли на приличное расстояние, я спросил:
— Про какую это ты толковал ропуху?
— «Ориончик... Ориончик...» — передразнил Мишка. — Ну и пусть целуется с ним...
— С кем? — спросил я.
— Как будто я обязан помнить про все звезды и острова...
— Кто же это — ропуха? — снова спросил я.
— Отстань, — сказал Мишка.
Я оглянулся: мальчишка вывел из сеней велосипед «Орлёнок», посадил на раму Наташку и покатил по тропинке вдоль забора. Орион бежал рядом. Пасть его открылась, и оттуда вывалился красный язык.
— Полюбуйся, — сказал я. — Повезли красавицу твою...
Мишка даже не оглянулся. Шагал по дороге, загребая босыми ногами тёплую пыль.
— Куда же это они поехали? — сказал я. — Свернули на тропинку... На станцию покатили!
Мишка остановился и со злостью посмотрел на меня.
— Мне наплевать, куда они поехали, — сказал он. — А будешь подъелдыкивать...
— Ладно, ладно, — миролюбиво сказал я. — Пошли выкупаемся?

Прошло несколько дней. Жара стояла невыносимая. Солнце с утра поднималось на безоблачное небо и пекло до самого вечера. Даже птицы не летали в небе. Один только ястреб да ещё злые рыжие слепни. Они налетали неожиданно и начинали кружиться, норовя сесть между лопаток, где их не достанешь. Мы уже и забыли, когда был последний раз дождь. В такие дни нам с Мишкой достаётся! Нужно утром и вечером поливать грядки в огороде. Пятьдесят вёдер утром и пятьдесят вечером. Под конец кажется, что вёдра оттянули руки до земли. Мы с Мишкой с ненавистью смотрели на знойное небо и ждали дождя. Наташка тоже поливала свой огород. Только она не таскала воду в вёдрах из колодца. Её отец-механик установил в огороде электрический насос. Включил рубильник, и белая мощная струя бьёт из шланга...

Полив ненасытные грядки, мы бежали на речку. И купались до синих пупырышек на теле. Речка хотя и неширокая, но зато глубокая.

В омуте, напротив конюшни, только Мишка доставал дно. Говорили, что там живёт огромный сом. Иногда вечером он поднимается на поверхность, и тогда раздаётся громкий всплеск. Но Мишка только посмеивался и, когда его очень просили, нырял в омут и доставал горсть чёрного ила.

Мальчишка с собакой тоже приходил на речку, но он не купался вместе со всеми.

Уходил за излучину и там плавал с Орионом. Мне было интересно посмотреть, как плавает такая большая собака, но Мишка не соглашался идти туда.
— Собака плавает — эка невидаль! — говорил он.

Каждое утро, в восемь часов, Женя садился на велосипед и уезжал на станцию к пассажирскому поезду, который прибывал из Москвы. Вместе с ним на станцию бегал Орион. Когда он появлялся на улице, наши деревенские собаки поджимали хвосты и прятались в подворотни. Они тоже ещё не видывали таких псов. Впрочем, Орион не обращал на них внимания.

Я спросил у Наташки — она ведь всё знает, — зачем Женя каждое утро мотается на вокзал?

— Свежие газеты покупает, — ответила Наташка. Зачем ездить в такую даль, когда их в деревню к обеду почтальон приносит?
Встречаясь с нами, Женя всегда здоровался. Я отвечал, а Мишка что-то бурчал под нос. Как-то Женя сказал:
— Где здесь щуки водятся? У меня отличный спиннинг, пойдёмте покидаем?
— Не до рыбалок нам сейчас, — отрезал Мишка. — Вон засуха...

Какое отношение к рыбалке имела засуха, я так и не понял. А на щучью заводь стоило бы сходить с Женей. У меня спиннинга не было, а он наверняка дал бы мне с берега покидать.

