Екатерина МОСИНА
         > НА ГЛАВНУЮ > РУССКОЕ ПОЛЕ > МОЛОКО


МОЛОКО

Екатерина МОСИНА

2010 г.

МОЛОКО



О проекте
Редакция
Авторы
Галерея
Книжн. шкаф
Архив 2001 г.
Архив 2002 г.
Архив 2003 г.
Архив 2004 г.
Архив 2005 г.
Архив 2006 г.
Архив 2007 г.
Архив 2008 г.
Архив 2009 г.
Архив 2010 г.
Архив 2011 г.
Архив 2012 г.
Архив 2013 г.


"МОЛОКО"
"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
СЛАВЯНСТВО
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА

Екатерина МОСИНА

Месть княгини Волконской

Об одной давней публикации в русском литературном журнале «МОЛОКО».

Мы сами себе обламываем крылья, на которых летим к цели. Не надо суетиться! Никогда! История моей «сногсшибательной» версии о том, как княгиня Зинаида Александровна Волконская вольно или невольно «сдала» декабристов Бенкендорфу, возникла спонтанно, в течение недели. При этом я никогда не была поклонницей столь почтенной дамы. Она для меня всегда скрывалась за пеленой неведения: ну, современница Пушкина, ну, талантливая, ну, посвятил он ей там некоторое количество строк… Да таких современниц у него было полным полно и даже более ярких, более близких ему по духу. Но то и дело выплывало это имя, то и дело натыкалась на её портреты, на восторги в её адрес современников поэта...

Кроме того, меня задел тот факт, что во многих комментариях проходит не совсем правильная информация о том, что Александр Сергеевич Пушкин посвятил свою поэму «Цыганы» именно княгине Волконской. Для меня вопрос посвящения какого-либо труда конкретному лицу всегда рассматривался в истории создания этого труда. Если говорить схематично, то поэт должен был поставить имя Волконской вначале поэмы. Но этого он сделать никак не мог, поскольку к выходу в свет этой поэмы, знакомы они не были.

Допускаю, что после выхода книги, движимый симпатиями к княгине, поэт мог сделать посвящение в последующих её изданиях. Но этого я не смогла отследить, кроме как обратить внимание на факт написания стихотворного сопровождения при дарении ей одного экземпляра книги. Таким образом, автограф дарственной надписи в одной книжке и авторское посвящение всей поэмы этому же лицу – вещи абсолютно разные.  И если один экземпляр с автографом может стоять на полке дома у княгини для «узкого» пользования, то посвящение, обозначенное во всех последующих изданиях, это уже вечная память о добрых отношениях автора к указанному человеку.  

Скажу, что ошибочные утверждения о том, что «Цыганы» посвящены Волконской, теперь у нас норма, которая затмевает истинное отношение поэта к этой даме.

Очень я люблю во всех серьёзных исследовательских работах читать примечания, комментарии, смотреть персоналии, обычно помещаемые в конце книги. Порою они дают больше информации, чем её находишь в тексте самого исследования. Однажды я обнаружила, что некто Бибикова, в первом замужестве Белосельская-Белозерская, Елена Павловна, была падчерицей Бенкендорфа. (Мелькнуло в голове, что человек этот не такой уж и зверь, коль смог жениться на женщине, имеющей ребёнка!) Стала смотреть внимательнее указатель имён. Скажу, что эти указатели – бесценные свидетельства всех личностных связей: кто чей муж, кто кому брат, кто мать-отец, это часто можно по таким указателям обнаружить. И первое моё «открытие» было то, что и Зинаида Волконская (я ведь не интересовалась никогда этой личностью!) в девичестве носила фамилию Белосельская-Белозерская.

Как известно, что именно княгиня Белосельская посоветовала Бенкендорфу отправить наряд полиции совсем в иную сторону от того места, где должна была иметь место роковая дуэль. «Николай I велел Бенкендорфу предупредить дуэль. Геккерен был у Бенкендорфа. – «Что делать мне теперь?» - сказал он княгине Белосельской. – «А вы пошлите жандармов в другую сторону». Убийцы Пушкина – Бенкендорф, кн. Белосельская и Уваров...» (А.С. Суворин со слов П.А. Ефремова. Дневник А.С. Суворина, Петроград, 1923, стр. 205).

Ну как тут было не заострить своё внимание на фамилии Белосельской!

Княгиня Волконская и «кн. Белосельская»? Нет, мысли о том, что это одно и то же лицо, слава Богу, не возникало. Ведь Волконскую почти никогда не упоминали как  Белосельскую. Это, если начинаешь более пристально вглядываться в личность, приходится идти к истокам: какого роду-племени человек, из каких краёв, из какой фамилии.

