Александр ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ
         > НА ГЛАВНУЮ > РУССКОЕ ПОЛЕ > РУССКАЯ ЖИЗНЬ


Александр ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ

 

© "РУССКАЯ ЖИЗНЬ"



К читателю
Авторы
Архив 2002
Архив 2003
Архив 2004
Архив 2005
Архив 2006
Архив 2007
Архив 2008
Архив 2009
Архив 2010
Архив 2011


Редакционный совет

Ирина АРЗАМАСЦЕВА
Юрий КОЗЛОВ
Вячеслав КУПРИЯНОВ
Константин МАМАЕВ
Ирина МЕДВЕДЕВА
Владимир МИКУШЕВИЧ
Алексей МОКРОУСОВ
Татьяна НАБАТНИКОВА
Владислав ОТРОШЕНКО
Виктор ПОСОШКОВ
Маргарита СОСНИЦКАЯ
Юрий СТЕПАНОВ
Олег ШИШКИН
Татьяна ШИШОВА
Лев ЯКОВЛЕВ

"РУССКАЯ ЖИЗНЬ"
"МОЛОКО"
СЛАВЯНСТВО
"ПОЛДЕНЬ"
"ПАРУС"
"ПОДЪЕМ"
"БЕЛЬСКИЕ ПРОСТОРЫ"
ЖУРНАЛ "СЛОВО"
"ВЕСТНИК МСПС"
"ПОДВИГ"
"СИБИРСКИЕ ОГНИ"
РОМАН-ГАЗЕТА
ГАЗДАНОВ
ПЛАТОНОВ
ФЛОРЕНСКИЙ
НАУКА

Александр ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ

ПО ДОРОГЕ...

Обычно, когда мне плохо, я еду на дачу, в любое время года. Хоть дом у нас там и летний, но зимой даже лучше – ни родственников, ни соседей...

На сей раз мне было очень плохо, стоял январь, и я ехал на дачу в пригородной электричке. Народу было не много - не мало, в проходе никто не стоял, а места почти все были заняты, поэтому я и сел на первое свободное. Место, как ни странно, оказалось у окна. Слева от меня сидели две бабки. Одна толстая, другая тоже, но всё же поменьше. Напротив ещё одна бабка в тёплом платке и задрипанном пальто цвета магазинной свёклы, странный дед в хреновой ушанке и, совсем напротив, тоже у окна, мальчик лет шести-семи, вроде бы с дедом, держит в руках тряпичную сумку и на бегущую улицу смотрит. Ехать мне надо было минут тридцать, башка у меня болела, внутри всё ходуном ходило, дышать было нечем, и я решил уткнуть рожу в руки, то есть в ладони, и поспать, упершись локтями в колени, авось хоть малька полегчает. Не тут-то было...

– ...Жабы они страшны-ы, што ты... У нас в деревни ребятишки одну жабу прутиком дразнили. А она все раздувалась, раздувалась, ка-а-ак бросится на них. Хорошо – там была калиточка. Они за калитку заскочили. Так она на ней когтишами-то и повисла.

Я слегка оторвал голову от левой ладони и покосился на толстую бабку, та сидела-упивалась впечатлением, произведенным её рассказом на подругу в платке и свекольном пальтишке. Впрочем, в платках были все трое.

Переведя дух, бабка продолжала:

– А то ещё был у нас как-то случай. Мужичок один сохнет и сохнет, сохнет и сохнет. Ходил к врачу, в город ездил, чего ему только не говорили, как его только не лечили, а он всё сохнет и сохнет, сохнет и сохнет. А у нас в деревни живет одна бабка, она колдунья.

Последние слова толстуха произнесла, приглушив голос и наклонившись вперед к подружке.

– Да-а... – Значительно протянула бабка. – Она многое может. Вот мужичок и сходил к ней. Она на его посмотрела: «Ты, – говорит, – спал на покосе?» – «Спал». «Ты, –говорит, – на солнышке уснул, рот-то раскрыл, тебе туда змея и заползла», – «А что ж делать?» «А ты, – говорит, – возьми блюдечко земляники и подыши над ним». – Мужику блюдечко с земляничкой дали, он стал дышать, рот раскрыл, а змейка-то за земляникой и выглянула, тут её – раз – и поймали. Да-а-а...

Меня, вообще-то, и так мутило, а тут чувствую – сблюю, хотел в тамбур выйти. Оторвал лицо от ладоней, башку поднял, смотрю, дед, что напротив, весь извертелся. Голова у него как-то набок, он ею туда-сюда повертит, потом перестанет, и тупо вперёд смотрит, потом опять вертит. Тут заметил, что я голову поднял, хвать меня сразу за отворот пальто своею клешнею. Я посмотрел, она у него вся какая-то узластая, красная и шелушится с тыльной стороны на косточках пальцев. Дед мне говорит:

– Вы меня извините. Я смотрю, вот вы человек такой умный. Лицо у вас такое. Можно с вами немного поговорить?

Я вообще-то не удивился, ко мне часто люди на улице подходят, и русские, и иностранцы. Видать и вправду у меня рожа такая. Отвечаю вежливо со вздохом:

– Можно.