— Вот такую щуку дядя Федя вчера поймал у плотины... — показала Наташка. — Пойдём?
Они ушли, а Мишка насупился. Если бы не Орион, он подрался бы с Женей. Вернулись они через два часа, и пустые. Женя взял с собой всего одну блесну, она за корягу зацепилась и осталась в речке. А достать её не удалось. Даже Орион не смог. Это нам Наташка объяснила.
— А при чём тут Орион? — удивился я.
— Орион ныряет как утка, — сказал Женя.
— Может быть, ваш Орион и летать как лебедь умеет? — язвительно спросил Мишка.
Пёс, услышав своё имя, поднял голову и посмотрел на Мишку. Мне показалось, что он усмехнулся.
— Если Орион увидит, что человек тонет, он его спасёт, — сказал Женя.
— Ему это хоть бы что, — поддакнула Наташка. — Я видела, как он ныряет.
— Не смешите, — сказал Мишка. — Собаки не могут нырять. Разве что спаниели... Если в уши попадёт вода, собака умрёт.
— Чепуха, — улыбнулся Женя.
— Я же видела, — сказала Наташка.
— Спорим на «американку», — сказал Мишка. — Я сейчас нырну, а он
пусть меня спасает...
— Проиграешь, — сказал Женя.
— Вовка, разбивай, — подмигнул мне Мишка.
Я ударил их по рукам.
— Место я сам выберу, — заявил Мишка.

Женя не возражал.
Мишка, конечно, выбрал омут. Тот самый, в котором никто дна не мог достать, кроме него. И в котором якобы водился большой сом. Мишка сбросил рубашку, штаны и остался в одних трусах. Трусы у него почти до колен. Наверное, мать по ошибке отцовские дала.

Мы стояли на берегу и смотрели на него. Женя подозвал Ориона и стал гладить по голове. Пёс с любопытством наблюдал за Мишкой, который спустился к воде.

— Я отпущу, когда ты скажешь, — предупредил Женя.
Он взял Ориона за ошейник. Пёс смотрел на Мишку и тяжело дышал. В такой роскошной шубе ему было жарко. С языка капала на землю слюна.
Мишка отплыл на середину омута и, вытаращив глаза, дурным голосом закричал:
— Кара-у-ул... Тону-у!
И, набрав воздуху, нырнул. Орион рванулся вперёд, едва не свалив хозяина. Женя только успел сказать: «Спасай! Спасай!» — и отпустил. Пёс с берега бухнулся в речку. Проплыв немного, волчком завертелся на одном месте.
— Спасай! — крикнул Женя.

Орион посмотрел на него и, выбросив вверх передние лапы, с всплеском скрылся под водой.

— Что я говорила? — ликовала Наташка. Она, не отрываясь, смотрела на омут. По чёрной глади расходились круги. Я стал про себя считать. Что-то долго сидит в омуте Мишка. А вдруг его сом за пятку схватил? Когда я досчитал до ста, вода всколыхнулась и на поверхности показался сначала мокрый обвисший хвост, а затем ноги Ориона. Он толчками пятился из глубины. Зубами пёс вцепился в Мишкины трусы. Мишка крутил головой, фыркал, а одной рукой придерживал трусы, которые растянулись, как продуктовая сумка.

— Отпусти, говорю! — кричал Мишка, пытаясь вырваться, но пёс крепко держал его за трусы и, смешно хлопая лапами по воде, продвигался к берегу. Мишке ничего не оставалось, как помогать ему руками. У самого берега Мишка хотел было встать, но Орион поволок его на пёсок.

И тут произошло такое, о чём без смеха невозможно вспоминать... Мишка снова попытался вырваться, но вместо этого налимом выскользнул из собственных трусов. Наташка ойкнула и закрыла смеющееся лицо руками.

Женя бросился к Ориону, но побагровевший Мишка уже вскочил на ноги и стремглав помчался по траве к кустам, которые, как назло, были метрах в ста от берега. Пёс с трусами в зубах бросился за ним.

— Ко мне! — кричал Женя. — Кому говорю?! Ко мне!
Орион нехотя вернулся. Женя выхватил из его рта мокрые Мишкины трусы и протянул мне.
— Зачем вырывался? — сказал он. — Орион ведь не знает, что он нарочно.

Он спасал, а утопающие не вырываются...
Я с восхищением смотрел на пса, который бегал вокруг меня и лаял. Его интересовали Мишкины трусы. Брызги от шерсти летели во все стороны.

— Ай да пёс! — сказал я.