Итак, чтобы развеять свои вопросы, попутно залезаю в другие, более подробные указатели (теперь уж не припомню, в каком издании), и делаю новые для себя открытия. Та самая «кн. Белосельская» - это падчерица Бенкендорфа. (Правда, сама эта запись столь смахивает на сплетню! Но имена распространителей этой «сплетни» всё же заставляют прислушаться к этому сообщению. Это уже отдельный рассказ).

Чтобы не отвлекаться от главной героини этой истории, оставим пока изыскания по этому эпизоду, упомянутому в воспоминаниях издателя Петра Александровича Ефремова в беседе с журналистом Алексеем Сергеевичем Сувориным, и вернёмся к княгине Белосельской. Несомненно, речь идёт всё же о падчерице Бенкендорфа – княгине Елене Павловне Белосельской-Белозерской, урождённой Бибиковой, которая, выйдя замуж за князя Белосельского-Белозерского, стала княгиней. По крайней мере, так будет логично предположить. Исходя из этих рассуждений, беру на себя смелость утверждать, что рядом с Бенкендорфом была его падчерица. И это именно её Ефремов называет в числе убийц Пушкина.

Ну а что же наша княгиня Волконская? Только лишь то, что её единокровный братец Эспер Александрович женат был на падчерице Бенкендорфа, уже большое искушение для тех, кто ищет новые повороты и обстоятельства в отдельных исторических эпизодах. Не устояла и я. Как же всё просто и легко укладывалось в новую «оригинальную» версию о провале декабристского движения!

Пора этой Волконской дать свою полочку в истории России. Самовлюблённая, капризная, своенравная… Не зная как следует родного, русского языка, она пыталась что-то на нём писать, вызывая тем самым насмешки современников. Фаворитка царя Александра I и преданная ему негласная «жена», конечно же, зорко следила за тем, как к нему относились окружающие, что говорили, что собирались предпринять. Оснований для её беспокойств было предостаточно. Наверное, она прекрасно была осведомлена и о том, как совершаются дворцовые перевороты, ведь путь на престол самого Александра Первого лежал через отцовскую кровь. В Петербурге у неё был салон, где собирались  будущие декабристы. Ну кто как не она «сдавала» завсегдатаев своего великосветского салона царю, готовящих заговор! От этой мысли я так и не могу отказаться. Более того, понимаю, что это была одна из первых «гэбисток» своего времени! Её общественная деятельность предполагает именно такую модель поведения!  

В результате почти молниеносных исследований, а это множество статей о княгине Зинаиде Александровне Волконской, вплоть до посещения знаменитой энциклопедии Брокгауза и Ефрона, у меня сложилась литературно-историческая гипотеза, которая была опубликована в журнале «МОЛОКО» в 2008 году, в майском выпуске.

Но княгиня всё же мне отомстила. Ведь известно, что угол падения равен углу отражения, что каждое наше суждение, обязательно получит свой бумеранг. И отмщение это пришло с публикаций в 2009 году дневника Долли Фикельмон. Жаль, что я не могла знать дату свадьбы падчерицы Бенкендорфа! В тот момент, когда моя княгиня Зинаида Александровна Волконская чаёвничала в молодой семье своего братца, от декабристского заговора остались только воспоминания, поскольку из дневника Долли Фикельмон ясно, что её кузина Елена Павловна Бибикова лишь в октябре 1831 года вступила в брак с братом Зинаиды Волконской. «16 октября. Неделю назад мы присутствовали на свадьбе Белосельского с Элен Бибиковой. Утром в Казанском соборе состоялась церемония перед множеством зрителей. Невеста была восхитительной – свежая, юная, грациозная. Она слишком мала ростом и чересчур миниатюрна чтобы её можно было назвать красавицей, но очаровательна, что ещё лучше. Он также маленький, не особенно красивый, но добрый малый, безумно влюблён в неё. Его семья с радостью и удовольствием приняла в свой дом эту милую и грациозную маленькую женщину…» (Долли Фикельмон. Дневник 1829-1837. Весь пушкинский Петербург. М., «Минувшее», 2009.)

Значит, не было тайной осведомительницы у Бенкендорфа в лице княгини Волконской! Ну и слава Богу! Но тогда остаётся другая, ещё более дерзкая версия, о том, что княгиня могла «выболтать» все секреты лично царю, во время романтических встреч. Хотя тут можно задать вполне резонный вопрос: так о чём же беседовали цари и их фаворитки в постели? Пусть нас это не касается. Декабристы разоблачили себя сами. Было достаточно осведомителей о готовящемся мятеже. Княгиня Волконская с 1824 года переехала в Москву на жительство (правда, это не исключает возможности её появления в Петербурге в период до декабря 1825 года). Но исследовательский азарт не остановишь только одним несовпадением даты, мысль, вдруг озарившая, просто так не уходит. Отказаться от неё очень трудно. И как утопающий хватается за соломинку, так и здесь приходится цепляться за каждую деталь.