Он опять:

– Вы меня извините, не подумайте чего-нибудь такого...

– Да нет, говорю, что вы...

– То, что она сейчас говорила, продолжает дед, это, я вам скажу, ерунда такая...

Я согласно киваю.

– А вот я вам сейчас расскажу такое, только вы не подумайте, что я там...

И выжидающе на меня смотрит.

Я плечами пожал, мол, чего там, молчу тоже. Он вдруг говорит:

– Выпить хотите?

Не сказать, чтобы меня и это удивило, выпить мне тоже не раз предлагали, и совсем посторонние люди, видать, моя рожа и тут располагает. Опять пожал плечами, а вообще-то надо. Я ведь накануне нажрался, до часу был в ментовке, потом домой пешком возвращался. И до сих пор непохмеленный. Да только, думаю, сейчас дед из кармана такой шмурдяк достанет, мне с него станет только хуже. Дед руку за пазуху сунул и достаёт оттуда, я чуть не ахнул, непочатый пузырь «Смирновской». А на самого-то смотреть жалко. Пальто, разве что не лохмотья. На ногах ботинки - не ботинки, какая-то рухлядь, шапка, я уже говорил, ушанка, он в ней, небось, воевал в сорок первом. От «Смирновской» я не отказался.

Короче, по полстакана засадили. Стакана, вернее, не было, я из горла струячил, ну и дед, само собой, тоже.

Дед говорит:

– Давайте в тамбур выйдем, покурим.

Я согласился. Он сказал мальчишке:

– Мишаня, подожди, я скоро, только вот покурю с дядей, – и мы отправились в тамбур. Там дед к стенке прислонился, тычет мне под нос пачку, опять угощает. Ни хрена себе, смотрю, – «Кэмел». Я сигаретку взял, прикурили, и дед свой рассказ продолжил, но мне уже стало легче, так что я мог и послушать. Тем более что бутылку он тоже прихватил с собою.

– Мы с Мишаней вдвоём живем. Дочь-то моя два года как погибла. На такси под трейлер влетела. Гололёд. Оба, и шофер, и она, насмерть. Вот Мишаня со мной и остался. А отца у него ну это как нету. Да-а, вот мы с ним и зажили. Ну, я сначала запил, а потом, что? – кормить-то парня надо, стал искать работу. Пенсия у меня никакая, за квартиру тоже платить надо, хоть и однокомнатная. А кому я, простите, ну мы, мужики, на хрен нужен. Туда, сюда... Чего делать, не знаю. Все вещи от дочери продал. Один диван да стол остались. Ну и там стулья, табуретки. А Мишане на следующий год в школу. Я чего делать – не знаю. Да вы ещё пейте, пейте.

Мне как-то стало неудобно. Дед нищий, а я, здоровый мужик, пью его водку, курю сигареты. Но он мне бутылку чуть ли не в рот всунул. Короче, ещё я с ним выпил, дед тоже, и продолжил:

– В общем не нашёл я работы. Взял Мишаню, встали мы у нас в переходе, ну, под землею, под Ленинградским. Подают мало, милиция гоняет! – Дед в сердцах махнул рукой. – Только на еду едва хватает да за квартиру. Мишане, считай, ничего не остаётся. Я-то как думал – мне уже ничего не надо, на пенсию жить буду, а что соберём – Мишане. А тут у него ботиночек нету. Не могу купить, не на что, нету денег.

Так простояли мы с ним три недели. Я не пил ничего, вот, поверите ли – ни капли. Всё хотел Мишане. Но сил больше нету.

Дед сокрушенно вздохнул, покивал ушанкой с пятнышком от былой звезды и приложился к «Смирновской». Я тоже.

– В общем, вчера стояли, стояли. Сил больше нету. Пошёл, купил бутылку, сел прямо в переходе, из горлышка пью и плачу. А мимо идут люди, и нет им до меня дела... Вдруг ко мне одна старушка завернула, подошла, к уху наклонилась...

Дед тоже наклонился ко мне и для удобства и конфиденциальности привлёк меня к себе уже опробованным приемом, за отворот пальто.

– Я её не разглядел даже, не до того было. А она мне: «Не там стоишь, старый. Иди в метро со своим Мишаней, встань у стены под колосья златые, там, где дуб стоит и звезда горит, а пятнадцать братьев по ветвям висят. Сыт, обут будешь, Мишаню вырастишь, вернётся тебе – чего и не было». Сказала и пошла дальше. А до меня доходит: «Откуда ж она про Мишаню-то знает, ну, что Мишаня он? Откуда?» – Меня, прям, как громом ударило.

– Молнией, – поправил я и заметил, что язык у меня заплетаться начал, на старые дрожжи повело.

– Как громом, – повторил дед, оставив мою правку без внимания. – Откуда ж? – И глупо развел руки, не выпуская горлышка «Смирновской». Так постоял мгновение с изумлённым лицом и продолжил:

– Я подумал тогда: «Права бабка, надо в метро идти». Я и сам раньше хотел, да всё боялся. А тут чего ж? Денег всё равно ж нету. Надо идти, народу-то там больше. Взял Мишаню, хлебнул ещё для храбрости, – пошли.

Особенно я не помню, где мы там с ним вчера были. По разным станциям ходили, в переходах стояли. Нас и милиция гоняла и цыгане, но денег собрали. Понемногу накидали нам полную сумку. Но мы ж не евши, а я и пивши. Мишаню сморило.

Станция – не помню какая. Но на стене Кремль красивый, и перед ним стеной колосья, и точно, как бабка говорила, из Кремля растет дуб, а на ветвях висят братья. Красиво. Там подле такая оградка.

Дед отмерил высоту, очертив рукой кривую ниже колена.

– Ну, такой парапетик. Мишаня-то к нему прислонился и задремал. Во-от. И я подле... Открываю глаза – сумки нету. Я туда, сюда – нету. Кто ж, думаю, какая сука нас обокрала, старика с младенцем! Ах, мать вашу, думаю, цыгане! Недаром они рядом крутились. И тут я обессилил... Сел на эту оградку, ну, на парапетик, вот так же, как вы давеча сидели, и заплакал...

Мишаня меня утешает: «Деда, не надо... Не надо». Он у меня добрый. Как дочка. Пальчиками по щеке гладит. Я голову поднял, прямо напротив, через всю станцию, лестница, ну, чудесница.

– Эскал-латор, – с трудом выговорил я. Дед кивнул ушанкой.

– Справа переход. Отовсюду идут люди, валят толпами. И никому нет до нас с внуком никакого дела. Все чужие. И вдруг из толпы – один, знакомый, родной. И прямо к нам. Подходит. Я встал. Он мне руку на плечо положил: «Сидите, товаищ, – и дальше, – товаищ, это ваша сумка?»  – И сумочку тянет, ну ту, что украли или пропала, та, что сейчас у Мишани. Ну, вы видали. Я говорю: «Наша». А он: «Возьмите, товаищ, и больше не теяйте».

Плечо мне пожал ласково, улыбнулся и пошёл. Быстро так. Стремительно. Почти побежал к переходу. Я, как опомнился, в сумку глянул, и опять сел на парапетик. Мишаня: «Деда, тебе плохо?» А я опять плачу, сказать ничего не могу...  В сумке... Одна валюта.

Дед опять притянул меня к себе:

– Шешсот шешдесят шешть тыщь! – выдохнул он мне в ухо. – Одни доллары! Нам с Мишкой теперь по гроб жизни хватит...

– А знаешь, кто это был? – дед от волнения перешел «на ты» и заглядывал мне в глаза, приблизившись чуть ли не вплотную. – Знаешь?

– Ну? – спросил я, чтобы помочь ему сдвинуться с точки.

– Это был Он? Понял? И лицо, и говор, и походка, и даже кепка. Это Он. Точно Он. Понял?

Дед стоял, глядя мне в лицо. Я молчал, чего тут скажешь? Сегодня это был уже третий рассказ, который я услышал. Ну, что поделать, от такой жизни и у молодых крыша едет.

В тамбуре появился мальчик с сумкой:

– Деда, ты где пропал?

– Мишаня, что же ты встал, – засуетился дед, – займут же место. Нам же ещё ехать.

Тут поезд остановился, двери раскрылись.

– «Перхушково», – обьявил глухой голос машиниста, – далее до «Голицыно» поезд проследует без остановок.

Моя станция. Быстро махнув деду рукой и подмигнув Мишане, я двинулся в двери.

– Погодите, – дед схватил меня за рукав и сунул в ладонь недопитую бутылку, а затем, не выпуская рукава, сунул мне что-то в карман, я понял – недокуренный «Кэмел».

– Не надо, – начал было я, – но двери стали закрываться, дед вытолкнул меня на перрон, и поезд уехал. В выбитом тамбурном окошке уносилась его улыбающаяся рожа и махавшая мне красная узловатая рука. Отхлебнув из бутылки, я пошёл на автобус.

Что было потом? Не очень-то помню. Провалы у меня бывают. По-моему, я купил на последние пива. Очнулся на даче. Лежу в пальто на диване. И, слава Богу, что в пальто, в комнате холод, не натоплено, а на дворе январь всё же. На столе пустая бутылка «Смирновской». Я тут вспомнил про «Кэмел», руку в карман за сигаретами сунул, а там шестьсот шестьдесят шесть грина, на шесть больше, чем я был в тот момент должен. Так я на эти шесть ещё выпил.

 

Внимание героя рассказа в пригородной электричке привлек мальчик, который держал в руках тряпичную сумку. Обычно же внимание мужвин в транспорте привлекают красивые женщины в хорошей одежде и с качественными вещами. Девушки с кожаными сумками в Киеве должны привлекать внимание представителей противоположного пола. Вы спросите: где же всять такую сумочку, например, моби? Выбрать и купить ее можно в интернет-магазине женских кожаных сумок, по супер-цене. Там вы увидите уникальные модели в Украине. Там можно купить женскую кожану сумку с бесплатной доставкой по Киеву и Украине.

 

 

 

РУССКАЯ ЖИЗНЬ



Русское поле

WEB-редактор Вячеслав Румянцев