Мне хотелось погладить Ориона, но тут я вспомнил про Мишку, который, голый и злой, сидит в кустах. Я побежал к нему.

— Я ничего не видела, честное слово! — крикнула вслед Наташка, давясь от смеха.
Я нашёл Мишку в самой гуще ольшаника и отдал трусы. Не глядя на меня, он выжал их и надел. Ноги и бока были оцарапаны. Это когда он продирался сквозь кусты.
— Ушли они? — спросил он.
— Ну ты и драпал... — улыбаясь, сказал я. Уж очень вид у Мишки был потешный.
— Может быть, мне теперь утопиться?
— Наташка говорит, что ничего не видела, — сказал я.
— Драться, — сказал Мишка. — Только драться. Не на жизнь, а на смерть!
На следующий день я отправился к дому тети Марьи с не очень-то приятным поручением. Я должен был передать Жене, что Мишка хочет с ним драться.

Сегодня вечером возле поваленной берёзы. Мишка сказал, что только кровью можно смыть этот позор.

У калитки я остановился. Откроешь, а Орион как налетит... Женю я увидел на крыше. Он стоял на самой кромке и готовился прыгнуть. Я услышал глухой удар о землю. Орион радостно приветствовал его внизу. Женя поднялся с земли — он не удержался на ногах — и увидел меня.

— Заходи! — крикнул он.

Я подошёл к стене и посмотрел вверх: высоко. Метра три будет. Женя подошёл к жердине, вбитой посередине лужайки, и, ухватившись одной рукой, стал кружиться вокруг. Он долго кружился, мне даже надоело смотреть на него. Когда он отпустил жердь, то глаза его косили, он пошатывался.

— Это зарядка такая, что ли? — спросил я.
— Тренировка, — не сразу ответил Женя. — Попробуй!
Я подошёл к жердине и несколько раз неловко крутнулся вокруг неё.
— Вот так надо, — отстранил меня Женя.
И показал, как нужно обхватывать жердину рукой.
— Видел, сколько раз я крутнулся? Сто восемьдесят, — сказал он. А ты тридцать витков сделаешь и — с катушек долой...
— Это мы ещё посмотрим...
Я крутнулся ровно тридцать раз и отпустил жердь. Какая-то непонятная сила поволокла меня в сторону, крыша дома задралась, и я шлёпнулся на траву. Попробовал встать и снова упал. Женя стоял рядом и, хлопая себя руками по
голым ляжкам, хохотал.

— А как же они на центрифуге? А на кувыркающемся кресле? А в барокамере? — говорил он.

Когда мир перестал вращаться вокруг меня, я наконец встал и посмотрел на него.
— Какая ещё центрифуга? — спросил я.
Он взял газету, которая лежала на садовой скамейке, и стал просматривать. Потом взглянул на меня и со вздохом сказал:
— Всё нет сообщения...
— Сообщения?
Он сложил газету и бросил на траву.
— Ну, например, о запуске космонавтов...
— Давно не запускали, — сказал я.
— Запустят.
— На Марс?
— Может быть, и на Марс... Теперь он на очереди.
— Скорее бы, — сказал я. — На Марс запустят — тогда и на другие планеты полетят.
— Думаешь, так-то просто? Каждая планета — это загадка. Вот изучат планеты автоматические станции, а тогда и человек полетит, чтобы наверняка.

— Ладно, хватит про космос, — сказал я. — Вот что, Мишка вызывает тебя драться, понял?
— Может, и так получится, — продолжал он, — прилетит космонавт на планету, а на землю не сможет вернуться... И будет жить там, пока за ним не прилетят другие... Ты только подумай: человек на таинственной планете! Он живёт там и смотрит на Землю. Ждёт, когда за ним прилетят. А на Земле его ждут... Жена, дети.
— Будешь драться? — спросил я.
— Драться? — взглянул на меня Женя. — С Мишей? Если он хочет, пожалуйста... А из-за чего мы должны драться?
— Вам виднее, — сказал я. — Мне велено передать.
И объяснил ему, что драться они будут вечером, у поваленной берёзы. Мы с ним забрались на крышу, и я показал ему берёзу. Она издали видна. Одна половина из земли торчит, а другая рядом валяется. Ещё весной молния ударила в берёзу.
— Не забудь, — сказал я. — Вечером.
— Ладно, приду, — сказал он и улыбнулся. — А ты, значит, секундант?

Что такое «секундант», я не знал, а спросить постеснялся. Потом у Мишки спросил, и он мне уверенно объяснил, что секундант — это человек с часами. Он с Женей будет драться, а я должен смотреть на часы и засекать время. Когда я спросил — зачем, Мишка сказал, что так все секунданты делают...
А зачем, он и сам не знает.
Я уже закрыл за собой калитку и вдруг неожиданно для себя сказал:
— Ты учти: Мишка — левша...
— Левша? — рассеянно переспросил он.
Зачем я это ему сказал? Левая рука Мишку не раз в драках выручала. В самый неожиданный момент он наносил сокрушительный удар левой, и противник начинал размазывать кровь по лицу.

Они награждали друг друга оплеухами и тумаками, а я сидел на поваленной берёзе и грыз сизую турнепсину. Дрались они хорошо, попусту не суетились, не хватали друг друга за волосы и не царапались. Приятно было смотреть на них. Мишка что-то бурчал под нос, а Женя дрался молча. Паренёк он был крепкий, и мой друг только кряхтел, получая удары.

Мне показалось, что у оврага шевельнулись кусты и вроде бы мелькнуло что-то. Но я сразу же об этом забыл, увидев, как Мишка слева заехал Жене в губу, — правда, в ответ он тут же получил сильный удар по скуле...

Услышав вдалеке знакомый басистый лай, я оглянулся: по турнепсовому полю напрямик от деревни чёрным клубком летел к нам Орион. А за ним не спеша шагала по тропинке Наташка.

— Орион! — завопил я, сообразив, что дело может плохо для Мишки обернуться.
Они сразу перестали драться и стали смотреть на приближающегося Ориона.
— Не вздумай замахнуться, — сказал Женя. — Разорвёт!
Орион с ходу бросился к нему на грудь. Облизал лицо и, радостно повизгивая, стал прыгать вокруг. Мишка стоял руки по швам и не шевелился.
— Неужели, чертяка, окно выбил? — сказал Женя. — Он может.
Подошла Наташка. В зубах зелёная травинка. Она что-то напевала.
— Чего вы здесь делаете? — спросила она. А глаза хитрющие.
— Тебя ждём, — сказал я. — Что, думаем, Наташка не идёт?
— Как он оттуда вырвался? — сказал Женя. — Я обе двери закрыл.
— Это ты про собаку? — спросила Наташка. — Иду мимо случайно, слышу,
Орион лает и на окна бросается... Ну, я и выпустила.
— Понятно, — мрачно сказал Мишка.
Я подозрительно посмотрел на Наташку: уж не её ли это платье мелькнуло в кустах?

— А случайно ты в ольшанике у оврага не сидела? — спросил я.
— У какого оврага? — сделала Наташка большие глаза.

Это, конечно, её работа. Впрочем, я не стал разоблачать Наташку. Я был с самого начала против этой дурацкой драки. Мне этот чудной парень с собакой нравился. С ним интересно поговорить. Знает про всё на свете. И первый никого не задирает. Мишка на него злится, так это из-за Наташки. Я посмотрел на них: хороши красавчики!
У Жени губа разбита и нос стал вдвое толще, а у Мишки скула распухла и один глаз уменьшился.
Женя облизывал разбитую губу, сплёвывал красноватую слюну и гладил Ориона. Мишка всё время отворачивался в сторону, чтобы Наташка не заметила, какой он стал урод.
Солнце опустилось за синюю-синюю тучу.
На деревню ползли пышные розоватые облака. Говорят, когда солнце опускается за тучу, будет дождь. Скорее бы, а то надоело огород поливать. И потом, охота по лужам побегать!
Я люблю, когда дождь. Речка вспухает, становится мутной, а по дорогам и тропинкам в овраг скатываются ручьи.
— Смотрите, спутник полетел, — сказал Женя.
Я уставился на небо, но, кроме нескольких тусклых звёзд, ничего не увидел.
— У меня есть подзорная труба, — сказал он. — В неё все спутники видны.
— Я ни одного не вижу, — поглядел я на небо.
— Их много летает, — сказал Женя. — Просто люди на них не обращают внимания...
Мы вчетвером сидим на крыше тёти Марьиного дома и по очереди смотрим в подзорную трубу. Крыша крутая, и нужно всё время быть начеку, а то, чего доброго, съедешь по замшелой дранке и сверзишься прямо в сад. Внизу носится Орион и скулит. Он хочет к нам, на крышу. Тёти Марьи нет дома. Она с бригадой на сенокосе. Вернётся завтра к обеду. Длинная выдвижная труба установлена на треногу. В окуляр видны яркие звёзды и маленькие блестящие спутники. Их действительно много на небе. Они появляются у кромки леса, мерцая, как звезда, двигаются по тёмному небу и постепенно теряются среди других звёзд. Иногда рядом летят сразу два спутника.

— Вот это наш «Космос», а это — последняя ступень американской ракеты... — объяснял Женя.
— Откуда ты знаешь? — не выдержал Мишка.
— Я каждый вечер смотрю, — сказал Женя.
— А как эта звезда называется? — спросила Наташка. Она смотрела в трубу и пальцем показывала в небо.
— Рядом с Большой Медведицей? — спросил Женя.
— Нет, Медведицу я знаю... Ну, вот эта яркая, а рядом ещё три.
— Это созвездие Волосы Вероники.
— Волосы Вероники... — шепотом повторила Наташка. — Какое красивое название.
 — А это что за звезда? — небрежно ткнул Мишка пальцем в небо.
— Марс, — сказал Женя. — Планета.
— Верно, — сказал Мишка.
— А это? — спросил и я.
— Гончие Псы...

Я только диву давался: откуда он всё знает? И Мишка перестал задираться. Глаз у него почти совсем закрылся, так что ему удобно смотреть в трубу, не нужно прищуриваться. Это всегда так, после драки отношения начинают налаживаться. Наша дружба с Мишкой тоже началась с драки.

Мы долго сидели на крыше, рядом с печной трубой. Ориону надоело лаять, и он улёгся на тропинку и морду положил на лапы. Когда он поднимал голову, чтобы посмотреть на нас, глаза его вспыхивали красноватым светом. Женя рассказывал про звёзды и показывал их нам. Жалко, что облака закрыли полнеба. Наташка смотрела Жене в рот.

И глаза у неё мерцали, как эти далёкие звёзды. А Женя, наоборот, отворачивался от неё и смотрел на Мишку. И я чувствовал, что всё это он рассказывает для Мишки. Наверное, и Мишка это понял и перестал волком смотреть на Женю.

Когда мы спустились вниз, тучи закрыли всё небо. Стало темно, в саду зашумели яблони.

Орион подбежал к нам и всем по очереди положил толстые лапы на плечи. Так он выражал свою радость и дружелюбие. Над лесом, далеко-далеко, полыхнула молния.

— Ура, — сказал Мишка. — Будет дождь!
— Космонавты в дождь не стартуют, — сказал Женя, глядя на небо. — Здесь может идти дождь, а там... звёздное небо. Может быть, сейчас космонавт на лифте поднимается в ракету... Четыре, три, два, один... Старт!
— Разве они на лифте поднимаются? — спросил Мишка.
— Знаешь, какая ракета огромная? Как башня! Попробуй заберись без лифта!
Орион зарычал и подбежал к калитке. Там замаячила чья-то тень.

— Я её ищу, давно пора ужинать, а она вон где околачивается? — послышался женский голос. Это Наташкина мать.
— Спокойной ночи, — сказала Наташка и метнулась к калитке.
Мы ещё немного постояли и тоже пошли. Женя проводил нас.
— Я проиграл «американку», — сказал Мишка. — У меня есть охотничий нож с костяной рукояткой... Хочешь?

Этот нож Мишке подарил отец. Когда они вместе уходили на охоту, Мишка прикреплял нож к поясу и гордо шествовал по деревне. Я знал, что этот нож — самая большая Мишкина ценность.

Женя улыбнулся и покачал головой.
— Что же ты хочешь? — спросил Мишка.
— Кто такая ропуха? — спросил Женя. — Я у всех спрашивал... Никто не знает, что такое «ропуха»...
— Жаба, — сказал Мишка. — Обыкновенная жаба...
И расхохотался, а за ним и мы.
Три дня Женя не выходил из дома. Три утра подряд он не ездил на велосипеде на станцию и не читал газет. Орион, распластавшись, лежал на крыльце и никого, кроме тети Марьи, не пропускал в дом.

Наташка специально сбегала в поле и спросила у тёти Марьи: что случилось?
Почему Женя сидит дома и никуда не выходит?
— Лежит, — смеясь, сказала тётя Марья. — На полу, родимый, лежит...
— Заболел? — спросила Наташка.
— Эта у него... гипо... анамия какая-то...
И ещё пуще засмеялась.
Мы ломали головы: что же это за болезнь?
И потом, почему на полу лежит?
И уж совсем непонятно: человек заболел, а тёте Марье смешно!

Мы подходили к изгороди и свистели. Орион поднимал голову и сочувственно смотрел на нас. Но Женя не откликался. И даже в окно ни разу не выглянул. Тогда мы решили без приглашения пойти к нему. Но лишь открыли калитку, как с крыльца поднялся Орион и, подойдя к нам, загородил дорогу. Когда Наташка попыталась обойти его, Орион приподнял чёрную губу и показал большие белые клыки. Делать было нечего, и мы отступили.

И тогда Мишке пришла в голову идея.

— На чердаке есть окошко, — сказал он. — И без стекла... Попробуем?
— А я как же? — спросила Наташка.
— Ориона отвлекай, — сказал я. — Дёргай все время калитку...

Мы обошли дом и перелезли через изгородь. По брёвнам, прислонённым к углу дома, вскарабкались на крышу. Сначала Мишка, потом я. А дальше было не так уж трудно, окошко широкое, и мы без особых хлопот оказались на чердаке. Спустились по лестнице в тёмные сени, и вот мы в комнате.

У окна тренога с подзорной трубой. К ней прикреплена газета — это чтобы солнечные лучи не падали на пол, на котором лежал Женя и смотрел на белый потолок.

Он лежал на голых крашеных досках, и под головой была подложена толстая книжка в коричневом переплёте. Рядом, чтобы рукой можно было достать, стоял ковш с водой, на газете полбуханки хлеба, начатая банка рыбных консервов и несколько картофелин в мундире. И будильник.

Он не удивился нашему приходу, всё так же лежал и смотрел в потолок. Над ним кружились большие синие мухи, которые залетали в открытую форточку.

— У тебя с позвоночником что-нибудь? — спросил Мишка.
Я вспомнил, как он прыгал с крыши. Допрыгался...
— Нога? — спросил я.
Женя посмотрел на нас и улыбнулся.
— Я не могу встать... — сказал он.

— Поможем! — подскочил Мишка, но он покачал головой.
— Я встану... — Он повернул голову и взглянул на будильник. Я встану через четыре часа сорок одну минуту...
Мишка посмотрел на меня и дотронулся до виска: дескать, малый чокнулся...
— В углу спиннинг, а на столе коробка с блёснами, — сказал Женя. — Забирайте и — на речку... Эх, выкупаться бы!
Он отмахнулся от нахалки мухи, которая норовила усесться на кончик носа,
и, приподняв голову, отпил из ковша. Отпил и поморщился: тёплая вода.
— Три дня так и лежишь на полу? — спросил я.
— Три дня, — сказал Женя. — Это чепуха... А как же они? Неделями лежат вот так, не двигаясь, а потом сразу на центрифугу... А в барокамере? Шестьдесят дней!
И тут только я сообразил, что это тоже тренировка! Мишка разглядывал на стене фотографии, приколотые кнопками. Их много было: все наши космонавты. И незнакомые лётчики в странных скафандрах. Один сидел на маленькой надувной лодочке, а кругом море, и вдали виднеется пароход.
— А что такое гипо... анамия? — спросил я.
— Гиподинамия... — засмеялся Женя. — Это когда человек находится в состоянии полной неподвижности...
— А-а, — сказал я.
— А может быть, встанешь? — спросил Мишка. Женя снова взглянул на будильник.
— Через четыре часа тридцать две минуты, — сказал он.
— Ты что, в космонавты готовишься? — спросил Мишка.
— Я полечу на Марс или Венеру, — сказал Женя. — А может быть, и за пределы Солнечной системы... Луна — это теперь наша стартовая площадка.
Ещё в этом веке её построят. Космические корабли будут с Луны улетать на другие планеты...
— И давно ты... тренируешься? — спросил я.
— Второй год, — сказал Женя. — Я был в Звёздном городке. Меня сначала не пускали, а потом пропустили... Я им показал график движения наших спутников, который я целый месяц составлял.
— И космонавтов видел? — спросил Мишка.
— Они мне подарили вот эту фотографию, — сказал Женя. — Если хочешь, сними и прочитай на обратной стороне...
Но Мишка не стал снимать со стены фотографию. Он подошёл к стене и долго смотрел на космонавтов, сфотографировавшихся группой.

— А как вы попали сюда? — запоздало спросил Женя.
— Из космоса... — улыбнулся Мишка и показал пальцем на потолок. Женя попросил меня вылить тёплую воду и принести из кадки свежей. Я принёс.
— И ни разу не встал? — спросил Мишка.
— Кого же я буду обманывать? — сказал Женя. — Себя, что ли?
— Ну, давай лежи, — сказал Мишка. — Сколько тебе осталось?
— Четыре часа шесть минут... — сказал Женя. Последние часы ужасно долго тянутся!

Назад мы вышли через двор. Нужно было видеть изумлённую морду Ориона! Он растопырил уши и, растерянно моргая, смотрел на нас.

— Прошляпил? — сказал я и, потрепав его по шее, вслед за Мишкой прошёл к калитке, где нас с нетерпением ждала Наташка. У неё даже одна ленточка в волосах развязалась.
— Ну что, за доктором бежать? — спросила она.
— Доктор не поможет, — сказал Мишка. — У него болезнь неизлечимая. Гипо... Как она называется?
— Ги-по-ди-на-мия, — с удовольствием произнёс я это незнакомое космическое слово.
— Я побегу в контору, — заволновалась Наташка. — Из района «скорую помощь» вызовут...
Она повернулась, чтобы побежать, но Мишка поймал её за руку.
— Пойдём на Чупрыкину мельницу щук шугать.
— Какие щуки, — чуть не плача, сказала Наташка. — Человеку плохо, а вы... вы тут со своими щуками...
Мишка отпустил её руку и, помолчав, сказал:
— Не надо «скорую помощь»... Он поправится ровно через три часа и пятьдесят пять минут...
Мишка сказал это спокойным, серьёзным голосом, и Наташка поверила. Она уселась на низкую скамейку, что возле забора, и положила руки на острые коленки, выглядывавшие из-под ситцевого платья в горошек.
— Я буду ждать, — сказала она.

 


 

 

 

ХРОНОС-ПРОЕКТЫ



Главный редактор Юрий Козлов
Редактор-составитель Екатерина Рощина
Зав. производством Елена Шевцова
Компьютерная вёрстка и цветоделение Александр Муравенко
Художественное редактирование и макет Татьяна Погудина
Корректор Людмила Пономаренко
Финансовая группа Людмила Дьячкова
Зав.распространением Ирина Бродянская
Юрисконсульт Виктор Кудинов
Журнал выходит 2 раза в месяц
Подписные индексы в каталоге агентства «Роспечать»: 72766 - на полгода, 71899 - на год; для библиотек 20450 — на полгода 20451 — на год
Для подписчиков РФ осуществляется подиска по ценам предыдущего полугодия в «Каталоге изданий по льготной подписке» агентства «Роспечать».
Учредитель: ЗАО «Роман-газета» Адрес редакции: 107078, Москва, ул. Новая Басманная, 19.
Тел.редакции 8(499)261-84-61
Факс (8-499) 261-49-29
Распространение (8-499) 261-95-87
e-mail: rg@netman.ru; roman-gazeta-1927@yandex.ru Основан в 1995 г.
Журнал зарегистрирован в Комитете Российской Федерации по печати. Свидетельство о регистрации № 013684 от 27 июня 1995 г.
В розницу цена свободная

WEB-редактор Вячеслав Румянцев

РОМАН-ГАЗЕТА