И мысль эта – о том, что, ведя свою кипучую деятельность во славу России, имея тёплые чувства к царю, княгиня Волконская не могла не сообщать ему о тех «бунтарских» настроениях среди офицеров, которые посещали её салон. Называть её шпионкой, конечно, оснований нет, но уж осведомительницей, надо полагать, она была неплохой и весьма удобной.

Таким образом, главную интригу пушкинского посвящения Зинаиде Волконской можно рассматривать и как намёк на это обстоятельство. «Двойным увенчана венком» - говорит о двух ипостасях этой дамы: салонной - «царица муз и красоты» - и государственной – тайная осведомительница царя. Служащий Коллегии иностранных дел, поэт прекрасно умел анализировать факты.  

«1. В КОЛЛЕГИЮ ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ. 2 июня 1824 г. Из Одессы в Петербург. Всепресветлейший, державнейший, великий государь император Александр Павлович, самодержец всероссийский, государь всемилостивейший! Просит коллежский секретарь Александр Пушкин, а о чем тому следуют пункты: 1. Вступив в службу вашего императорского величества из Царскосельского лицея с чином коллежского секретаря в 1817 году, июня 17 дня, в Коллегии иностранных дел, продолжал оную в Санкт-Петербурге до 1820 году, потом волею вашего императорского величества откомандирован был к полномочному наместнику Бессарабской области. 2. Теперь по слабости здоровья, не имея возможности продолжать моего служения, всеподданнейше прошу 3. Дабы высочайшим вашего императорского величества указом повелело было сие мое прошение принять и меня вышеименованного от службы уволить. 4. Всемилостивейший государь, прошу ваше императорское величество о сем моем прошении решение учинить. Июня 2 дня 1824 года, Одесса. К подаче подлежит через новороссийского генерал-губернатора и полномочного наместника Бессарабской области в Государственную коллегию иностранных дел. Сие прошение сочинял и писал коллежский секретарь Александр Сергеев сын Пушкин.» (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979. Т. 10. Письма. — 1979).  Прошение снимает сразу все сомнения о том, где служил поэт, и сколько времени это продолжалось.

Мне могут возразить и вполне законно, что этого не может быть. Что Пушкину нечего было делать, кроме как разбирать бумаги об осведомителях в течение своей семилетней службы в Коллегии. Но почему бы и нет? Нельзя исключить, что он имел доступ к персональным досье и архивным материалам. Нельзя исключать и то, что полученные навыки работы в этом государственном органе, отложили свой отпечаток на его методологии, привычку осмысливать факты.

Отношение поэта к княгине Волконской вполне подтверждает и брошенная вскользь им такая фраза в письме к П.А. Вяземскому, написанном в конце января 1829 года: «Я в Петербурге с неделю, не больше… Нашёл здесь всё общество в волнении удивительном. Веселятся до упаду, в стойку, т.е. на раутах, которые входят здесь в большую моду. Давно бы нам догадаться: мы сотворены для раутов, ибо в них не нужно ни ума, ни весёлости, ни общего разговора, ни политики, ни литературы… С моей стороны, я от раутов в восхищении и отдыхаю от проклятых обедов Зинаиды. (Дай бог ей ни дна ни покрышки; т.е. ни Италии, ни графа Риччи!)». (Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1977—1979. Т. 10. Письма. — 1979.

Известно, что граф Риччи стал очередным тайным «мужем» княгини. Отсюда и комментарии некоторых исследователей о непристойности, которую поэт отпустил в её адрес: Италия, куда она так стремилась уехать, – «дно», новый любовник – «покрышка». Пушкин даже в «непристойностях» был гениален!

Жизнь невозможно выстроить из одних только логических цепочек, много в ней алогичного и не поддающегося никаким догадкам и домыслам. Но уже давно все знают, что ничего случайного в жизни не бывает. Можно все «нюансы», до которых «докапываются» исследователи, отнести к разряду предположений. Наше предположение о характере второго венка княгини Волконской имеет свои основания быть. И оно не случайно!

 

 

 

 

РУССКИЙ ЛИТЕРАТУРНЫЙ ЖУРНАЛ



МОЛОКО

Гл. редактор журнала "МОЛОКО"

Лидия Сычева

Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев